Возглавил патруль полковник Джим, я вызвался сопровождать его в головной машине. Замбиец Джордж и пакистанец Ризви ехали во второй машине, кроме того, нас сопровождал вооруженный эскорт кенийцев.
Чтобы обеспечить спокойный проезд через блокпосты, мы взяли с собой двух командиров повстанцев: подполковника Альфреда Джимми и полковника Шерифа. Оба были хорошо образованными, прагматичными людьми, верившими в благотворность мирного процесса, — в дальнейшем они собирались заняться политикой. Впрочем, звания свои Джимми и Шериф заслужили в боях, а не в политической борьбе. Продвигаясь к Коно, мы проезжали по местам боев, в которых они принимали участие как командиры. Мрачная представилась нам картина. Многие из погибших так и лежали там, где их убили, скелеты дочиста обглодали стервятники. Некоторые были обезглавлены — черепа их красовались на воткнутых поблизости кольях. Я спросил Шерифа, отрубали ли им головы еще живым или уже после смерти.
— Когда как, — ответил он и продолжал: — Видите то бревно? Мы перегородили дорогу, чтобы бронемашины не проехали. А когда нигерийские солдаты вылезли, чтобы убрать его, мы обстреляли их из гранатомета и добили из пулемета вон из тех зарослей. Это их головы торчат на столбах!
Мы перешли к теме людоедства. Шериф сказал, что многие бойцы верят: если съесть сердце сильного мужчины, сила его перейдет к тебе. Сам он подобных предрассудков не разделяет, однако считает, что людоедство позволяет сплотить людей и поднять их моральный дух.
Я поинтересовался, по возможности бесстрастно:
— А вам, Шериф, тоже случалось есть человечину?
— Да.
— Правда, что человечина напоминает свинину?
— Не знаю, — ответил он. — Я же мусульманин.
Я спросил у Шерифа, как он оказался среди повстанцев. Он ответил, что, окончив в 1987 году (в один год со мной) школу, начал было учиться во Фритауне на юриста. Однако в 1990-м он стал свидетелем ужасного события. Его отец, полицейский, во время попытки вооруженного переворота находился при исполнении обязанностей. Шериф видел, как мятежные солдаты выкололи его отцу глаза и залили в глазницы аккумуляторную кислоту. И Шериф присоединился к ОРФ. Я начал понимать, насколько трудно будет разорвать круг насилия.
Шериф превратился в жестокого головореза, но все еще был способен на проявления доброты — я видел однажды, как он отдал свой завтрак голодному нищему. Общаться с ним мне было довольно легко, я только гадал, каким бы я стал, проживи я такую жизнь, как он.
Разоружаем повстанцев
На протяжении первых восьмидесяти километров дежурившие на блокпостах повстанцы узнавали Шерифа и Джимми и пропускали нас сразу. Однако, когда мы отъехали подальше и их перестали с ходу узнавать, оба сильно занервничали. Теперь переговоры, которые они вели на каждом из блокпостов, становились все более продолжительными.
Когда нас остановили снова, до Коно оставалось всего восемь километров. Командира этого блокпоста звали майор Психо, а лет ему было всего пятнадцать. Я помню его красный берет с пулевыми пробоинами на каждом виске. Кенийскому эскорту пришлось остаться на блокпосту, а меня с Джимом «пригласили» заглянуть в ближнюю деревню. Там мы услышали, что сегодня в Коно проехать будет нельзя и что нам придется заночевать здесь. Поскольку атмосфера вокруг нас все более накалялась, мне вовсе не улыбалось провести ночь в этой деревне. Джим согласился со мной, но Психо отказывался отпускать нас. Даже Шериф с Джимми и те были напуганы.
На блокпосту кенийцы вели переговоры. Они убедили повстанцев в том, что «двое белых и сами не знают, что делают, но люди они безвредные», однако выбраться из деревни мы смогли лишь после трудных трехчасовых переговоров.
Мы с Джимом признали, что забрались слишком далеко. И поехали по ночным дорогам обратно в Макени, так и не увидев Коно. А прежде чем нам удалось предпринять вторую попытку, соглашение о прекращении огня было приостановлено.
Вторая наша задача состояла в том, чтобы присматривать за процессом разоружения, когда, или скорее если, он начнется. Какое-то время ОРФ тянула канитель, более или менее соблюдая договоренность о прекращении огня, что позволяло работать на их территории службам гуманитарной помощи, и все же отказывалась сдавать какое бы то ни было оружие. Однако медленный прогресс все же имел место. Команда экспертов из Министерства международного развития (ММР) Соединенного Королевства добилась от командования ОРФ разрешения начать на его территории строительство некоторого числа лагерей для разоружившихся повстанцев. Ближайший к нам находился в пятнадцати километрах от Макени. Предполагалось, что бойцы ОРФ, разоружившись, станут жить в этих лагерях. Их будут кормить, оказывать им медицинскую помощь, выдадут им по триста долларов и обучат основам какого-нибудь ремесла. К началу апреля возведение первых «лагерей разоружения, демобилизации и реинтеграции» было практически завершено.
В других частях страны процесс разоружения шел хорошо, и это позволяло нам посещать некоторые команды военных наблюдателей, чтобы посмотреть, с какими трудностями они сталкиваются. Трудностей хватало. Одна из основных проблем состояла в том, чтобы установить, кто действительно принадлежит к числу комбатантов — людей, принимавших участие в боевых действиях. Для того чтобы тебя сочли экс-комбатантом, ты должен иметь на руках оружие. К примеру, ООН не считает тебя комбатантом, если ты пришел «разоружаться», имея при себе всего лишь ручную гранату. И не считает потому, что гранату ты мог купить на черном рынке за десять долларов, а сдав ее, получить триста. Одна женщина, попытавшаяся проделать такой фокус, кончила очень плохо. Услышав, что трехсот долларов ей не дадут, она выдернула из гранаты чеку.
Вблизи Макени находилось около двух тысяч бойцов-повстанцев и, быть может, еще десять тысяч во всей зоне нашей ответственности. Нас предупреждали, что мы можем столкнуться с бойцами детского возраста, однако реальная встреча с ними стала для нас потрясением. По моим прикидкам, средний возраст бойцов ОРФ составлял в Макени двенадцать-тринадцать лет. Некоторые были еще моложе.
Взаимодействие с детьми-солдатами было делом сложным — и в моральном, и в практическом отношении. С одной стороны, ты понимал, что это дети и что в своих прегрешениях они на самом деле не виноваты. С другой стороны, само их неведение относительно того, что представляет собой общечеловеческая мораль, делало их особенно опасными, а командиры повстанцев усердно это использовали. Вербовка бойцов в ОРФ была жестокой, но эффективной. Типичный метод состоял в том, чтобы просто напасть на деревню, перебить или перекалечить взрослых и силком увести с собой детей. Для обеспечения лояльности новых рекрутов ОРФ насильно заставлял их принимать наркотики или совершать жестокости в отношении их же собственных родных. А когда они превращались в сирот, ОРФ заменял им семью.
Спустя какое-то время становилось уже трудно относиться к детям-солдатам иначе как к маленьким дикарям, лишенным представления о хорошем и дурном. При этом они имели при себе оружие и были, как правило, «забалдевшими» от марихуаны, героина или пальмового вина, а нередко и от всего этого сразу.
Проведя первый месяц в нашей команде, я по электронной почте отправил домой письмо. Не желая тревожить своих близких, я постарался сосредоточиться на более светлых сторонах жизни среди повстанцев ОРФ.
20 февраля 2000 года
Здесь жарко, но все идет хорошо. Я прикомандирован к миссии военных наблюдателей ООН, находящейся в городе Макени, это в 150 километрах к северо-востоку от Фритауна. Как всегда, во время предварительных инструктажей опасность была преувеличена. Правда, вокруг нас множество людей, число конечностей у которых несколько меньше положенного, а территория эта контролируется Объединенным революционным фронтом.
Средний возраст бойцов ОРФ — подростковый. Все немного смахивает на «Повелителя мух». Повышение в звании становится результатом успешных боевых действий (убийств) — при этом я еще не встречал никого, кто носил бы звание ниже капитанского. Вообще говоря, пока ты ведешь себя с ними твердо, ты можешь идти куда угодно и делать что угодно, однако (простите, если я начинаю смахивать на пожилого брюзгу) они настолько накачаны наркотиками и в целом малоразвиты, что зачастую не ведают и собственных имен, не говоря уж о познаниях насчет происходящего в их стране мирного процесса. Солдаты ОРФ — рабы моды. Солнечные очки и стрижка ежиком — это всенепременно, а вот насчет любимой одежды не уверен — пока мне кажется, что наиболее популярна здесь футболка с портретом Леонардо ди Каприо.
Предполагается, что здесь идет процесс разоружения, демобилизации и реинтеграции. Командование ОРФ уверяет, что поддерживает РДР, однако не подкрепляет своих слов действиями. Это огорчительно, поскольку простые люди искренне желают мира. Ожидания велики, и каждый день, проходящий без РДР, — это новый шаг к возобновлению насилия. Солдаты ОРФ жалованья не получают. Единственное их вознаграждение — это военная добыча, так что, возможно, срок нашего пребывания здесь скоро истечет.
Поскольку РДР, за которым мы могли бы наблюдать, не существует, мы коротаем время за патрулированием да общаемся с местными жителями — мое мастерство по части фрисби все возрастает. Местные мальчишки прозвали меня Мистер Вы Готовы. Они здорово навострились приносить мне брошенный диск. Время от времени я бросаю его в толпу ребят («Вы готовы, ребята?» — отсюда и прозвище). Как правило, они кидаются врассыпную, топча упавших, однако игра им, похоже, нравится, особенно если диск попадает кому-нибудь в лицо.
В коллегах состоят у меня люди самые разные: есть превосходные, есть милые, но бестолковые, а есть и ленивые, жадные до денег ублюдки, которые находятся здесь лишь по одной причине — финансовой. ООН выдает нам щедрое «пособие для поддержки миссии» (= деньги). Говорят, что парни из беднейших стран за день получают от ООН больше, чем получали за месяц от своих правительств. Официальным языком ООН является здесь английский, но, что еще важнее, это единственный общий для всех повстанцев язык. Большинство моих коллег вполне прилично говорят по-английски, однако сочетание дурного качества радиосвязи с бюрократическим уровнем написания отчетов означает, что здесь большой спрос именно на британцев.
Еда тут однообразная, однако достаточно здоровая, возможностей для развлечений более чем хватает. Сегодня вечером мы отправляемся на местную «дискотеку», чтобы посмотреть по спутниковому ТВ футбольный матч (финал Африканского кубка наций), — нас пригласил в качестве гостей бригадир ОРФ (это либерийский наемник, питающий слабость к Джорджу Уи, который играет за «Челси», так что я беседую с ним о футболе, не о политике). В прошлом году он захватил во Фритауне телевидение и электрогенератор. ОРФ стоит на стороне Нигерии. Как это ни странно, многие повстанцы носят мундиры нигерийских солдат, которых они убили в ходе гражданской войны, похоже, однако, что двойные стандарты их не смущают…
Еще у нас есть обезьянка по имени Оскар, мы выкупили ее у местных мальчишек. Мы думали, что Оскар от нас сбежит, однако пока он живет на дереве у дома и время от времени нас навещает.
Со связью здесь плохо — контакт с внешним миром по спутниковому телефону обходится по шесть долларов за минуту. Надеюсь, письмо до вас дойдет, пошлите и вы мне E-mail, рано или поздно я смогу его прочитать.
С любовью, Фил
