после полуночи Трубридж повел 1-ю эскадру крейсеров на перехват к мысу Матапан. В

2.45 флаг-капитан Фосетт Рэй спросил Трубриджа, собирается ли он атаковать "Гебен"?

"Да", — ответил адмирал и объяснил свое невыполнение приказа Адмиралтейства "не

вступать в бой с превосходящими силами" так: "Я знаю, что поступаю неправильно, но не

могу опозорить имя Средиземноморской эскадры". Через 45 минут Рэй сказал адмиралу,

что не видит шансов на успех в предстоящем бою с таким мощным противником. "Я

тоже", — ответил адмирал. Тогда Рэй добавил: "Я не вижу, что мы можем сделать, сэр.

"Гебен" может кружить вокруг нас, держа эскадру под обстрелом, а сам находясь вне

пределов досягаемости наших орудий. Это будет самоубийство эскадры". "Я не могу

отвернуть, подумайте о моей чести", — возразил Трубридж. "Что может изменить ваша

честь в сложившейся ситуации, сэр? На карту поставлено благополучие нашей страны",

— убеждал Рэй. Это был довод, определивший судьбы целых наций, хотя связывать судьбу

Великобритании с судьбой 4 устаревших броненосных крейсеров было слишком смело.

Через 10 минут, в 3.55, когда 1-я эскадра крейсеров находилась возле Занте и в 70 милях

от "Гебена", Трубридж прекратил преследование. Рэй так прокомментировал его

решение: "Это самый отважный поступок в вашей жизни". Но адмирал плакал, уже

наполовину осознав, что позволил убедить себя совершить самую страшную ошибку в

своей жизни.

Теперь все зависело от "Глостера", который неутомимо преследовал врага. Сразу после

полудня Говард Келли принял отважное решение навязать бой "Бреслау", чтобы

притормозить бегство "Гебена". Он плюнул на приказ Милна, требовавший "держаться за

кормой и избегать столкновений", и в 13.35 открыл огонь с дистанции 11500 ярдов.

"Бреслау" начал отвечать. Немцы были убеждены, что стреляли отлично и нанесли

"Глостеру" повреждения. Они даже видели черный дым, поднимающийся над палубой

английского крейсера. Как и надеялся Келли, "Гебен" немедленно повернул назад, чтобы

отогнать его огнем 280-мм орудий. В 13.47 перестрелка прекратилась. Чуть позднее

Келли снова сделал вид, что ему неизвестен запрет Милна заходить к востоку от мыса

Матапан, если это не позволяют запасы угля. Но, к величайшему своему разочарованию, в

16.40 капитану "Глостера" все-таки пришлось прекратить преследование, так как топлива

действительно оставалось мало.

Милн, тем временем, привел свои 2 линейных крейсера на Мальту для заправки углем.

Зная по опыту Кеннеди, что ему потребуется вся скорость до последнего узла, он не

собирался бросаться вдогонку за Сушоном, пока не примет уголь. Поэтому лишь 8 августа

в 0,30 эскадра покинула Мальту. Спустя 14 часов, когда Мили был на полпути к Матапану,

судьба сыграла с ним скверную шутку. Клерк Адмиралтейства, вернувшись с ленча,

увидел на конторке соседа пачку телеграмм, подготовленных для отправки. Предположив,

что их случайно позабыли, клерк отправил все. Одна была адресована Милну: "Начать

боевые действия против Австрии". Снова Мили повернул линейные крейсера на север для

помощи Трубриджу в действиях против австрийского флота. Прошло 4 часа, прежде чем

он сообразил, что это была ложная тревога. Но поскольку Адмиралтейство предупредило,

что ситуация с Австрией остается критической, Милн не изменил своего решения. Только

на следующий день 9 августа в 12.30 в Адмиралтействе разобрались, что происходит, и

передали сигнал: "Войны с Австрией нет. Преследуйте "Гебен".

Но 24 драгоценных часа были потеряны. 9 августа в 5.32 "Гебен" бросил якорь в

пустынной бухте на восточном берегу острова Денуза. Вскоре туда же пришел "Бреслау".

Лишь в 15.45 прибыл угольщик "Богадир". Началась погрузка угля, которая длилась всю

ночь. Германские корабли двинулись дальше только 10 августа в 5.45. Как раз в этот день

линейные крейсера Милна вошли в Эгейское море, и стало ясно: не задержись они для

бункеровки на Мальте, либо не отреагируй на ложную тревогу, они захватили бы "Гебен"

и "Бреслау" у Денузы. В полдень 11 августа Милн находился в 40 милях к северу от этого

острова, когда получил разочаровывающее известие, что корабли Сушона еще в 17.00

накануне вошли в Дарданеллы. В последний момент германский адмирал засомневался в

приеме, который его ожидал. Последняя радиограмма из Берлина гласила: "Чрезвычайно

важно, чтобы "Гебен" как можно скорее вошел в Дарданеллы". За ней последовала

радиограмма от фон Сандерса, которую 10 августа в 13.00 передал все тот же "Генерал":

"Входите, требуйте капитуляции крепости и берите на борт лоцмана для

прохождения минных полей".

Поэтому Сушон подходил к мысу Хеллес с дурными предчувствиями, корабли были

подготовлены к бою. Но стрельба с фортов так и не началась. Подошел турецкий

дозорный катер, который провел немцев через узости в Мраморное море. В 19.35

германские корабли стали на якорь возле Чанака. После наступления темноты в

Дарданеллы проскочил и удачливый "Генерал". И когда на следующий день Милн послал

"Веймут" к Дарданеллам, чтобы напомнить нейтральной Турции, что корабли воюющей

страны могут находиться в порту только 24 часа, капитан 1 ранга С. Р. Друри-Лоу к

величайшему своему изумлению узнал, что "Гебен" и "Бреслау" "проданы" Турции. 16

августа на них был поднят флаг с полумесяцем.

Плачевные последствия прибытия "Гебена" в Константинополь сразу стали ясны всем,

кроме лордов Адмиралтейства. Министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард

Грей телеграфировал в Каир: "Это означает, что Турция присоединилась к Германии и,

возможно, бросится на Египет".

Но Адмиралтейство думало иначе. Британский официоз "Нэйвал энд милитари рекорд"

писал:

"С тех пор, как строятся корабли, ни одно военное событие не было столь

неожиданным, как бегство "Гебена" и его маленького спутника "Бреслау".

При одном виде легкого крейсера "Глостер" германские корабли удрали

под прикрытие Дарданелл. Чем бы ни кончилась война, это событие

навсегда останется непонятным. Маловероятно, чтобы германский Морской

Генеральный Штаб выступил, наконец, с разъяснениями и признался

германскому народу в бесславном жребии, выпавшем на долю обоих

кораблей в Средиземном море".

Вскоре и само Адмиралтейство заявило: "Распоряжения адмирала Милна и расположение

сил, принятое им по отношению к германским крейсерам "Гебен" и "Бреслау",

тщательно проверены Адмиралтейством, в результате чего лорды Адмиралтейства во всех

отношениях одобрили принятые меры". Когда 12 августа Австро-Венгрия окончательно

взяла сторону Тройственного Союза, Милн решил, что Сушон все-таки попытается

прорваться в Адриатику. Поэтому он оставил 2 линейных крейсера в бухте Бесика, а сам

на "Инфлексибле" отправился в Англию во исполнение соглашения с Лапейрером,

который должен был стать главнокомандующим морскими силами на Средиземном море,

но уступал в чине Милну. Когда Милн прибыл в Лондон, Черчилль и Баттенберг были

вполне удовлетворены его объяснениями. 30 августа они формально одобрили его

"диспозицию и действия", а потом сделали благодушное заявление, что он полностью

преуспел в "решении главной задачи — помешать немцам сорвать перевозку французских