Когда мы в процессе созерцания проходим через разные формы материи, мы видим, что они становятся все ярче и ярче. Наконец, мы приходим к возвышенной субстанции, которую нельзя увидеть или взвесить. Она движется со скоростью двенадцать миллионов миль в минуту и может обогнуть земной шар за одну восьмую часть секунды. При мысли об этом, мы поражаемся и испытываем изумление. Но даже эта субстанция — не последнее звено в цепи. Мы вынуждены идти дальше, до тех пор, пока не дойдем до самой тонкой и сияющей субстанции во всем бытии. Эта субстанция обладает атрибутами, внутренне присущими самостоятельному движению и живой силе, от которой получают свой импульс все остальные движения и силы во Вселенной. Это — Бесконечный Разум. Он обладает воплощенной формой и является живым существом. Бесконечный Разум вступает в контакт с электричеством, придает ему движение и вооружает его силой. Он заставляет двигаться вселенную и отвечает за многочисленные проявления сил природы.
Все движения, от вращения небесных тел до падения листьев, берут свое начало в Вечном Разуме и совершаются Им при помощи электричества. Таким образом, Разум есть абсолютное совершенство всех субстанций бытия. Он обладает самостоятельным движением как своим высшим атрибутом. В этом качестве, он полностью противоположен другим субстанциям, которые, сами по себе, являются неподвижными. Разум или дух контролирует все. Разум является непроницаемым, невидимым и вечным.
Глава 22
Наука
По своей природе, наука является естественной. Она не может быть идеалистической, спиритуалистической, или материалистической. Наука стремится узнать факты и логические следствия, которые из них вытекают, заранее не отдавая предпочтения той или иной системе взглядов. «У науки не должно быть желаний или предрассудков. Главной ее целью должна быть истина», — утверждает Гроув.
Можно также привести высказывание Гексли:
«Современная наука наша дорогу в произведения наших лучших поэтов, и даже труженики пера неосознанно улавливают ее дух. Научные методы помогают им создавать свои лучшие работы. Я верю, что, благодаря действию науки, на наших глазах постепенно происходит великая интеллектуальная революция — более великая чем все, чего видел мир. Наука учит нас, что высшие доказательства, на которые мы можем полагаться — это наблюдение и эксперимент, а не авторитет, и что мы должны делать выводы о ценности свидетельств. Наука создает прочную и живую веру в существование неизменных моральных и физических законов. Возможно, что подчинение этим законам — высшая цель для каждого интеллектуального существа».
Франческо Реди не обременял себя спекулятивными рассуждениями. Он экспериментально атаковал конкретные примеры того, что считалось «спонтанным зарождением жизни». Вот что он утверждает:
«Я беру мертвых животных или куски мяса, и оставляю их на открытом воздухе в жаркую погоду. Через несколько дней, они уже кишат червями. Вы утверждаете, что их производит мертвая плоть. Но если я оставляю точно такое же мясо в плотно закрытом сосуде, там не появляется ни одного червяка, хотя мертвая субстанция разлагается точно таким же образом. Очевидно, что черви не возникают из-за разложения мяса. Причина их появления — нечто, чему не дает проникнуть крышка. Но крышка не закрывает доступ для воздуха или влаги. Нечто, о чем идет речь, должно существовать в форме твердых частиц — слишком больших, чтобы проникнуть через крышку. Я недолго оставался в недоумении по поводу того, что это за частицы. Привлеченные запахом мяса, мухи роятся возле закрытого сосуда. Они откладывают яйца, из которых немедленно появляются черви. Итак, мы приходим к неизбежному выводу: мясо не создает червей. Черви появляются из яиц, которые мухи переносят по воздуху».
Эти эксперименты выглядят по-детски простыми. Остается только удивляться, почему никто не подумал о них раньше. Будучи простыми, тем не менее, эти эксперименты достойны самого тщательного изучения. Все экспериментальные работы, проведенные на заданную тему, следовали модели, предложенной итальянским философом. Результаты его экспериментов были теми же самыми, независимо от природы материалов, которые он использовал. Не чудесно ли предположение Реди о том, что и в других случаях кажущегося зарождения жизни из мертвой материи, подлинное объяснение — это попадание живых микроорганизмов в мертвую материю извне. Таким образом, гипотеза о том, что живая материя появляется в результате действия ранее существовавшей живой материи, принимает определенную форму и получает право на существование.
Постоянным характером обладают не конкретные живые формы, но процесс, за счет которого и образуется космос. Формы имеют преходящий характер. Что касается животного мира, одна из самых характерных особенностей этого космического процесса — борьба за существование, соревнование всех со всеми. Результатом этой борьбы является отбор — то есть, выживание форм, наиболее приспособленных к условиям конкретного момента. Они выходят из борьбы победителями. Выживая, они доказывают свою приспособленность для выживания.
Несмотря на разнообразие, которое может присутствовать в организации, в жизни разума должны проявиться качества абсолютного единства. Несомненно, законы мышления остаются теми же самыми во всей Вселенной.
Мы можем продемонстрировать непрерывную шкалу постепенного физического развития органа мысли, от самого низшего животного до самого высшего человека. То же самое можно сказать о развитии психических и ментальных качеств. Ни морфология, ни химия, ни иная дисциплина не выявила существенного различия между мозгом людей и мозгом животных. Какими бы значительными ни были различия, они, в сущности, представляют собой разницу в степени. Этим объясняется неудача всех попыток ученых, даже в наше время, открыть характеристики или отличия, позволяющие человеку претендовать на особое место или особую классификацию в естественной истории.
Вот фрагмент выступления Уильяма Макдугла, профессора психологии из Гарварда, которое он произнес на заседании Британской ассоциации содействия прогрессу науки в Торонто:
«Тридцать или сорок лет тому назад, когда я только начал заниматься наукой, требовалось значительное моральное мужество, чтобы настаивать на том, что природа человека служит определенной цели. В то время, грандиозная волна научного материализма только что миновала свою высшую точку. Это были дни Спенсера и Гексли, Клиффорда и Тиндейла, Ланга и Вейсмана, Верворма и Бейна. Ученые описывали нам мир и все живое как одну громадную и детерминированную механическую систему. Казалось, что у человека лишь два выбора. С одной стороны — наука и универсальный механизм, с другой — гуманизм, религия, мистицизм и суеверия».
«Однако, наши представления изменились. Вселенная, которая прежде представлялась сферой чистой механики, с вечными и твердыми атомами и универсальным эластичным эфиром, сейчас представляется нам неразберихой и путаницей различных явлений, которые изменяются и исчезают, подобно фигурам в калейдоскопе. Атомы в прежнем понимании исчезли, мы свели материю к энергии. И ни один человек не может сказать, что представляет собой энергия, помимо того, что она дает возможность изменения и дальнейшей эволюции».
«В сфере психологии, механическая уверенность девятнадцатого столетия уходит, по мере того, как мы все полнее осознаем сложность живого организма и его способность к компенсации, саморегуляции, воспроизведению и ремонту».
«В сфере общей биологии, мы видим банкротство механического неодарвинизма перед лицом проблем эволюции, происхождения вариаций и мутаций, доминирования разума на позднейших стадиях эволюционного процесса, а также указания на целенаправленность развития жизни даже в низших формах. Виды обладают чудесной стойкостью в сочетании с пластичностью, преобладающей в сфере жизни, естественный аналог которой — целеустремленность решительной личности».
