— Он самый…
— Оформляйте тогда. А я на базу…
Он хлопнул дверью и уехал.
Жирные коты, долгое время стоявшие у власти, сидели теперь в закрытых помещениях. Иванов не сомневался, что дело будет доведено до конца. Ведь изъято большое количество наркотиков. По существу, обнаружен подпольный завод по производству «дури», а также сомнительных «аптечных лекарств». Данный факт получит общественную огласку. В его расследовании примет участие не только прокуратура, но и ФСБ. Главное сделано. Дело за малым.
Полковник Кожемякин приехал в Пригородный и с огромным трудом разыскал ветеринара. Тот жил на противоположном краю поселка. Еще большего труда стоило поднять его на ноги: труженик накануне сделал подряд несколько операций «владельцам скота» и был невменяем. Кажется, он пил больше, чем ветеринар из поселка Матросовка. Тот тоже не просыхал.
— Не могу, — куражился ветеринар. — Видишь, руки трясутся.
— Я уплачу…
— Не в этом дело! Как вы не понимаете?! — начинал огрызаться специалист. — Дело даже не в деньгах. Не могу!
Последнюю фразу он выкрикнул и потянул на себя дверь.
— А вот это ты видел? — Михалыч терял терпение. — Я пришибу тебя… ввиду крайней необходимости. Бери инструмент и выползай…
Кожемякин потянул из-за спины ствол «израильтянина». Холодное оружие он привязал к седлу, обвязав брезентом, чтобы не бросалось в глаза, а погоны с фуражкой положил в вещмешок.
Ветеринар только теперь заметил ствол глушителя. Весомый аргумент. Так бы сразу и сказали.
Оглядываясь на Михалыча, взял коробку и поспешил к выходу. Домашние у ветеринара вовсю спали.
— Где он у тебя? — спросил врач. — Ох он какой. Красавец. И что мы у него имеем?
— Пулевое ранение…
Врач приблизился к Резиденту.
— Придется завести в станок. Чтобы не лягнул…
Врач взял в руки поводья и, заведя лошадь в узкий деревянный проход из толстых жердей, задвинул позади толстой доской.
— Плесни-ка, — он протянул Михалычу бутылек и подставил руки. — Все равно его пить нельзя — только руки обрабатывать… — И обтер пальцы ватой.
Игла вошла рядом с пулевым отверстием. Потом еще несколько раз вокруг. Резидент лишь прядал ушами. Врач вводил обезболивающее средство.
Подождав с минуту, он приступил к операции. Вставив в отверстие пинцет с округлыми концами, он сразу нащупал пулю.
— Вот она. Теперь только бы не дрыгался. Надо ухватить. Держи его!
Михалыч положил на ладонь кусок сахара. Резидент взглянул на него и отвернулся. Не до сахара было ему. Кажется, он понимал, что с ним происходит. Нашли когда угощать.
— Понятливый. Тогда держи его за узду!
Михалыч держал коня одной рукой за пряжку, второй гладил по голове.
Ветеринар замер у груди животного.
— Вот она. Пошла. — И вынул из груди продолговатый кусочек металла. — В мышцах застрял. Сейчас обработаю и зашью.
Врач набрал в шприц какой-то раствор и вставил толстую тупую иглу в раневую поверхность. Из раны пошла жидкость.
— Теперь наложим шов, — рассуждал доктор, — затем повязку, чтобы мухи не донимали.
Он сшивал животному кожу, словно это был рогожный мешок. И руки у него не тряслись. Спать хотел, вот и отказывал.
— А теперь вот таким вот фертом. Придержи-ка! — он наложил на шов кусок бинта с пахучей мазью.
Михалыч придавил его пальцами. Ветеринар оторвал кусок скотча и прижал вместе с бинтом к коже.
— Отличная вещь, должен сказать, — пояснил он. — Захочет оторвать — не оторвет. Даже если чесаться надумает… об забор. Знаю я этого брата…
Врач выдвинул доску: забирай скотину. И посмотрел на часы: полчаса прошло всего. И тут заметил на рукаве у Михалыча запекшуюся кровь.
— Извини. С людьми я не работаю. Но посмотреть могу… Повязку наложить необходимо, чтобы рану не инфицировать.
Намазал руку белым веществом, разорвал стерильный бинт и замотал рану.
— Навылет ранение. До свадьбы, должно быть, заживет. Но показаться в больницу обязательно. Где тебя?
— Читай газеты. Скоро напишут… И не переживай. Не бандит я. Могу предъявить удостоверение.
— Верю… — сказал врач, косясь на автомат.
Михалыч вынул из кармана деньги: сколько за услуги? Врач задумался. Интересный вопрос, сколько… Взять мало — себя обидишь. Взять много — откажут или обидятся и будут потом вспоминать нехорошими словами. Вот если бутылку распить… на троих? В самый раз будет. Тем более что со вчерашнего и впрямь томительно что-то.
— Кто третий-то будет? — изумился Михалыч.
— А хотя бы вот этот… — усмехнулся врач и показал в сторону Резидента. — Разве не может быть он третьим? Тоже ведь живая душа…
Кожемякин сунул руку в вещмешок. Там оставались две бутылки «Сибирских Афин», а также кусок копченой колбасы. Михалыч припас, но водка так и не пригодилась для охраны.
Они сели у палисадника на скамейку. Михалыч плеснул ветеринару в пластиковый стакан. Себе в походную кружку. Спасибо, добрый человек… Они выпили.
— О Коне Рыжем не приходилось слышать? — спросил Михалыч.
— Есть тут такой, — ответил врач, закусывая. — Хоромы себе отгрохал на косогоре. Две жизни собрался жить. Говорят, у него крупное дело в городе…
— Было… И он теперь сам тоже был. Наркотой занимался…
Михалыч поднялся.
— Спасибо тебе, что выручил. Может, все-таки возьмешь деньги?
Но ветеринар наотрез отказался. «Наркотой, значит, занимался… И теперь его не стало. Ну и дела…»
— Тогда я пошел…
Прохожий вывел коня и двинулся пустынной дорогой вдоль улицы. В конце поселка он свернул с дороги. Свернул туда, где и дороги-то нет. Так себе, проселок заросший. Сто лет по нему не ездили. Значит, так надо прохожему. Милиция спросит: не видел ли такого-то с конем на поводу? Ветеринар ответит: откуда! Целый день занят, воды выпить некогда, а вы говорите. Интересный тип встретился. Настоящий, прости господи, партизан… Почему-то, однако, с лампасами.
Глава 24
Это была прямая проселочная дорога, которой давно не пользовались. Зато здесь было намного ближе. Поэтому около полудня Михалыч прибыл в поселок. Иногда он садился на Резидента и продолжал путь верхом. Иногда слезал, когда тот начинал недовольно фырчать.
Материн дом оказался в порядке. Ящик забит газетами. Они валялись даже в палисаднике. Некому вынимать. Из ворот своего дома вышел Сашка Окунь.
— Живой, иуда?
— Толя, они же меня хотели…
— Иди, я тебя между глаз пожалею, гнида!
— Чо ты обзываешься?
— Тебя убить мало, шкура овечья…
Вот так. Только и всего: шкура овечья. А ведь эта «шкура» навела на след. Едва ушел. «Шкура» сообщила о местонахождении матери. А Толька готов простить этого двуногого. Как же! Они же его «хотели»…
— Я бы тебя заморозил… — проговорил Кожемякин. — Холодильник марать неохота…
— Прости, Кожемяка…
Руки у Михалыча опустились, когда он взглянул на Окуня. Может, и правда безвыходное положение было.
Он плюнул и отвернулся. У него много и других дел. Открыл ворота. Завел во двор коня и насыпал в корыто овса. Клюй, Резидент, чтоб шея толще была.
Потом набрал номер автобусной станции. Автобус отходил через полчаса. Быстро переоделся, оставив под мышкой «беретту», и выбежал из дома. Ему нужно успеть.
В этот же день он хотел возвратиться домой с матерью. Доехал до интерната для престарелых и инвалидов, а оттуда пешком на Половинку.
— Поехали, мама. Автобус через сорок минут уходит, — напоминал сын. — Поторопись.
— Я сейчас. Живой рукой манатки соберу…
Оказалось, у матери появились вещи. Ксения подарила ей новую кофту, юбку и платье.
— Идем же…
Михалыч переживал: автобус мог уйти раньше времени. Они вышли на улицу.
— Прощай, крестный. Помповое ружье оставь себе. На память.
— Ты чо так?
— В Москву опять забирают…
— Вон что… Тогда ни пуха…
Они обнялись. И дядя вновь сморщил лицо. Морщинки собрались вокруг глаз. Кажется, он собирался заплакать.
