Боря схватил со стола чугунного орла с распластанными крыльями и разинутым клювом и, размахнувшись, метнул тяжелое изделие в ненавистное существо. Однако секретарь уклонилась. Птица пролетела мимо, прошибла единственное стекло и упала в цветочную клумбу.

Публика тихо восхищалась. Она обмирала от восторга. Не каждый день встречается подобное упоение, доведенное до экстаза.

Светлана Аркадьевна схватила сумочку и сломя голову понеслась по лестнице на высоких каблуках. Конь Рыжий не преследовал ее. В подъезде она остановилась, одернула на себе платье и, глубоко вздохнув, деловой походкой вышла к автобусу.

Грудь у Светланы Аркадьевны вздымалась. Ничего. Она приберет его к рукам. Дай время. Не она будет, если Рябоконь вновь шелковым не станет. Ведь были же времена. Она их слишком хорошо помнит…

Автобус тронулся. За ним следом ушел и второй. На предприятии осталась лишь охрана и Рябоконь. Он приводил свои нервы в порядок. Тоже ведь живой человек. Тем более такого размаха. Стратег. Зарплату в долларах выплачивает. Точнее, в рублях, но в соответствии с валютным курсом.

В кабинет к директору, постучав, заглянул охранник:

— Баня топится… Часикам к семи будет готова. Мясо для шашлыков тоже… Мангал разжечь и…

— Хорошо. Смотрите там, чтобы собаки не растащили…

Полковник Тюменцев тоже собирался. Рябоконь впервые за все время официально приглашал его в баню. А это означало много, если не все. Его допускали в высшие сферы. Теперь он не мальчик на побегушках, а человек с большой буквы.

Тюменцев возьмет с собой преданного человека — оперуполномоченного Шилова. Того самого, у которого брат депутатом в Ушайской городской думе. Шилов настолько близок к Тюменцеву, что тот готов назначить его хоть завтра своим заместителем. Готов, но не может. Слишком в глаза будет бросаться. Позже разве что. Вот присвоят ему звание подполковника, а потом можно и должность поменять.

Шилов и его Чекист недавно выполнили персональное задание. Фортуна подставила Тюменцеву ножку, однако тот принял быстрые меры. И теперь можно снова дышать и наслаждаться. Он верит Шилову. Потому и возьмет его сегодня с собой. Больше некого. И табельное оружие, конечно. Вдруг пострелять кому-то под кайфом захочется, а не из чего будет…

Начальник позвонил Шилову и велел взять оружие и пару пачек патронов с запасными обоймами.

Народ собрался ровно в семь, исключая мэра. Александр Ильич опаздывал. Или специально тянул время, набивая цену. На Западе, у немцев например, так не принято, чтобы пообещал и не приехал ко времени. Там однажды не выполнил условие — и прощайся с карьерой. Тебя за бизнесмена считать не будут. Зато в России пока что все по-прежнему. Сиди и жди. Изнывай от нетерпения…

Каменка в бане набрала тепла. Плесни на камни из ковшика, и пар упругим облаком ударит кверху. Всему свое время. Идти надо в баню. Даже уже кишка кишке говорит: сколько так можно издеваться над обездоленным организмом. Короче, жрать не на шутку охота. Еще минута — и весь смысл банной процедуры будет безвозвратно утерян. Из-за таких вот начальников… Час ведь прошел почти. Гад хромовый…

Наконец подъехал к самому домику на служебной тачке, выполз наружу, почесал яйцо и принялся здороваться с каждым за руку. Начальник приехал. Смотрите на него. Ловите миг, но только не забывайтесь.

— Александр Ильич… — мямлит общество. — Банька стынет.

— Что?

— Ждем только вас одного…

Рапп канючит, словно взаймы просит. Один такой смелый нашелся. Потому что банкир. Остальные молчат.

Девки на трезвую голову жмутся в уголке предбанника. Скромные массажистки. Чуть не дюжина. Сидят на лавке вдоль обшитой фугованными досками стены. Ноги сами себе гладят. Предвкушают, сколько у них после сегодняшнего вечера, кроме официальной зарплаты, бабок приварится. Пьяный мужик, он ведь добрый, удержу не знает. Лишь утром, придя в себя, подсчитает и прослезится. Но это если последние пропил. Здесь последними не пахнет. Не те здесь «мены» собрались. Сплошь крутые… Хотя бы вон тот полковник, похожий на медведя. Интересно, кто под него попадет сегодня? Судя по шнобелю, инструмент у него огромный.

— Как будем сегодня? — на правах старшего интересуется Александр Ильич. — Может, тяпнем сначала, а потом в парную. Или наоборот?

Знает, что вначале надо в парную, но нет же. Покуражиться еще охота.

— В парную! — кричат все. — Соль трудовую смыть… А потом по распорядку: шашлык, тяпнуть и на топчан — массаж делать, хе-хе-хе!

— Тогда я пошел раздеваться…

Присутствующие гурьбой, включая хозяина предприятия, потянулись за главным героем. Быстро разделись. Веники в зубы — и на верхнюю полку в парную.

— Александр Ильич, вам попарить спинку?

— Я те попарю, — кривит губы мэр. — Сам! Для чего у меня руки?! — и вспоминает старые суровые времена, когда отбывал срок на лесоповале. — Помню, гурьбой загонят отряд в баню. Не успел шайку воды на себя выплеснуть — одевайся. Пока администрацию на уши не поставили, так и мучились. Потом сразу еще одну баню построили…

Народ почтительно слушает. Даже веники перестали в руках мельтешить. Может, еще что расскажет. Но тот снова молчит. Тревожить нельзя. Тем более понуждать к разговорам беспредметным. Для того она и баня, чтобы вести базар по делу и отвечать за свои слова.

— Ты охраной не манкируй, — учит директора мэр. — И денег на нее не жалей. А лучше выведи свое производство вообще за ворота.

— Думаю… — машет перед носом у мэра веником Рябоконь. — Некуда пока. И здесь опасно. Людей разве что сократить…

— Да ты что?!

— А для чего они мне теперь?..

— Даже не думай… и не мечтай…

Рябоконь кивал. Отныне он послушный ученик. Куда ему без всей этой гвардии. Она подмяла под себя целый город. Даже губернатор, бывший фээсбэшник, им не указ отныне. Стоит свистнуть, и рота охраны примчится на помощь. Пусть не рота, но взвод — точно. С нарезным оружием, включая короткоствольные автоматы. Ведь ЧОП занимается сопровождением ценных грузов, в том числе валюты.

«Гвардия», устав от беспрерывного хлестанья вениками, выскочила в предбанник. Пора закусить… Девки-массажистки только того и ждали. Они с визгом полезли в парную. Подошла их очередь. Париться с мужиками — самое последнее дело. По отдельности — куда ни шло…

Михалыч сидел под телегой и смотрел на часы. Шел двенадцатый час ночи. Двигатель вентиляции давно перестал гудеть. Нет там никакой смены, показалось Михалычу. Вновь приближалось контрольное время. Со стороны гостевого дома временами доносился женский визг и мужской хохот.

Днем Рябоконь взял у Михалыча коня и пару раз проехался по территории. Чуть с лошади не сверзился. Резидент смотрел Михалычу в глаза, словно пытаясь спросить: «Что за дурака ты на шею мне навязал?»

Михалыч давно подготовился. Винтовка с оптическим прицелом покоится под тележной платформой. Нужно лишь дернуть за веревку, и оружие выпадет прямо в руки. Израильский «узи» висит через плечо, под плащ-палаткой. Под мышкой торчит «беретта». Револьвер засунут в сапог. Армейский нож на поясе, рядом с шашкой. Если бы к нему подошла охрана, он сказал бы, что собрался на фронт. И ему бы поверили. Дураку только на фронт и ходить.

Резидент, с седлом на спине, пасся в двадцати метрах от телеги на островке свежей травы. Рядом возвышался приличных размеров стожок сена. Михалыч все-таки сметал его за сегодняшний день. Однако оформиться на работу он так и не смог. Начальница отдела кадров не желала брать на себя «ответственность». Разве можно принимать на работу недееспособных людей?! В советское время об этом почему-то не спрашивали. Хвосты крутить лошадям да коровам мог каждый. На то диплом не требовался.

Из-за угла, со стороны конторы вдруг появились сразу три человека. Михалыч поспешно лег и накрылся одеялом. Мало ли почему он сидел, а потом вдруг решил лечь. В кусты, возможно, только что перед этим ходил.