«Громоотвод и глушитель». Сведения о губернаторской племяннице, между прочим, полностью отсутствовали в местном банке данных. Там даже не значилось, что Безгодова служила в органах внутренних дел и занимала непростую должность. Едва ли исключение подобных сведений из местного банка данных возможно без участия «глушителя».

Оба офицера продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию. В таких обстоятельствах незаконный оборот наркотиков и других веществ мог только процветать. Он не мог идти на убыль. Ему ничто не грозило.

Кожемякинский телефон вдруг зазвонил.

— Слушаю…

Звонил подполковник Иванов. Срывающимся голосом он поведал историю. Это были драма и комедия в одно и то же время. Подполковник, созвонившись с товарищем из военкомата и выяснив ситуацию по вопросу военных сборов, уговорил того выписать повестку и съездить вместе с ним к одному запаснику на работу. Ну, надо позарез. В интересах того же человека. Хотя сам человек даже краем мозга не подозревает о нависшей над ним фортуне. Надо всего лишь прибыть на предприятие и, сославшись на то, что повестки не находят своего героя, взять того под руки и посадить в машину. На этом импровизация должна закончиться: надо действительно направить парня на сборы. Чем быстрее, тем лучше. Лучше — прямо сейчас.

— Как ты просил, так мы и поступили, — рассказывал Иванов. — Подошли к этому негру. Так и так. Посылали вам несколько раз повестки, но они почему-то возвращаются. Он, конечно, глаза вылупил. Я, говорит по идейным соображениям не хочу. Я, говорит, сейчас на самом деле… Народ собрался и смотрит на него. Даже соболезнующие нашлись. Не отпустим, вроде того, нашего Фиделя… Мне даже жалко стало лейтенанта. Не хочет идти служить — и бог с ним. За руку взял я его и крепко сжал. Вам, говорю, привет от одного полковника. Он вас, говорю, видел утром, но не успел эту радость вам передать. Тот орет: «Какой полковник?! Какое утро?!» Я говорю: может, вы его действительно не заметили. Но он вас хорошо знает. Михалыч его фамилия, говорю. Он и побледнел. Даже черная кожа не спасла. Обмяк и согласился идти.

— Спасибо тебе огромное. Так он что же, действительно попал на сборы?

— Попал! Еще как! Они сформировали команду и направили в Новосибирск. Одного им не хватало для полного комплекта. Для выполнения плана то есть. Будет там заниматься любимым делом. Связью и компьютерами. Я когда ему рассказал, что зарплата за ним сохраняется, он сразу успокоился. Еще я передал ему, что не мог ты лично с ним встретиться и что ему грозит опасность. Записывай номер их части и телефон. Они уже отбыли туда служебным автобусом. Так что дело, можно сказать, сделано.

Михалыч записал. У него отлегло от сердца. Возможно, Мартын войдет во вкус и останется служить…

— Когда мы встретимся? — спросил Иванов. — Мне передали, что ты звонил. Но я действительно находился в санатории… по путевке. Звони. Надо встретиться. Ты так внезапно в прошлом году уехал. Меня вызвали тогда телефонограммой в управление, и в ту же ночь в Дубровке целое кровопролитие произошло. Теплоход «Коршун» затонул в протоке. Гранатометом подорвали. Подвал на губернаторской даче выгорел дотла. С колокольни стреляли. Там нашли стреляную гильзу. Одну. Остальные в овраге и вокруг церкви. Так что ты многое не застал. Тебя, наверно, вызвали, вот ты и уехал.

— Да, уехал, — согласился Михалыч. — Интересная история… Кто же это натворил?

— Разборки мафиозные… Друг друга поубивали, и никаких свидетелей. Естественно, никто это преступление раскрывать не собирался. Возбудили дело. До сих пор «глухарем» в сводках висит. Участковые Молебнов и Богомолов каждый месяц справки пишут. О проделанной работе…

— К тебе еще один вопрос: овощная база у Карасевского болота к тебе относится? — спросил Кожемякин. — Если к тебе, то приезжай. Поговорить надо… — и положил трубку. Подполковник обещал немедленно выехать.

Леонидов недовольно покосился. По плану, утвержденному в Центре, окончательные решения принимает он. Полковник вообще принят на службу недавно. Пусть прошло всего несколько месяцев, как он уволился, но все-таки это уже срок.

— Ты считаешь, мы можем ему доверять? — спросил он дребезжащим голосом.

— Вполне. Когда сюда приезжал Первый, этот человек подавал мне патроны. Так получилось, что пришлось посвятить его в наше общее дело. Об этом известно лишь мне и Центру. Теперь еще и… тебе.

— Ему можно обо всем рассказывать? С учетом возможных осложнений?

— А больше некому. Ведь надо же на кого-то опираться. Людей у нас все равно больше нет… Не считая старшего прапорщика Бутылочкина.

— Кто такой?

— Тот, что сидел в машине. И тот на пенсии. По сокращению… Морская пехота.

Вскоре по коридору загремели шаги. Михалыч выглянул и увидел двоих в штатском. Одним оказался Иванов. Второго Кожемякин не знал. Подпустив ближе, он распахнул перед ними двери.

Иванов нисколько не изменился. Разве что немного после отпуска потяжелел. Ничего, работа свое возьмет. Она разгонит излишки жира.

Михалыч представил его Леонидову. Иванов представил своего человека. Им оказался капитан Коркин. Оперативный уполномоченный.

Когда все расселись, Леонидов начал:

— Ситуация такова, что снова идем ко дну. То, что, казалось, испустило дух, на самом деле живо. Оно настолько живо, что готово проглотить всех остальных.

Он замолчал. Пристально посмотрел в сторону Коркина и, выдержав паузу, спросил:

— Дело достаточно щекотливое. Можем ли мы друг другу доверять?

— Вполне, — уверенно ответил Иванов.

— В таком случае слушайте. По нашим сведениям, в регионе сосредоточено производство и реализация наркосодержащего материала в виде лекарственных препаратов. Это основное, что нас беспокоит. Кроме того, действует несколько линий по розливу спиртосодержащих фальсифицированных лекарственных препаратов. Как видно, спиртом занимаются, когда приходится временно прекращать производство наркотиков. Скорее всего линии располагаются на овощной базе, принадлежащей предпринимателю по фамилии Рябоконь. Существует несколько косвенных признаков, согласно которым есть основания предполагать, кто именно занимается этим производством и где именно оно расположено. Можно было бы, используя помощь местных органов криминальной милиции, произвести обыски и задержание. Но мы не можем надеяться на благополучный исход операции. У нас нет уверенности, что нас правильно поймут. У нас нет уверенности, что руководство не замешано в той же деятельности, что оно не прикрывает так называемого Коня Рыжего… В связи с этим мы должны провести оперативную разработку этого «копытного». Дело непростое. Положиться не на кого. Думаю, что сообща мы выработаем план, согласно которому сможем действовать. В конце концов мы сможем решить задачу. При этом не обязательно, что дело получит огласку. Победить — это не значит, что надо довести начатое до суда. Бывают случаи, что до суда дело не доходит по ряду объективных обстоятельств. И вы о них знаете не хуже меня. Главное, что убеждает в обоснованности подозрений, — это связь Рябоконя с племянницей Безгодова. Он взял ее к себе на работу примерно год назад. Дама замешана в махинациях, и этот факт подтверждается объективными данными. Кроме этого, существует и ряд косвенных признаков…

Леонидов говорил, и Кожемякину казалось, что на самом деле не с ним это было, а с кем-то другим. Леонидов пересказывал историю последних нескольких недель его жизни, максимально устраняя субъективную оценку. Тем не менее фактов из «биографии» становилось столько, что им невозможно было не верить.

— Что можете сказать на это? — спросил, закончив, Леонидов. — Возможно, у вас имеются собственные наработки?

— Лишь то, что в городе действительно в последнее время увеличилось количество наркоманов. А также то, что мер, по существу, не принимается. ОБНОН словно бы дремлет. Возьмут одного сбытчика и успокоятся…

Они сидели и перебирали в памяти эпизоды из городской правоохранительной истории. На одного работника милиции «наехали и раздавили», словно асфальтовым катком. После этого сотрудник милиции сделался неузнаваемым. Метет пургу — только слушай. Второго видели в иномарке. Живет не по средствам. Третьего бомж недавно зарезал и спокойно ушел. Интересная стала жизнь в муниципальном образовании. И над всем этим стоит Шура Хромовый, прозванный так за то, что на зоне носил хромовые сапоги.