Тояну жарко от присяги.

«А буде мы, эуштинские люди и я, Тоян, не учнем великому государю служить и прямить и во всем добра хотети, нам бы за нашу неправду рыбы в воде и зверя в поле, и птицы не добыти, и чтоб нам за нашу неправду с женами и детьми и со всеми своими людьми помереть голодной смертью… и чтоб нас, за нашу неправду государская хлеб и соль по воде и по земле не носила…» — и взял с сабли хлеб. Закусил несколько раз, приложил руку к сердцу.

Потом, воздев руки кверху, сказал решительно:

— А не сохраню слово, ссеки мне голову, острая сабля!

— Аминь! — второй казак поднес Тояну бумагу — руку приложить. Указал, куда следовало. Тоян нарисовал родовое клеймо, надел шапку и пошел следом за Головиным, гордый и прямоплечий, — только вороные волосы посверкивали в лучах морозного солнца, выбиваясь из-под шапки…»

Шура Хромовый, с трудом дочитав страницу, отшвырнул книгу. Опустил ноги с дивана, сел, задумался, таращась по сторонам. Человек тороплив и безогляден. Лишь сидя на горшке либо утром на кровати, вдруг осознает он: жизнь пролетела. Незаметно, исподволь, сразу. Шура потерянно смотрел в пол.

Шура Хромовый был мэром Ушайска. В миру — Куликов Александр Ильич, пятидесяти двух лет от роду, невысокого роста, сухопарый мужик.

Хромовый пришел во власть несколько лет назад и сидел в кресле второй срок. «Вторая ходка у меня», — ехидно улыбался он, выставляя напоказ фарфоровые зубы, вставленные взамен вдруг ставших немодными золотых коронок. Однако властью этот господин был облечен еще раньше, когда его, молодого, но раннего, поспешно выбрали вором в законе. Собравшиеся торопились. Их спешка была понятной и оправданной: государство в семидесятых направо и налево, используя безжалостную тактику, кромсало преступный воровской мир — в особенности его верхушку, воров в законе.

Потом все удивлялись, как в те времена удалось выжить. Из нескольких тысяч воров в законе вскоре осталось несколько сотен. Их окружали тотальной пропагандой: «Профессиональная преступность в СССР будет ликвидирована». И сажали в колониях с осужденными, имеющими огромные сроки за преступления против жизни и здоровья. Благодаря такому соседству численность профессионалов заметно поредела. Ломались десятилетиями налаживаемые связи, рушились незыблемые традиции, построенные на понятиях. Подошло время, когда официальная пропаганда наконец заявила: «С профессиональной преступностью в нашей стране покончено!»

Но они выжили, сохранив традиции и связи. Шура Хромовый теперь «тянул» второй срок в должности мэра. И даже нарушил неписаный устав, женившись на курносой блондинке. Так было нужно для общего дела. Какой он мэр без жены! Теперь эта жена учит его жить на свете. Сунула утром книгу по краеведению. «Читай, — говорит, — Александр Ильич, набирайся знаний о родном крае. На днях выступать тебе перед учителями, а ты и вверни им — так, мол, и так, город наш имеет такую-то историю и ведет свое начало со времен царя Бориса. Можно и про название распространиться. Откуда оно образовалось… Ведь не просто так обозвали наш город Ушайском. По имени речки Ушайки. Которая в Томь впадает. А речку почему так прозвали? Вот именно. По имени одного исторического лица. Был такой, мол, Ушай. От него и речку назвали Ушайкой, а потом и город Ушайск. А вы бы как хотели! Все предопределено историей, и всему имеется свое обоснование…»

Жена-историчка напрягалась, объясняя мужу, как ей казалось, значимые вещи. Однако Шура быстро уставал от бесплатных лекций и слабо махал рукой — отстань, дескать, муха липучая. Кому это надо. Ну, жили-были, а дальше-то что? Жена на время отступала. Чета была бездетной, и супруга мэра часто впадала в депрессии. Она возглавляла отдел культуры, каждый раз выдвигая все новые идеи и требуя дополнительного финансирования.

…Шура поднялся с дивана, пошел на кухню выпить минеральной воды. Налил, отпил полстакана, вернулся, и в этот момент прозвенел телефон.

— Слушаю, — сказал мэр, подняв трубку. Звонила жена.

— Папочка, ты встал?

— А я и не ложился.

— Я имею в виду, ты прочитал? Да? Ой как хорошо. Я по тебе соскучилась. Приду с работы, а тебя не будет. Знаешь, денежку мы получили. Но, как бы это сказать, не в полном объеме. Нам нужно еще. У нас программы буксуют. Ну не выеживайся, папочка. Ты же все можешь, если хочешь. Умничка! Целую…

Хитрая лиса положила трубку. Хитрая, но преданная. Мэр неоднократно проверял ее на предмет супружеской верности, и никаких зацепок — с работы летит домой сломя голову. И на работе у нее один женский пол.

«А если она лесбиянка?!» — вдруг подумал Александр Ильич и содрогнулся, сразу наливаясь подозрением. Даже страшно стало, как он мог упустить этот момент. Стареть стал, точно. Мышей перестал ловить. А ведь жена молоденькая — тридцать лет всего. Так что думать надо, Шура…

Во второй половине дня у мэра были запланированы три официальных мероприятия. Во-первых, встреча с двумя директорами муниципальных предприятий. Во-вторых, совещание по вопросу передачи имущества коммунальных предприятий в городскую казну. И, в-третьих, опять совещание. По поводу программы выхода из затянувшегося кризиса. Как будто он сел в кресло, чтобы этот кризис преодолевать. Само рассосется как-нибудь. Но главным являлось четвертое мероприятие. Разговор по душам. Прибудут свои люди, и надо будет порешать сообща некоторые перезревшие проблемы и принять срочные меры, чтобы впредь никогда больше не возникали.

Директора как пришли, так и ушли. Мэр даже не понял, для чего вообще надо было встречаться, но виду не подал. Директора сидели. Мямлили. Многозначительно жевали губами.

Не желают владеть ситуацией, когда она сама в руки просится. Денег нет? На модернизацию? Но мэрия не дойная корова, крутитесь сами, ищите резервы, перестраивайтесь. Впрочем, перестраиваться было поздно — оба предприятия банкроты, и дела об их банкротстве лежат в арбитражном суде. Скоро суд назначит внешних управляющих. Будет назначен аукцион. Предприятия пойдут с молотка. Покупай не хочу. Если деньги есть.

Совещание по поводу передачи имущества в казну тоже прошло довольно быстро. Передавать надо было раньше, а не тогда, когда судебные приставы наложили арест за долги. Снимут арест? Тогда и говорить будем, раззявы! Куда раньше смотрели?! Вас для чего туда поставили?!

К пяти часам в кабинет вползли депутаты городской думы и расселись вдоль длинного стола, теребя в руках заготовленные листки. В листах размноженная на ксероксе и дурно правленная программа по выходу из экономического кризиса города Ушайска. Она вообще неправленая. Мэр, даже будучи с похмелья, и то мог бы написать лучше. Даром что настоящего образования у него — вечерняя сменная школа рабочей молодежи при колонии строгого режима. К получению высшего образования мэр не прилагал усилий, хотя официально значилось, что у первого лица города высшее юридическое образование, правда, специализация не гражданско-правовая, а прокурорско-следственная и судебная.

Вползли местные законодатели, и начались бесконечные дебаты. Положение в экономике города действительно отвратительное, если не сказать больше. Оно просто мерзопакостное. Следует улучшать положение, искать выходы. Но где они, эти выходы, когда давно все разворовано.

Телекамеры принимали происходящее и тут же передавали в эфир: совещание было открытое, максимально прозрачное. Однако идеи оказывались призрачными.

— Все равно тратят напрасно! — упорствовал один депутат.

— Спасибо! Мне уже легче, — вторил ему другой. — Но где тот выход, о котором вы здесь каждый раз трендите?! Может, вы, наконец, спасете нашу экономику?!

— Спасу! — орал депутат. Город замер в ожидании чуда, но так и не дождался. Вся сила у депутата ушла на крик. Он сел и принялся утирать неожиданно взмокшую лысину.

Мэр внезапно вспомнил о прочитанной утром странице.

— Кто из вас помнит историю нашего города? — осведомился он.

Оказалось, никто не помнил. Даже о сторожевых казаках напрочь позабыли, не говоря об их предшественниках, остяках и татарах.