Л. Н. Толстой. «Хаджи - Мурат»
Об одном из набегов русских войск в чеченский аул
Аул, разоренный набегом, был тот самый, в котором Хаджи-Мурат, провел ночь перед выходом своим к русским.
Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьей в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину.
<...> Старик дед сидел у стены разваленной сакли и, строгая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только что вернулся с своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены; были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и вишневые деревья и, главное, сожжены все ульи с пчелами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены еще два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших.
Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.
Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Литературные источники и документы
А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980.
Авалиани Л. Скошенная трава // Литературная Грузия. № 6. Тбилиси, 1971.
Государственный исторический архив Грузии. Тбилиси.
Давыдов Д. Сочинения. М., 1985
Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20—50-е годы XIX века: Сб. документов. Махачкала, 1959.
Дзидзария Г. А. Ф. Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976.
Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 1. СПб., 1871.
Ермолов А. П. Письма. Махачкала, 1926.
Записки А. П. Ермолова, Ч. 2 (1816—1827). М., 1868.
Записки Н. Н. Муравьева-Карского. 1826 год // Русский архив. Кн.1. 1889.
Илли о завоевании Дади-Юрта // Нохчийн фольклор. Т. 1. Грозный, 1959.
Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 6. Тифлис, 1872.
О походе Петра В. в Дербент в 1722 г. и посольстве Волынского к шаху Гусейну. СПб., 1776.
Ортабаев В. X., Тотоев Ф. В. Еще раз о Кавказской войне: о ее социальных истоках и сущности // История СССР. 1968. № 4.
Переписка князя П. А Вяземского с А. И. Тургеневым 1820—1823 // Остафьевский архив князей Вяземских. СПб.: изд. графа С. Д. Шереметева, 1899.
Прозрителев Г. Н. Шейхъ Мансуръ. Ставрополь, 1912.
Пушкин А. С. Путешествие в Арзрум // Полн. собр. соч. Т. 8. М., 1941.
Радожицкий И. Т. Походные записки артеллериста в Азии с 1829 по 1831 год. М., 1835.
Сергеенко А. П. «Хаджи-Мурат» Льва Толстого. М., 1983.
Сулейманов А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии: В 4 ч. Ч. 4. Грозный, 1985.
Терещенко А. Лжепророк Мансур // Сын Отечества. № 15. СПб., 1856.
Толстой Л. Н. Хаджи-Мурат // Собр. соч.: В 22 т. Т. 14. М., 1983.
Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1992.
ЦГИА. Санкт-Петербург.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Имам Шамиль[12]
Имам Шамиль... С детских лет и до глубокой старости для горца его имя — это имя-легенда, имя-сказание. Это символ героизма, свободолюбия Кавказа. Это рассказы отцов и дедов об отважных мужчинах, о бесстрашных женщинах, без колебания кидавшихся с кинжалами на царские штыки, без содрогания шедших на мученическую смерть за прекрасный миг свободы.
Это боль незаживающей, кровоточащей раны в священной памяти народов Кавказа.
Течет время. Но беспрестанно, как орел-палач, терзающий печень Прометея, прикованного к горам Кавказа, официальная конъюнктурная история продолжает терзать Шамиля, а вместе с ним и всю национально-освободительную войну горцев Кавказа против царизма, обливая грязью память о народных героях.
И становится в официальной истории имам то национальным героем, то врагом народа, шпионом султанской Турции и английского империализма, то выдающимся деятелем национально-освободительной борьбы, то вновь — реакционером, деспотом и религиозным фанатиком.
За что такие муки твоей памяти, Шамиль?
Неужели проклятие именем Бога Всевышнего, сорвавшееся с уст разъяренного, израненного Байсунгура в тот роковой день на Гунибе, преследует твою смятенную, истерзанную душу и не дает ей покоя? Кто знает?..
В 1799 году (по другим данным — в 1798-м) в семье аварского узденя Денга Мохама из селения Гимры родился сын. Мать его Баху-Меседу была дочерью аварского бека Пир-Будоха. Мечтая видеть в будущем своего сына смелым, мужественным и мудрым, родители дали ему очень распространенное и престижное в мусульманском мире имя двоюродного брата и ближайшего сподвижника святого пророка Мухаммеда — четвертого праведного халифа Али (по-арабски «благородный, возвышенный»). Но вскоре первое имя болезненного мальчика родители сменили на Шамиль (по-арабски «всеобъемлющий»).
С годами мальчик креп и стал побеждать своих сверстников в беге, борьбе, прыжках, приобретая в играх физическую силу, ловкость и храбрость.
Одаренный блестящими природными способностями, он стал обучаться у лучших в Дагестане преподавателей грамматике, логике, риторике, арабскому языку, математике, географии, теологии, философии и правоведению.
Одним из любимых учителей и наставников молодого Шамиля стал известнейший ученый Дагестана шейх Джемал эд-Дин из Кази-Кумуха, в обучении у которого Шамиль провел восемь лет, придя к нему 12-летним мальчиком.
Очень скоро молодой муталим (учащийся) стал выделяться среди сверстников не только своими познаниями, но и страстным патриотизмом, жаждой подвига во имя свободы Родины.
Через много лет секретарь Шамиля Хаджи-Али дал ему такую характеристику: «Шамиль был ученый, набожный, проницательный, храбрый, мужественный, решительный и в то же время хороший наездник, стрелок, пловец, бегун — одним словом, никто и ни в чем не мог состязаться с ним».
Жестокая колонизаторская политика, которая велась царизмом на Кавказе, истребительная война на покорение горцев и уничтожение непокорных вынудили муталима Шамиля оторваться от желанной учебы и книг и задуматься о путях защиты поруганной чести, самой жизни народа и независимости Отчизны. Он жадно прислушивался к проповедям Мухаммеда-муллы Ярагского, призывавшего народы гор к газавату — войне за независимость Отечества.
Вновь, как во времена имама Мансура, бывшего для Шамиля святым праведником и одним из любимых героев, в ответ на бесчеловечную завоевательную политику царских сатрапов поднимались на борьбу народы Чечни и Дагестана. Среди воинов, участвовавших в битвах против войск Ермолова, был и молодой муталим Шамиль.
«Он с ранних лет, — писал о Шамиле барон Гакстгаузен, — обнаружил железную
