Литпремия

Дети получили новую Пушкинскую премию.

Впервые за её историю лауреатами стали дети – воспитанники лаборатории по работе с одарёнными детьми московской Центральной городской детской библиотеки им. А.П. Гайдара (группа 7–12 лет), руководитель – писатель, поэт и драматург Лев Яковлев.

Литконкурс

В Белоруссии, в городе Лиозно, пройдёт традиционный литературный конкурс. В этом году праздник поэзии посвящён Великой Победе.

«ЛГ» поздравляет своего автора, поэта Владимира Циникера с днём рождения и желает здоровья, вдохновения и творческих удач!

Ценители из Сибири

Литпамять

В Центре Владимира Высоцкого в Тольятти 28 июля пройдёт премьера музыкально-поэтической композиции «Владимир Высоцкий: Немного попрошу взамен бессмертия».

В. Маяковский в редакции журнала «Красная нива». Москва, 1927.

Фото: Н. Петров

Этот год отмечен крупным событием в литературоведении и издательском деле. Дан старт самому полному на данный момент собранию сочинений Владимира Маяковского. Оно будет состоять из 20 томов. Вышли уже первые три тома. В прошлом номере "ЛГ" напечатала материал Натальи Солнцевой, посвящённый этому изданию. Сегодня мы продолжаем разговор о великом русском советском поэте.

Название с некоторым изменением заимствовано у выдающегося французского поэта, прозаика и драматурга Альфреда де Виньи (1797-1863), который отдал большую часть жизни армейской службе в дальних гарнизонах. В 1835 году он издал книгу прозы, прозы необычайно скромной и вместе с тем оригинальной – «Неволя и Величие солдата». В ней поэт раскрыл ту таинственную метафизику, которая во все времена определяет суть того, что несут в себе Солдат и Армия, эти сверхогромные исторические и «лирические величины». А точнее, по словам де Виньи, «особая категория людей, которую всегда либо презирают, либо превозносят сверх меры, в зависимости от того, какою она представляется народам: бесполезной или необходимой» . Высокий поэтический дар автора и его жизненный опыт привнесли в это сочинение, весьма композиционно свободное, тон стоической взволнованности и правды. Альфред де Виньи в своём философско-художественном опыте отметил «чисто внутреннее, проявляемое в повиновении, незаметное, скромное, проникнутое преданностью и постоянством» личностное начало, которое заключается «не столько в ратной славе, сколько в умении достойно и безропотно переносить лишения и неуклонно выполнять свои обязанности, подчас ненавистные» . То есть глубины и границы «назначения солдата».

В не меньшей мере эта трагическая антитеза имеет отношение к поэзии и поэту. И определяет суть трудов и дней Владимира Маяковского – «Неволю и Величие» поэта. Ибо эти стихии в «нераздельности и неслиянности» передают поражающую воображение переполненность жизненного и посмертного удела Маяковского.

Со дня рождения Маяковского исполнилось 122 года. Невероятно! Хотя «космизм» поэта легко допускает абсолютную власть безграничности времени и пространства. Маяковского знает весь мир, а значительная часть мира и предана ему, пусть и с некими оговорками. Образы его искусства в потоке большого времени не потускнели и не уменьшились.

Будущее – важнейшая тема Маяковского, требующая особого разговора. Творческое устроение будущего занимало поэта более всего и во всех, как говорится, ипостасях – социальной, космической, интимно-личной. Важно, по Маяковскому, что человек будущего невозможен без стихий любви и веры. Ибо «социальный вопрос», под знаком которого развивалась современная поэту Россия, есть не в последнюю очередь и вопрос духовный, вопрос совести и долга нравственного. Творчество Маяковского последних лет пронизано этическим измерением жизни, вплоть до своеобразного «выставления оценок» времени – «Хорошо!» или «Плохо» (поэму с таким названием он задумывал). Расширяется сфера открытого лиризма, выражения непосредственной взволнованности, смятенности чувств, потрясённости личности нешуточностью жизни.

Величие и действенность Маяковского не только в поэтическом свидетельстве о революции, но в трагедийной напряжённости этого свидетельства, в огромной духовной расточительности, в каком-то глобальном морализме, человеческой и художнической честности. Голос Маяковского был не только громок, он был подлинен. Даже противники Маяковского (их было немало и при жизни поэта, и после) не могли что-либо сказать о неискренности поэта, лживости, фальши, – а время было известно какое, в определениях и выражениях не стеснялись.

Мудро написал о Маяковском Андрей Платонов: «Он был мастером большой, всеобщей жизни и потратил своё сердце на её устройство» . Маяковский, как всякий великий художник и человек великого времени, носил в себе «спасительный яд творческих противоречий» (слова Блока). Смысловая бездонность этой метафоры-символа, «лирической величины», очевидна. И вообще, и в связи с Маяковским. Подобный «спасительный яд» питает творчество великих поэтов. Применительно к Маяковскому «Неволя» и «Величие» равновелики. И отрицать ради торжества одного из начал другое – невозможно. Особенно если это воплощено «языком взбудораженной совести» , если воспользоваться гениальной сентенцией Иннокентия Анненского. Или, несколько по-другому, прямо о Маяковском, о его искусстве – оправданное умение «находить адекватно сильные слова, чтобы выразить высшие страсти нашего времени» , – как некогда писал Д. Мирский.

Юрий Олеша в своих воспоминаниях рассказал, как он, узнав, что Всеволод Мейерхольд собирается экранизировать «Отцов и детей» Тургенева, спросил режиссёра, кого он хочет пригласить на роль Базарова. Мейерхольд ответил: «Маяковского». И сегодня выбор Мейерхольда бесспорен. Маяковский в своём роде Базаров русской поэзии. И не только по причинам крайнего нигилизма и каких-то личных черт, роднящих его с тургеневским героем, но и коренящихся в глубинах русского и мирового типа. По многим мемуарным сочинениям известно, что Маяковский любил этот образ. Скорее всего, даже глаза у Евгения Базарова были схожи с «невыносимыми» глазами Маяковского (свидетельство Олеши). Если бы отцу русского и мирового нигилизма Базарову был ниспослан огромный поэтический дар, то герой «Отцов и детей» мог бы зваться Владимиром Маяковским.

Изобразительная мощь Маяковского, любовь к метафизике и склонность к диалектике соседствовали у него со свободным артистизмом, подчинённым нравственному закону, а потому ещё более свободным. Отсюда те колоссальные изменения и новшества, внесённые им в самую суть поэтического искусства, в стилистику и поэтику, что привело к созданию художественного мира в новизне и свежести. Учитывая большое количество агитпроповской трескотни, а порой и власти формального шаблона. Не об этом ли у Осипа Мандельштама (1922): «Великолепно осведомлённый о богатстве и сложности мировой поэзии, Маяковский, основывая свою «поэзию для всех», должен был послать к чёрту всё непонятное[?]» ?

Как это ни покажется странным, несмотря на различные формы воинствующего и даже издевательского атеизма поэта,

Известно:

у меня и у бога

разногласий

чрезвычайно много.

(« После изъятий »)

и всего, что с этим связано (от мелочей быта и до социально-политических обобщений), Маяковский есть отчётливо воплощённый религиозный тип. Он, что называется, весь сделан из веры. Не будем более подробно касаться этой сложнейшей и деликатнейшей проблемы, но все, склоняющиеся над текстами Маяковского, догадываются, в чём вера поэта в разные периоды его жизни. Здесь коренится и причина гибели Маяковского. О такого рода невероятностях потрясающе сказано у Платонова в связи с Лермонтовым, но это в полной мере относимо и к Маяковскому – «самая мёртвая смерть». И одно уточнение к «мёртвой смерти». Ахматова в частном разговоре начала 60-х годов на вопрос о Маяковском ответила, что до революции – это Лермонтов, после – плакат (воспоминание С.С. Лесневского).