Католическая и протестантская ветви западнохристианского мира к концу XIX века слились в одну протестантско-католическую цивилизацию. На Западе произошла секуляризация: религия стала личным делом каждого человека. Борьба контрреформации давно стала вчерашним днем. Образовались светские общества. Между ними есть различия. Так, Испания, Италия, Англия, безусловно, различаются, но сущностно они едины, различия не принципиальны.

Это единение вокруг ценностей динамики, ценностей автономной личности, демократии, либерализма создало новую идентичность – западноевропейскую или евроатлантическую цивилизацию. Она покрывает собой огромную территорию и доминирует, безусловно, потому, что первой стала динамичной.

Две Фриды. Фрида Калло, 1939.

По мнению оформителей номера, картина отражает разность и единство мира, в котором мы живем.

В начале XX века в модернизационную трансформацию включается православный мир. Начинается, естественно, она гораздо раньше, но перелом падает именно на данное время. Первая мировая война, победа большевиков – и в истории реализуется интересный сценарий: весь православный мир, кроме одной страны, Греции, проходит модернизационный перелом через переход в большевизм. Коммунизм оказался в этом смысле очень удобной идеологией. Да и в Греции было бы то же самое, если бы не английские парашютисты, которые помешали коммунистам прийти к власти.

Итак, все православные страны оказались коммунистическими, даже монофизитская Эфиопия. В православных странах варшавского блока (Болгарии, Румынии) навязанный Сталиным коммунизм утвердился легко и просто, без всяких эксцессов. В странах католических – Венгрии, Польше, Чехословакии – с кровью, и власть держалась на советских штыках. Православие прямо создано для коммунизма, одно соответствует другому.

Православный мир, дав яркий всплеск в XX веке, к концу века полностью проиграл. Мы стали свидетелями интереснейшего и драматического процесса – ухода с исторической сцены православной цивилизации. Она полностью проиграла.

Модернизационный перелом – эпоха тяжелая, кровавая и драматическая. Сейчас этот перелом переживает исламский мир. Так называемое исламское возрождение и есть переход исламской цивилизации из средневековья в новое время.

В чем же специфика модернизациионного перехода исламского мира? Здесь реализуются несколько сценариев. Один – построения светского государства и примирения с Западом – реализуют Турция и Египет. Другой – создание жесткого политического режима и противостояние Западу – Иран, Ирак, Ливия. В исламском мире живет и идея религиозного теократического государства.

Как и полагается, в такую эпоху рождается импульс противостояния с лидерами мировой динамики. Причем эта борьба носит как рациональный, так и иррациональный характер.

Есть одно фундаментальное противоречие в сознании общества, вступающего на путь модернизации. Оно может быть выражено в суждении: «Наша вера правильная, а пушки неверных лучше стреляют» (корабли, дома, компьютеры, автострады, медицина и социальная защита и т.д. до бесконечности лучше, удобнее, надежнее, интереснее, комфортнее).

Возникает неразрешимый конфликт между верностью своей цивилизации, переживаемой как главная на Земле и единственно истинная, и эмпирической реальностью, которая по мере глобализации мира грубо вторгается в жизнь. Это интересный и важный процесс, он касается души людей, затрагивает сердце. Сам факт, что наш подлинный и лучший мир кто-то отрицает и не просто, а успешно, вызывает жесточайший протест. Ибо в их успехе кроится прямой вызов и отрицание нашего мира. Заметим: исламские фундаменталисты не взрывают тихих буддистов или язычников. Последние не несут в себе вызов. Протест рождает более могущественный и успешный: почему успех на стороне неверных? Именно поэтому противостояние эпохи модерн изационного перехода имеет и иррациональное измерение. Из него всегда находят один-единственный выход: изменяться самому с тем, чтобы успешно противостоять и разрушить противника. Но разрушить можно, только освоив премудрость – вещи, технологии, идеи. А по мере такого освоения незаметно для модернизирующихся само противостояние снимается. Став однажды на путь освоения иного, общество проходит его до конца. Терроризм – лишь момент, лишь эпизод на этом пути.

Есть такая интересная особенность: культуры очень часто усваивают новое в противостоянии. Противостояние оказывается формой диалога. Психологи знают такую категорию людей, которые осваивают новое через спор; сегодня они ожесточенно спорят с тобой, а завтра повторяют твои слова, как свои. Равно так же ведут себя общества и цивилизации. Скажем, Россия широко заимствует идеи, технологии, военные, политические, административные решения у тех противников, которые ее обгоняли, будь то Речь Посполитая, шведы, Германия или США, и это нормально. Вспомните, где и чему учились дети советской элиты. Они учились в спецшколах английскому языку и становились специалистами по международным отношениям и американской экономике. Еще один универсальный закон: ты активно впитываешь культуру, которой противостоишь.

В модернизирующихся традиционных обществах возникает конфликт: с одной стороны, нельзя не меняться, иначе окончательно проиграешь, растворишься и исчезнешь, с другой – меняться значит изменять себе самому. Этот конфликт порождает огромную агрессию и желание уничтожить источник изменений.

Перейдем к миру ислама, В мире мусульманском процессы модернизации начались даже позже, чем в православном мире. Сама модернизация в лидирующих странах исламского мира – Турции и Египте – начинается в тридцатых – сороковых годах XIX века (в России – с Петра). В Турции перелом связан с поражением в Первой мировой войне и неотделим от имени Кемаля Ататюрка.

В отличие от относительно однородного католически-протестантского мира, исламский мир включает в себя как страны с весьма утонченной культурой (Иран, Турция), так и крайне отсталые, задержавшиеся в историческом развитии общества, такие как Афганистан, Сомали. Для более развитых обществ, веками контактировавших с Европой, таких как Турция, Египет, доступен путь через секуляризацию. А вот уже Алжир по этому пути идет с огромными трудностями. Совсем недавно террористы уничтожали там тысячи людей, чтобы сломать секулярное государство и перевести его на путь фундаменталистского развития. Есть одна интересная тонкость. Кемаль Ататюрк, создавая новую Турцию, заложил в конструкцию интересный политический механизм. Идеология кемализма (которая называется лаицизм) хранится армией, и армия оказывается гарантом неизменности государственного курса. Традиционно армия в Турции – элита в обществе. Еще в османскую эпоху модернизаторы рождались именно в военной среде. Турецкая политическая модель такова: если в рамках нормального политического процесса через выборы к власти приходят традиционалисты, армия приходит и сбрасывает их. На время возникает военное правительство. Иными словами, народ свободен выбирать всех, кроме тех, кто противостоит доктрине секулярного общества. Похожая ситуация сложилась в Алжире и Египте – там военные элиты также являются гарантами секулярной модернизации.

Но если в Турции обращенность к Европе и курс на секулярное общество имеет широкую поддержку, то в такой стране, как Пакистан, вестернизованная военная элита, получившая образование в английских и американских училищах, оказывается один на один с нищим и возбужденным идеей борьбы за веру народом. Это связано с географическим положением. Пакистан расположен в глубине континента, между чуждой ему индийской цивилизацией и крайне отсталым Афганистаном. Там доживают остатки племенной жизни и военной демократии. Там бедность, низкая грамотность, слабая медицина и т.д. Для этих людей европейская модель жизни – вещь совершенно непереносимая. А есть в исламском мире и гораздо более отсталые страны.