Сердитый голос сказал:

— Это что такое? Что ты здесь высматриваешь?

Она быстро обернулась и увидела Клейста и Грейзера.

Посетив миссис Вайбер, Шон Галлахер отправился на южный луг, где у него паслись три коровы, по принятой на Джерси манере, каждая на длинной цепи. Они являлись огромной ценностью в эти тяжелые времена, и Шон постоял с ними на солнышке, а потом пошел к своему коттеджу.

Когда он был еще за два поля от них, он увидел немцев, идущих по лесу, а также увидел и узнал Мари. Шон остановился, заслонив глаза от солнца, и увидел, как Мари вошла в лес, немцы последовали за ней. Вдруг забеспокоившись, Галлахер заспешил. Когда он был в середине поля, он услышал первый крик. Шон тихо выругался и побежал.

Стояла великолепная весенняя погода. Сара и Мартиньи шли по дороге меж сосен, наслаждаясь приятным теплом. Вокруг в изобилии цвели нарциссы, крокусы и подснежники. Зацветали камелии. Вдали, в просветах между деревьями видны были воды залива, где голубизна местами граничила с зеленым. Повсюду пели птицы.

Сара держала Мартиньи под руку, пока они шли по лесу.

— Боже, как чудесно пахнет. Вспоминается детство. Длинные, жаркие летние каникулы. Может быть, это был просто сон?

— Нет, — сказал он. — То была действительность. А эти четыре года просто ночной кошмар.

— Я люблю эти места. Норманны — древний народ, и де Вили такой же древний род, как остальные. У нас долгая история. Роберт де Виль сражался в битве при Хастингсе вместе с герцогом Вильгельмом Нормандским.

— С добрым старым Вильгельмом Завоевателем?

— Вот именно. Он правил Джерси до того как стал королем Англии. Так что это мы колонизовали Англию, а не наоборот.

— Тебе есть, чем гордиться.

— Здесь мои корни. Здесь моя родина. Мой дом. А ты откуда, Гарри?

— Человек без родины, вот кто я, — шутливо сказал Мартиньи. — Американский житель, годами работавший в Европе. Семьи, о которой стоило бы говорить, не осталось.

— Гражданин мира?

— Вовсе нет. — Он расстроился, и это проявилось в неожиданном сердитом смущении. — Я просто ничей. Не принадлежу ни к одному месту в мире. Возможно, мне следовало бы умереть в тех траншеях в девятьсот восемнадцатом. Может быть, наверху произошла ошибка. Меня здесь вовсе не должно было бы быть.

Сара развернула его к себе.

— Ты говоришь ужасные вещи. Я чувствую, что начинаю уставать от циничных и сардонических заявлений, Гарри Мартиньи. Не мог бы ты, хотя бы изредка, снимать свою броню? Хотя бы, когда ты со мной?

Прежде, чем он успел ответить, они услышали крик. Они повернулись туда, откуда он доносился, и увидели в просвете между деревьями старый амбар на поляне, и рядом с ним Мари, отбивавшуюся от Клейста, и смеявшегося Грейзера, стоявшего в стороне.

— Господи, Гарри, да делай же что-нибудь! — воскликнула Сара.

— Хорошо, но ты не вмешивайся.

Мартиньи пошел вниз по склону, в это время из-за деревьев выбежал Шон Галлахер.

Клейст пришел в возбуждение, сжимая упругое юное тело.

— Да замолчи, ты! — уговаривал он девушку. — Будь хорошей девочкой, я тебя не обижу.

У Грейзера сияли глаза, рот был полуоткрыт.

— Не забудьте, инспектор, все должно быть поровну, таков мой девиз.

Добежав до них, Галлахер плечом отбросил сержанта с дороги, словно был форвардом в регби. Подскочил к Клейсту, и пнул немца под левое колено, от чего нога у того подогнулась, и нанес ему сильный удар в область почек. Клейст застонал и повалился, выпустив из рук перепуганную девушку.

Галлахер поднял корзинку Мари и подал ей, потрепал девушку по щеке.

— Теперь все хорошо, детка, — сказал он. — Беги наверх к дому миссис де Виль. Больше тебя никто не тронет.

Она бросилась бежать как испуганный кролик. Когда Галлахер обернулся, Грейзер успел вытащить из кармана свой маузер, глаза его сверкали от бешенства. Клейст сказал:

— Нет, Эрнст. Это приказ. Он мой. — Немец поднялся, расправил плечи и снял плащ. — Как все ирландцы, он же ненормальный. Сейчас я его проучу. Руки-то пообломаю.

— Наполовину ирландец, так что и ненормальный наполовину. Давай разберемся с этим окончательно. — Шон снял куртку и отбросил ее в сторону. — Я не рассказывал тебе о моем деде, старике Харви Леброке? С двенадцати лет он ходил на шхуне за треской, потом был боцманом на паруснике, перевозившем зерно из Австралии. К двадцати трем он обогнул мыс Горн двенадцать раз.

— Поговори, поговори, — сказал Клейст, кружа около Шона. — Это тебе не поможет.

Он бросился вперед, резко выбросив кулак для сокрушительного удара, от которого Галлахер, однако, с легкостью увернулся.

— В те дни боцман был хорош только своими кулаками, а он был хорош. Очень хорош. — Шон нырнул вперед и ударил немца в левый глаз. — Когда я приезжал из Ирландии еще мальчишкой к нему в гости, деревенские мальчишки не давали мне прохода, потому что я смешно говорил. Когда я пришел домой в слезах, он вывел меня в сад и преподал первый из множества уроков. Знание, расчет, реакция — вот что имеет значение, а не размеры. Бог, как он часто напоминал мне, а он не был профессиональным проповедником, никогда не планировал, чтобы миром правила жестокость.

Получалось так, что немец каждый раз промахивался, а Галлахер, казалось, бил его, как хотел и куда хотел. В нескольких ярдах от них, на холме, Сара, Мартиньи и девочка Вайбер наблюдали, как ирландец гонял инспектора по траве.

Но вдруг случилась беда: Галлахер сделал шаг вперед, поскользнулся на траве и упал. Клейст воспользовался выпавшим ему шансом: поднял колено и сильно лягнул его в бок при падении. Галлахер с удивительной скоростью откатился в сторону и встал на одно колено.

— Видит Бог, ты даже ударить-то не можешь толком.

Когда он вставал, Клейст бросился на него, чтобы расправиться. Галлахер отклонился, и немец, споткнувшись об него, влетел головой в стену амбара. Ирландец ударил его по почкам сначала левой, потом правой рукой. Клейст резко вскрикнул, и Галлахер развернул его к себе. Он ухватил немца за воротник и ударил лбом в переносицу, сломав ему нос. Затем отступил на шаг. Клейста качнуло, и он повалился.

— Негодяй! — крикнул Грейзер.

Галлахер обернулся и увидел, что сержант направляет на него маузер, но в тот же момент раздался выстрел, у ног сержанта выбило кусок дерна. Они повернулись, по склону спускался Мартиньи с Вальтером в руке.

— Уберите это! — приказал он.

Грейзер продолжал стоять, глядя на Мартиньи. Клейст, которому удалось подняться на ноги, сказал хрипло:

— Делай, что сказано, Эрнст.

Грейзер послушался, и Мартиньи продолжал:

— Хорошо. Вы, без сомнения, опозорили все, что символизирует Рейх. Об этом я поговорю с вашим командиром позже. Теперь уходите.

Грейзер попытался поддержать Клейста под руку, но тот оттолкнул его и пошел прочь через лес. Галлахер повернулся и крикнул Мари Вайбер:

— Иди, девочка. Иди в дом.

Она повернулась и побежала. Сара вынула платок и вытерла кровь с губ Галлахера.

— Никогда не думала, что Джерси и Ирландия являются такой смертельной смесью.

— Прекрасный день для узнавания. — Он сощурился на солнце, пробившееся сквозь кроны. — То ли еще будет. — Он усмехнулся и обратился к Мартиньи. — У вас нет с собой сигарет? По-видимому, свои я оставил дома.

Мартиньи и Сара проехали через Сент-Обин и дальше к Бел-Ройал, минуя на своем пути целый ряд укреплений и огневых точек. Хотя небо оставалось голубым, и ярко светило солнце, а горизонте, над фортом Елизаветы появилась темная завеса.

— Дождь, — сказала Сара. — Типичная весенняя погода для Джерси. Удивительное солнце, и неожиданно с залива налетает шквал с дождем, иногда всего на несколько минут.

— Здесь теплей, чем я ожидал, — заметил Мартиньи. — Как в Средиземноморье. — Он кивком указал на сад, мимо которого они проезжали. — Особенно, когда видишь эти пальмы. Такого я не ожидал.