– Мы сегодня проезжали там. Прелестная церквушка с граненым шпилем.
– Да, шпиль там есть. Ну, я решил поискать своего джентльмена, поехал дальше и – помните там сарай с черепичной крышей? Примерно три четверти мили от Пэгфорда?
– Я его заметила, – сказала Гарриет. – Он стоит посреди поля.
– Точно. Ну вот, еду я там и вижу в поле свет, как от велосипедного фонаря, и тут меня осеняет, что с полгода назад Крачли подрядился на тракторе что-то сделать для мистера Моффата, чей сарай. Смекаете? Я просто сложил в голове то и другое. Вылезаю из машины и иду через поле на свет фонаря. Он не торопился – просто шел с велосипедом – а я-то шел быстро, и на середине поля он меня, должно быть, услышал, потому что остановился. Подхожу к нему и вижу, кто это.
Суперинтендант снова замолчал.
– Выкладывайте, – сказал Питер. – На этот раз мы сдаемся. Это был не Крачли. Это был мистер Гудакр или хозяин “Короны”.
– Снова попались, – весело сказал Кирк. – Крачли это был как миленький. Я спросил, что он тут делает, а он ответил, мол, это его дело, и мы слегка поспорили, и я сказал, что хотел бы знать, зачем ему ключ от сарая мистера Моффата, а он спросил, что я хочу сказать, – короче говоря, я сказал, что посмотрю, что там в сарае, а он, черт возьми, пойдет со мной. Ну, мы пошли, он здорово надулся, но сказал: “Не того вы взялись трясти”, а я сказал: “Посмотрим”. Дошли мы до двери, я говорю: “Давайте сюда ключ”, а он:
“Говорю вам, нет у меня ключа”, а я: “Тогда что вам нужно тут посреди поля? Здесь ведь нету ничего, и я, говорю, все равно посмотрю, что в сарае”. Тут я беру и толкаю дверь, а она, не моргнув, открывается. И что, вы думаете, было в том сарае?
Питер осмотрел свою соломенную косичку и связал ее концы. Получилась корона.
– Скажу наугад, – ответил он, – там была Полли Мэйсон.
– Ах ты! – воскликнул суперинтендант. – Только я хотел вас снова подловить! Точно, Полли Мэйсон, и она ничуть не испугалась при виде меня. “Ну, девочка, – говорю я ей, – не нравится мне, что ты тут сидишь. Это что еще такое?” А Крачли говорит:
“Не твое дело, легавый тупица. Она старше возраста согласия”. – “Может, и так, – говорю, – но у нее есть мама, – говорю, – которая воспитала ее порядочной девушкой, и, больше того, мы тут имеем взлом и проникновение, а это гражданское правонарушение, и мистер Моффат этого так не оставит”. Ну и мы обменялись еще парой слов, а девочке я сказал: “Давай-ка сюда ключ, он не твой, и если у тебя есть хоть какое-то соображение или чутье, ты поедешь со мной домой”. Ну, в конце концов привез я ее домой, а уж сколько она мне надерзила по дороге… Ну а этого мялорда я оставил с носом – прошу прощения, милорд, не хотел обидеть.
Питер закончил корону и надел ее.
– Странная штука, – заметил он. – Мужчины вроде Крачли – с большими белыми зубами – практически всегда донжуаны.
– Однако не легкомысленные, – добавила Гарриет. – Две струны для пользы и одна для удовольствия.
– У Фрэнка Крачли, – проворчал Кирк, – слишком длинная та штука, которой кошка вылизывается.
“Легавый тупица”, надо же. Я ж его, наглого пса, затравлю, не помилую.
– Налицо явная нехватка утонченных чувств, – сказал Питер. – Офелья стих мне украшает, но Хлоя – истинный мой Пыл[272]. Однако просить отца Офельи сделать ключ для Хлои – это… бестактно.
– Я не учитель воскресной школы, – продолжал суперинтендант, – но эта Полли Мэйсон напрашивается на неприятности. “В то воскресенье будет оглашение брака”, – говорит она мне на голубом глазу. А я ей: “Да неужто? На твоем месте, девочка, я бы побежал к викарию со всех ног, пока твой кавалер не передумал. И если вы с ним собираетесь сделать все по-людски, вам не нужны ключи от чужих сараев”. Не стал ничего говорить про девушку в Лондоне, потому что там все кончено, но где одна, там может быть и две.
– Их и было две, – решительно сказала Гарриет, – и вторая была тут, в Пэгфорде.
– Как так?
Гарриет второй раз за вечер изложила свою историю.
– Черт возьми! – воскликнул мистер Кирк, от души рассмеявшись. – Эгги Твиттертон, бедная старушка! Целуется на кладбище с Фрэнком Крачли. Вот это номер!
Комментариев не последовало. Вскоре Кирково веселье стихло, и вновь стало понятно, что он вынашивает мысль. Взгляд остановился, губы беззвучно шевелились. Питер и Гарриет смотрели на него затаив дыхание.
– Минутку, минутку, – пробормотал он. – Эгги Твиттертон, так? С юным Крачли? Это наводит на какую-то мысль, определенно наводит… Не говорите, не говорите… Да! Я так и знал, что додумаюсь!
– Я тоже, – тихо буркнул Питер.
– “Двенадцатая ночь”! – ликующе выкрикнул мистер Кирк. – Орсино! “Стара, ей-богу. Муж быть должен старше своей жены”[273]. Так и знал, что у Шекспира что-то было. – Он снова замолк, потом заговорил другим тоном: – Эге! Все это хорошо, но смотрите-ка: если Эгги Твиттертон хотела отдать деньги Фрэнку Крачли и если у нее был ключ от дома, что могло ей помешать… а?
– Абсолютно ничего, – ответил Питер. – Только вам придется это доказать.
– Я все время за ней наблюдал. В конце концов, она сказала то, что сказала. И она знала про завещание и все такое. И коли уж на то пошло, кто бы это ни сделал, ему ведь надо было как-то попасть в дом?
– Почему? – спросил Питер. – Откуда вы знаете, что Ноукса не убили в саду, когда он вышел?
– Нет, вот этого как раз не было, и вы это знаете не хуже меня. А почему? Ни на его ботинках, ни на куртке – там, где он упал – не было ни земли, ни гравия. А в это время года, да еще после дождя, который лил на прошлой неделе, должны были быть. Нет, милорд, это силки для куликов![274] Меня вы так не поймаете.
– “Гамлет”, – кротко сказал Питер. – Хорошо. Давайте мы теперь с вами поделимся тем, что нам пришло в голову насчет проникновения в дом.
Около часа спустя суперинтендант был поколеблен, но не переубежден.
– Смотрите сюда, милорд, – проговорил он на конец. – Я вас понял, и вы во многом правы. Что толку говорить “он мог бы” или “она могла бы”, если всегда найдется умный адвокат, который скажет, что “мог” не значит “сделал”. Признаю, что слегка поторопился: упустил из виду и окно, и чердачный люк, и то, что в покойного могли что-нибудь бросить. Лучше поздно, чем никогда. Утром я снова приду, и мы все те места посмотрим. И вот еще что. Я приведу Джо Селлона, и вы сможете сами посмотреть, пролезет ли он сквозь эти, как их – проемы, верно? Потому что, откровенно-то говоря, из него двоих таких, как вы, милорд, можно выкроить, а вдобавок сдается мне, что вы сквозь что угодно сможете пролезть, в том числе сквозь судью и присяжных, уж простите за такие слова… Нет, вы не поймите меня неправильно – я не собираюсь ничего вешать на Эгги Твиттертон. Я собираюсь выяснить, кто убил покойного, и доказать это. И докажу, даже если мне все тут придется прочесать частым гребнем.
– Тогда, – сказал Питер, – вам придется встать ни свет ни заря, чтобы наши лондонские друзья не вынесли из дома всю мебель.
– Прослежу, чтоб они не вынесли чердачный люк, – сострил суперинтендант. – И двери с окнами. А теперь мне пора домой – и очень прошу прощения за то, что помешал вам и ее светлости отдыхать.
– Не стоит. Прощай! Прощанья сладостна игра![275] Мы провели чудесный шекспировский вечер, не так ли?
– Ну, он, по крайней мере, кажется разумным, – сказала Гарриет, дождавшись, пока ее лорд проводит суперинтенданта до дверей. – Ох! Надеюсь, что сегодня больше никто не придет.
– Nous menons une vie assez mouvementée[276]. Не припомню подобных дней. Бантер совсем измучен – я отослал его спать. Что до меня, то я, кажется, не тот, кем был до завтрака.
