Знаю: сейчас она крикнет,
она крикнет: больно…
Скальд.
Нет, он крикнет – слышишь, он!
В опочивальне голос Атиллы, лязг отодвигаемого засова.
Керка. Тесс… он!
Керка отбегает в дальний угол. Скальд бросается к двери. Из опочивальни выходит Атилла, грудь расстегнута, в руках лютня. Застигнутый его взглядом, Скальд застывает.
Атилла (ищет кого-то глазами, увидел Зыркона, подзывает его). Ты мне нужен… (Стиснув плечи Зыркона – тихо.)
Слушай: никому, никогда о том, что сейчас я тебе скажу…
Зыркон. Говори – буду молчать, как земля.
Атилла. Я не могу, понимаешь?
Зыркон. Что не можешь?
Атилла.
Не могу отдать ее на смерть,
не могу, чтоб у нее посинели губы,
не могу, чтоб закрылись ее глаза…
Не могу!
Зыркон. Не донес, надорвался? Эх, друг!
На полу – обнял, прижался к ногам Атиллы.
Атилла. Молчи! Никому…
Зыркон. А завтра? Что ж будет завтра?
Атилла. Не хочу, чтоб завтра было…
Зыркон. Хочешь – не хочешь, оно будет. От него никуда не уйдешь. Разве что… в землю: там не догонит. (Молчит, уткнувшись в ноги Атиллы.)
Атилла. Ну, будет… Иди, спи.
Зыркон, закрыв лицо руками, выходит из палаты.
Атилла (Скальду.) Поди сюда, старик. (Идет к столу, наливает вина, вглядывается в Скальда.)
Мне чем-то знакомы твои глаза…
Ты раньше мне никогда не пел?
Скальд (с трудом). Н-нет. Петь – не пел…
Атилла (распахивает грудь).
Как будто в злой полдень жарко мне,
Иль это она зажгла всю кровь?
(Залпом выпивает чашу.)
А зря хвалилась: играть не умеет.
Просила, чтоб ты спел песню,
чтоб было ей веселей. Скальд.
Просила мне… мою лютню отдать?
Атилла.
Просила, да. Что смотришь?
Бери и сыграй такое,
чтоб мне не слышать себя,
забыть, что есть нынче и завтра,
чтоб все на свете забыть!
Ты понял? Играй.
Уходит, опять лязг засова.
Скальд (в отчаянии бросает лютню наземь).
О, будь ты проклята!
Все погибло… Конец…
Керка (подбегает к нему радостно).
Он жив! Как камень с плеч!
О, пусть он ляжет с ней,
пусть он ее обнимает,
пусть целует, мне легко –
он жив… целует… слышишь?
Скальд. Собака! Гунн!
Высоко подняв лютню, делает резкое движение к двери. Вдруг останавливается, встряхивает лютню возле своего уха, еще раз.
Скальд (восторженно).
Здесь нет, здесь нет ножа.
Ты слышишь: он не звенит.
Так, значит, взяла нож,
Значит, нож у ней!
Керка. Нож? Кто ты? Помогите…
Скальд зажимает ей рот, Керка схватила его за бороду, за волосы, он вырвался – борода и парик у руках у Керки. Мгновение оба растерянно смотрят друг на друга.
Керка. Вигила… Помогите!
Вигила опрометью выбегает в дверь. Керка хочет броситься за ним и останавливается. Из опочивальни слышится стон Атиллы, тяжкое падение тела.
Керка (кидаясь к дверям опочивальни). Помогите! Сюда! Скорее! (Бьется в двери опочивальни.) О, скорее! Сюда!
Подходит с трудом проснувшийся Едекон, вбегают Исла, Оногост, Зыркон, Камель и другие. Окружили Керку.
Голоса. Кого? Кто? Беда! Огней! (Керке). Где он?
Керка (задыхаясь). Убежал… (Показывает рукой на дверь.) Она там… (Показывает на опочивальню и стоит, почти теряя сознание, ее держат под руки.)
Оногост. За ним!
Несколько человек с Оногостом бросаются наружу в погоню за убежавшим. Остальные у дверей опочивальни.
Голоса. Плечом… Так! С маху! Бей! Вместе! Едекон (с поднятым топором). Сторонись… вы! С дороги, ну!
Быстро взламывает дверь топором. Открывается: Атилла ничком у порога и Ильдегонда с ножом возле постели. Все замерли.
Керка (бросается к телу Атиллы, обнимает его). Ты! Ты! Твоя кровь!
Тишина.
Ильдегонда (показывается в дверях, дико смотрит на всех). А где он? Где он?
Исла. Аррчь ее! (Ильдегонду схватили, держат). Кто он? Отвечай!
Ильдегонда молчит.
Оногост (вбегая вместе с остальными). Поймали!
Занавес
Африканский гость*
Невероятное происшествие в трех часах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Малафей Ионыч, бывший дьякон, а ныне заведующий брачным столом в уездном городе для записи гражданского брака. Все еще никак не может привыкнуть к своему преображению, чувствует себя как Венера, вышедшая из воды, пытается прикрыть наготу куцыми полами пиджака и куцыми словечками.
Каптолина Пална, его супруга, бывшая дьяконица. Губы – как «архиерейский кусочек». Мозги – тоже куриные.
Люба, их дочь. С точки зрения наследственности – явление необычайное. Хороша так, что даже автор опасается пристально ее разглядывать и описывать. Пение предпочитает разговору.
Витька Жудра, рыж, быстр, вихраст и остр. В другие века из него бы вышел Тиль Уленшпигель, в наше время он будет неугомонным строителем, для чего, впрочем, ему надо поступать в Высшую Техническую Школу.
Доктор, громаден, все в нем неповоротливо и лениво, за исключением мозгов. Глаза у него – какого бы они ни были цвета – все равно голубые, как полагается у мечтателей.
Илья, сын своего отца – доктора – и приятель Жудры. Всегда и все говорит увесисто и серьезно, и потому, что бы он ни говорил – ему нельзя не верить.
Чупятов, уездная власть, бывший литейщик. Своего положения немного стесняется.
Казимир Казимирович Превосходный, его секретарь. Не стесняется.
Сосулин, из Москвы, поэт. Запряжен в огромные американские очки. Очки – главная часть его организма, все остальное мало заметно.
Дарья, геркулесиха, исполняющая обязанности домработницы у дьякона.
Унтер Иваныч, по паспорту Гунтер Иоганн, случайно застрявший в городке военнопленный. Обучает граждан музыке и сам обучается русскому языку.
Африканский гость, очень странный.
Час первый
Палисадник перед домом Малафея Ионыча – рядом с церковью. В доме открыты окна.
Малафей Ионыч (один за столиком под окном. Пьет квас и записывает документы в загсовую книгу). Мулюкин, Иван Петров… тридцати двух лет… И Окомелкина, Марья… лет… лет… девятнадцати. Первым браком. Сережечкин… Федор Матвеев… двадцати двух лет…
