Мартин Мартинович. Да, милая, спи.
Маша засыпает. Мартин Мартинович стоит, взявшись за голову. Стук в дверь. Мартин Мартинович идет в переднюю, открывает. Входит Обертышев.
Мартин Мартинович (Обертышеву). Тише…
Обертышев. Что, спит? Спит.
Мартин Мартинович. Да, заснула.
Обертышев (ставит на пол ведро). Ну, здрасте, Мартин Мартинович, здрасте, здрасте. Я к вам за водичкой: в третьем нумере под нами опять трубы заморозили, не топят, не топят. Хоть бы о других подумали, а то из-за них все без воды сидят. Нехорошо, нехорошо о других не думать, нехорошо.
Мартин Мартинович. А если им топить нечем. Вот я сегодня последние жгу… завтра тоже топить перестану.
Обертышев. Прискорбно, прискорбно… А вы бы этак стульчиками, шкафчиками… книги тоже: книги – ведь они к чему нынче, ни к чему, ни к чему…
Мартин Мартинович. Да ведь вы же знаете, что тут все вещи чужие, только один рояль мой. А главное – Маша очень плоха, я не хочу ее огорчить… не хочу, чтобы она знала…
Обертышев. Да-да-да-да, понимаю… Прискорбно, прискорбно, очень прискорбно… Можно? (Показывает на ведра с водой.)
Мартин Мартинович. Пожалуйста…
Обертышев переливает в свое ведро.
Алекс… Алексей Иваныч…
Обертышев. Слушаю, слушаю, слушаю… да…
Мартин Мартинович. Алексей Иваныч… я хотел у вас попросить…
Обертышев. Что вы, Мартин Мартиныч, что вы, что вы… У нас у самих… Конина – и то раз в день… то есть, что я… раз в неделю, говорю, конину едим. Да… Сами знаете, как теперь все, сами, сами знаете, сами знаете…
Мартин Мартинович. Да нет, Алексей Иваныч, я не то… Я хотел… нельзя ли у вас на завтра… хоть пять-шесть полен… Маша завтра именинница, а у нас, понимаете…
Обертышев. Нет уж, Мартин Мартиныч, вы меня не обижайте, у меня дети, двое детей, сами знаете – не могу же я их… Что вы, что вы! Какие у меня дрова, что вы!
Мартин Мартинович. Да я же нынче утром видел, как вы свой шкаф на лестнице открыли и там…
Обертышев. А вы… что же это, что ж это, что ж. это подглядываете? Нехорошо, нехорошо чужому завидовать, нехорошо, грех… Шкафчик… Мало ли что у меня в шкафчике… шкафчик у меня на замок заперт, на замок, да. А то ведь теперь все крадут, сами знаете, сами знаете…
Мартин Мартинович. Алексей Иваныч…
Обертышев. Нет уж, нет уж. Мартин Мартиныч, Господь с вами – вы меня не обижайте, не обижайте. За водичку спасибо. Жене кланяйтесь, когда проснется, кланяйтесь от меня непременно. Какая она у вас красавица была, приятно со стороны поглядеть было… приятно, приятно, очень приятно… Да…
Мартин Мартинович. Алексей Иваныч. Она скоро… она, может быть, последние дни…
Обертышев (продолжает). Очень приятно, да… кланяйтесь… ну, всего… (Быстро уходит.)
Мартин Мартинович возвращается в кабинет. Маша – во сне или в бреду – что-то бормочет. Мартин Мартинович минуту стоит над ней, стиснув руки. Думает. Вдруг решительно напяливает на себя сверх уже надетого летнего пальто еще одно пальто, засовывает в карман косырь, клещи. Уронил клещи, застывает в испуге.
Маша (проснувшись). Это ты, Март, ты куда?..
Мартин Мартинович. Только я на секунду… в домовой комитет… Я сейчас. (Незаметно поднимает клещи, держит за спиной.)
Маша. Только не забудь… не забудь, ключ возьми. А то мне встать… ты домой не попадешь.
Мартин Мартинович. Нет-нет… не забуду… Я сейчас… Ты не думай ничего особенного… Я сейчас… (Уходит.)
Маша одна. Лежит пластом. Потом немного приподнимается, пробует встать – не может, опять опускается на постель. Берет со столика ручное зеркало, смотрит на себя, с отвращением бросает зеркало. Мартин Мартинович, возбужденный, на цыпочках входит в переднюю, придерживает что-то под пальто. Останавливается, прислушивается.
Маша. Март… Ты…
Мартин Мартинович. Я…
Быстро, стараясь не стучать, вытаскивает из-под пальто поленья дров, кладет их на что-то мягкое. Входит в кабинет.
Маша. Как ты скоро… Почему ты молчишь? Ну, кого ты там видел?
Мартин Мартинович. Обер… Обертышева…
Маша. Что – Обертышева?..
Мартин Мартинович. Обертышев… Да… он… он просил… тебе кланяться.
Маша. Не выношу я этого… мне он противен, как крыса… как крыса… Дай мне термометр.
Мартин Мартинович. Где он? Ах, да… вот.
Маша. Впрочем, нет, возьми – не хочу. Все равно… завтра, я знаю, я буду чувствовать себя хорошо, я должна. И я встану. Непременно встану… с утра…
Мартин Мартинович (подойдя ближе). Маша, я хочу тебе сказать… я… (Замолкает.)
Маша. Что? Ты какой-то… что с тобой?..
Мартин Мартинович. Ничего… (Обнимает ее.) Я хочу сказать, что завтра у нас, во всяком случае, будет тепло – с самого утра.
Маша. Милый… спасибо… А ты мне сыграешь на рояле, как прежде, да?
Мартин Мартинович. Я… я попробую…
На сцене темно.
Сцена вторая
Та же комната. Зимний день. Окна в морозных узорах. Топится «буржуйка». На столике – скатерть, две восьмушки хлеба, какие-то черные, ужасного вида лепешки. Маша, одетая, сидит в обложенном подушками кресле возле рояля. За роялем – Мартин Мартинович: начинает играть прелюдию Скрябина, бросает. Начинает бравурную вещь – тотчас же обрывает, встает.
Мартин Мартинович. Нет, не могу… Маша. Ну еще… хоть как-нибудь, хоть немного… Ну, пожалуйста, ты же вчера обещал…
Мартин Мартинович опять начинает последнюю вещь. Глухой стук где-то внизу. Мартин Мартинович вскакивает.
Что с тобой? Чего ты испугался?
Мартин Мартинович. Нет, я не… Мне показалось: к нам стучат. Открыть…
Маша. Ты кого-нибудь ждешь?..
Мартин Мартинович. Нет… ни… никого… Постой… (Прислушивается. Облегченно.) Нет, это еще не… это не к нам…
Маша. Это рядом, у Обертышевых – колют дрова.
Мартин Мартинович. Дро… дрова. У Обертышевых.
Маша. Ну да. Почему ты так вдруг… Играй же…
Мартин Мартинович. Маша, милая… не надо… я не могу. Не могу.
Маша. А я так хотела… я думала… Нет – ничего: мне сегодня хорошо и так. Подложи еще дров.
Мартин Мартинович подкладывает.
Какое счастье, что у нас еще хоть дрова есть… Правда?..
Мартин Мартинович молчит.
Маша. А знаешь, Март, какой я чудный сон сегодня видела… Будто мы с тобой едем на юг, и какая-то станция, а на вывеске вместо названия станции – рука с указательным пальцем… ну знаешь, какие указывают: «Выход здесь». И палец прямо показывает на тебя, ты мечешься и пересаживаешься с места на место, а палец поворачивается за тобой, как стрелка…
Стук в дверь.
Мартин Мартинович. Это… это не к нам. Нет.
Стук повторяется.
Маша. Нет – к нам, слышишь?
Мартин Мартинович. Маша, я не могу… я не открою… Я не открою…
Маша. Я понимаю. Я бы тоже хотела вдвоем. Но неудобно же. Иди. Да иди же.
Мартин Мартинович идет в переднюю, секунду стоит около двери. Стук сильнее. Мартин Мартинович открывает, входит Селихов.
Селихов (в шубе). Ну, сударь мой, разодолжили. Сейчас ко мне в домовой комитет приходит Обертышев…
Мартин Мартинович (перебивает; торопливо, лихорадочно). Что? Да… (Громко.) Очень рад, очень рад вас видеть… У нас тепло… Понимаете, жена именинница, и я… Пожалуйста, снимайте шубу… у нас тепло… (Оставив Селихова одного, быстро проходит в кабинет. Маше, так же лихорадочно.) Сам председатель домового комитета… Он сейчас… он снимает шубу… я сказал, что тепло…
