— Конечно, да… Я, разумеется…
— Хорошо, садитесь. — Фромм продолжал деловым тоном. — Я сказал это вам не в порядке приказания, а как лицу заинтересованному. Но, господа генералы и офицеры, нам нужно будет выделить для наблюдения за результатами взрыва одного из работников штаба. Добровольцы, конечно, найдутся. Он будет находиться в надежном убежище, там же будет помещена киноаппаратура, которая заснимет через перископы взрыв и его действие на людей. Затем мы эту пленку посмотрим здесь и все убедимся в чрезвычайной эффективности нового оружия.
Главный маршал опустился в кресло. Обычно на этом совещания заканчивались. Но тут поднялся один из офицеров, полковник, еще молодой, но чрезвычайно располневший.
— Господин главный маршал, я думаю…
— Думать, значит, подрывать дух войск, — оборвал его Фромм. — Дело говорите.
— Прошу записать меня и произвести взрыв как можно ближе.
— Благодарю вас, полковник Гарвин.
Еще назвалось несколько офицеров. Фромм сказал добровольцам:
— Вы, господа офицеры, сегодня же поедете на полигон, все осмотрите на месте. А потом я решу, кому будет доверено боевое задание. Выполнение его будет отмечено боевой наградой.
Сразу же после совещания Браун и еще два офицера во главе с полковником Гарвином поехали в сторону гор. В другой машине ехали военные инженеры, руководившие сооружением бомбоубежища.
Офицеры ехали в приподнятом настроении, говорили о жажде подвига, оспаривая друг у друга право наблюдать за взрывом, и всем видом своим выказывали презрение к опасности. Браун молчал. Над ним подшучивали, но не решались говорить прямо о трусости. Чтобы отвязаться, он сказал, что дело совсем не в слабости его боевого духа, а в другом…
— В чем же? — повернулся к нему толстяк полковник.
— Это личное, — ответил капитан.
— Ах, все из-за Юв Мэй! — весело заговорили офицеры. — Но ведь ты говорил однажды, что вот-вот свадьба…
Горное плато, на которое они прибыли через три часа, как нельзя лучше подходило для полигона. Тут уже под охраной солдат работали заключенные, будущие жертвы.
Браун спросил у полковника Гарвина: а не разбегутся заключенные перед самым взрывом — ведь охрану придется снять — опасно. Гарвин, знавший о подготовке взрыва больше других, ответил:
— Все предусмотрено. Солдаты будут в оцеплении. Это такие солдаты, что их жалеть нечего…
Экскаватор копал глубокий котлован для бомбоубежища, рядом лежали привезенные детали. Инженеры, развернув чертеж, занялись своим делом, офицеры принялись болтать о своих любовных похождениях. Потом их вдруг озаботил вопрос о сокращении штатов, и Браун подумал, что все они вызвались отсидеть этот взрыв в убежище не для того, чтобы показать свою храбрость, преданность службе, а для того, чтобы остаться в штабе. Он стоял на краю котлована и думал о том, что такое храбрость, служение родине. Судя по тому, что котлован копали вблизи лагеря, обнесенного колючей проволокой, убежище попадает почти под прямой удар. Радиус поражения при взрыве будет невелик, но на всей этой территории, окаймленной горами, опасность для жизни явная; Сейчас отчетливо вспомнились слова отца о недостатках его конструкции. Он говорил о слабости противорадиационного фильтра, о чрезвычайной трудности предохранить человека от поражения излучением во время взрыва и после него.
Так было при испытании уже известного ядерного оружия. А новая бомба отличается колоссальной силой радиации!
«Значит, человек — я или другой, — думал Браун, — может погибнуть в этом убежище. Но во имя чего? Я не трус, нет! Да, я люблю жизнь, хочу счастья с Юв, счастья матери своей и отцу, семье Юв. И если бы пришлось защищать это счастье, я не побоялся бы отдать жизнь. Я пошел бы на смерть, если бы на мою родину напали враги. Но ей никто не угрожает. Зачем убивать вот этих людей, что копаются здесь? Фромм говорит «государственные и политические преступники». Пусть даже так. Но я не подданный этой страны и не хочу быть в роли наемного палача. Пусть правительство Атлантии само борется со своими внутренними врагами. Я принимал присягу бороться с внешними врагами, если они нападут на одну из наших наций.
Почему я должен убить вот этого человека с лопатой в руках? Ей богу, он не похож на преступника. У него грубоватое лицо, но умный высокий лоб и руки сильные; может быть, этими руками построен дом или написана хорошая книга, а его считают политическим преступником… Если бы Юв узнала, что вынуждают меня делать…»
Его мысли прервал тихий голос:
— Господин капитан, скажите Юв Мэй, что ее отец здесь…
Браун вздрогнул, выпрямился. На него смотрели темные, как у Мэй, глаза, с непокорным блеском. Капитан почувствовал, что побледнел. Чтобы не выдать волнения перед офицерами, которые стояли поблизости, он круто повернулся и чуть не свалился в котлован. Потом подошел к машине, достал недопитую в дороге офицерами бутылку коньяку и сделал несколько глотков.
— Капитан Браун! — крикнул полковник Гарвин. — А я надеялся, что вы свою долю оставите мне…
Браун повалился на заднее сиденье и стиснул голову рука ми.
После совещания Фромм потребовал от биографического отде ла информацию о капитане Брауне.
Биографический отдел, кроме жизнеописания любого военнослужащего штаба — своей официальной функции, занимался тайной слежкой за каждым офицером. Вторая, неофициальная сторона деятельности отдела, при Фромме значительно усилилась. Пользуясь материалами этого отдела, он за короткий срок уволил и заменил ленивых, недобросовестных, трусливых и в первую очередь неблагонадежных офицеров.
Вступив в должность начальника штаба, Фромм вскоре убедился, что его предшественник был человек недалекий. Он превратил штаб в канцелярию, разведывательная служба была запущена, и все это досталось в наследство Фромму. Главный маршал круто повернул дело. Чтобы хорошо поставить службу разведки, требовалось время. Он не обязан во всем доверяться военному. министру и главе правительства Атлантии; штабу ОВОК необходима своя разведка. В Атлантию прибывают новые контингенты войск. По заявлениям печати и правительственных лиц, их встречают здесь с великой радостью. Так ли это? Под казармы отведено недостаточно помещений. Крестьяне не пускают на свои поля воинские части для учебных занятий. В танковых и авиационных частях была нехватка горючего — транспортировка его служебными органами Атлантии задерживалась. Это же преступление! Но виновные не были выявлены и наказаны. А возмутительная история с Международным геронтологическим институтом! Несмотря на категорическое требование Фромма, правительство Атлантич медлит с закрытием его. Неужели непонятно, что рядом со штабом ОВОК не может быть никакого другого международного органа?
Главный маршал решил создать агентурную сеть, чтобы в правительстве Атлантии, во всех учреждениях и по всей стране был зоркий глаз… Но в несколько дней этого не сделаешь. Он начал с организации слежки за своими офицерами — надо прежде всего у себя, в штабе, навести порядок.
Фромм, не любивший возни с бумагами — ему больше нрави лось диктовать приказы, чтобы их записывали, читали, выполняли, — проявлял повышенный интерес к документам биографического отдела. Он уже многое знал о Брауне и считал ошибкой своего предшественника, что тот в свое время не избавился от этого ненадежного офицера. Сам уволить Брауна он пока не мог поспешность такая повредила бы Фромму. Браунсын инженера, известного изобретателя, которого поддерживает военное ведомство. Инженер Браун работает над усовершенствованием своей конструкции, которая обещает быть весьма надежной. Семьи знаменитых миллиардеров ждут и требуют такого атомоубежища, в котором можно бы жить, не думая об опасностях войны.
Фромм решил избавиться от капитана Брауна иным путем… А что нужно избавиться от него, в этом главный маршал еще раз убедился, просматривая личное дело капитана, подготовленное биографическим отделом.
«…В кругу офицеров капитан Браун заявил, что военная служба ему надоела. — Я не вижу в ней благородной цели, — сказал капитан. — Я хочу иметь семью. Опасность? Но на нас никто не думает нападать. Войны не будет, если не начнем ее мы».
