Надежды, съ которыми въ Россіи встрѣтили воцареніе дочери Петра Великаго, были выражены декораціями, сочиненными академикомъ Штелиномъ для иллюминаціи по случаю торжества коронаціи Елизаветы Петровны. Главная декорація, передъ Зимнимъ дворцомъ, изображала «Храмъ благополучія». Золоченыя фигуры по сторонамъ храма олицетворяли четыре добродѣтели: мудрость, милость, кротость и любовь къ отечеству.

Елизавета какъ-бы спѣшила оправдать эти надежды, пощадивъ жизнь осужденныхъ министровъ прошлаго царствованія. Верховный судъ приговорилъ къ смертной казни Остермана и Миниха, и вмѣстѣ съ ними Левенвольда, Менгдена и Головкина, но казнь была замѣнена имъ ссылкою въ Сибирь.

Съ первыхъ дней царствованія, Елизавету Петровну заботилъ вопросъ о преемникѣ ея на престолѣ. Наслѣдникомъ являлся голштинскій принцъ Карлъ Петръ Ульрихъ, сынъ дочери Петра Великаго, Анны Петровны. Императрица вызвала его въ Петербургъ, произвела въ подполковники преображенскаго полка, и приказала приготовлять его къ переходу въ православное вѣроисповѣданіе.

Вскорѣ императрица со всѣмъ дворомъ, сенатомъ и иноземными посольствами выѣхала въ Москву на коронацію, и провела тамъ почти весь 1742 г. Она вообще любила Москву и нѣсколько разъ въ свое царствованіе выѣзжала туда и подолгу тамъ оставалась, съ дворомъ и высшими чинами. Передъ возвращеніемъ изъ Москвы послѣ коронаціи, герцогъ голштинскій объявленъ наслѣдникомъ, подъ именемъ Петра Ѳеодоровича, "яко по крови намъ ближайшій".

Императрица вскорѣ затѣмъ озаботилась выборомъ невѣсты для преемника престола. Она остановилась на принцессѣ ангальтъ-цербстской Софіи Августѣ, блиставшей умомъ, образованіемъ и красотою. Императрица пригласила ее въ Россію, и въ февралѣ 1744 г. принцесса со своею матерью прибыла въ Москву, гдѣ тогда находился дворъ. Къ ней назначили священника для приготовленія къ переходу въ православіе, и учителя русскаго языка. Принцесса, желавшая какъ можно скорѣе стать русскою, занималась съ ними съ необыкновеннымъ усердіемъ. 28 іюня совершено было надъ нею мѵропомазаніе, причемъ она наречена Екатериною Алексѣевною, а на другой день состоялось обрученіе съ нею великаго князя Петра Ѳеодоровича.

Въ февралѣ 1745 года наслѣднику престола исполнилось 16 лѣтъ, а въ августѣ того же года состоялось бракосочетаніе его. Празднества по этому поводу отличались большою пышностью и продолжались десять дней. Любопытно, для характеристики времени, познакомиться съ распоряженіями относительно пріѣзда къ придворнымъ торжествамъ особъ высшихъ классовъ. Приказано было лицамъ I и II классовъ имѣть у каждой кареты по 2 гайдука, отъ 8 до 12 лакеевъ и по два скорохода, а кто пожелаетъ, то еще по 2 пажа и по 2 егеря. Особы III класса должны были имѣть у каждой кареты по 6 лакеевъ и по 2 скорохода, камергеры освобождались отъ скороходовъ, но по 6 лакеевъ должны были имѣть непремѣнно. Требовалось также, чтобы всѣ пріѣзжающіе ко двору платье и экипажи имѣли хорошіе.

Въ вѣкъ Елизаветы, жизнь высшаго петербургскаго круга отличалась широкимъ гостепріимствомъ и пышностью. Иностранцы удивлялись блеску маскарадныхъ баловъ, дававшихся во временномъ Зимнемъ дворцѣ. "Красота и богатство аппартаментовъ невольно поразили насъ – писалъ одинъ изъ нихъ; – но удивленіе вскорѣ уступило мѣсто пріятнѣйшему ощущенію при видѣ болѣе 400 дамъ, наполнявшихъ оные. Онѣ были почти всѣ красавицы, въ богатѣйшихъ костюмахъ, осыпанныхъ брилліантами. Но насъ ожидало еще новое зрѣлище: всѣ шторы были разомъ спущены, и дневной свѣтъ внезапно замѣненъ блескомъ 1200 свѣчей, которыя отражались со всѣхъ сторонъ въ многочисленныхъ зеркалахъ. Загремѣлъ оркестръ, состоявшій изъ 80 музыкантовъ. Великій князь съ великою княгинею подали примѣръ танцамъ. Вдругъ услышали мы глухой шумъ, имѣвшій нѣчто весьма величественное. Двери внезапно отворились настежь, и мы увидѣли великолѣпный тронъ, съ котораго сошла императрица, окруженная своими царедворцами, и вошла въ большую залу. Она поклонилась троекратно. Дамы и кавалеры окружили насъ, говоря съ нами по французски, какъ говорятъ въ Парижѣ. Въ 11 часовъ оберъ-гофмейстеръ объявилъ ея величеству, что ужинъ готовъ. Всѣ перешли въ очень большую и богато убранную залу, освѣщенную 900 свѣчей. Посрединѣ стоялъ фигурный столъ на 300 персонъ; на хорахъ во все время ужина гремѣла вокальная и инструментальная музыка. Были кушанья всѣхъ возможныхъ странъ Европы, и прислуживали французскіе, русскіе, нѣмецкіе и итальянскіе оффиціанты, старавшіеся ухаживать за своими соотечественниками. На этихъ балахъ-маскарадахъ часто разыгрывались лоттереи, и почти всегда садились за ужинъ по билетамъ, которые выпадали гостямъ, такъ что случай рѣшалъ, какому кавалеру сѣсть около какой дамы."

Другой французъ такъ описалъ маскарады того же времени: "Маскарады эти были роскошны и давались во дворцѣ, гдѣ по этому случаю раскрывались всѣ парадные покои, ведущіе въ большую залу, представляющую двойной кубъ въ сто футовъ. Вся столярная работа выкрашена зеленымъ цвѣтомъ, а панели на обояхъ позолочены. Не легко описать впечатлѣніе, которое зала производитъ съ перваго взгляда своей громадностью и великолѣпіемъ. По ней двигалось безчисленное множество масокъ въ богатѣйшихъ костюмахъ, раздѣленныхъ на кадрили и группы. Всѣ покои были богато освѣщены: въ одну минуту зажигается не менѣе тысячи свѣчъ. Есть нѣсколько комнатъ для танцевъ, для игры, и общій эффектъ самый роскошный и величественный. Въ одной изъ комнатъ обыкновенно императрица играла въ фараонъ или пикетъ, а къ 10 часамъ она удалялась и появлялась въ маскарадной залѣ, гдѣ оставалась до пяти или шести часовъ утра, нѣсколько разъ перемѣняя маски. Каждое воскресенье бывали пріемъ и балъ, кромѣ большихъ праздниковъ. Нельзя вообразить себѣ болѣе величественнаго двора при подобныхъ случаяхъ. Рѣдко бывало менѣе трехъ тысячъ гостей, въ томъ числѣ лучшая молодежь обоего пола. Придворныя дамы не мало способствовали блеску этихъ собраній, обладая въ высокой степени искусствомъ одѣваться къ лицу. Наряды дамъ очень богаты, равно какъ и драгоцѣнности ихъ: брилліантовъ придворныя дамы надѣваютъ изумительное множество. На дамахъ сравнительно низшаго званія, бываетъ брилліантовъ на 10–12 тысячъ рублей. Онѣ даже въ частной жизни никогда не выѣзжаютъ, не увѣшанныя драгоцѣнными уборами, и я не думаю, чтобы изъ всѣхъ европейскихъ царицъ была хоть одна, имѣвшая болѣе драгоцѣнныхъ уборовъ, чѣмъ русская императрица."

Иногда придворные праздники соединялись съ разными декоративными затѣями. Такъ напримѣръ, подъ новый 1751 годъ, за ужиномъ устроенъ былъ по срединѣ стола цвѣтникъ изъ тропическихъ растеній, и вокругъ него горѣло до 300 восковыхъ свѣчей. Иллюминація представляла колоссальный глобусъ, обращенный къ зрителямъ тою частью, гдѣ приходилась Россія. По срединѣ круга горѣли яркимъ огнемъ начальныя буквы имени императрицы, подъ короною. Выше же глобуса ярко сіяли цифры "1751", въ вѣнкѣ изъ пальмовыхъ и лавровыхъ вѣтвей; ниже нихъ пущены были внизъ лучи. Падая, они сходились на поставленныхъ по сторонамъ декораціи жертвенникахъ, у подножій которыхъ начертаны были на щитахъ восемь стиховъ, восхвалявшихъ добродѣтели государыни.

Здѣсь кстати отмѣтить, что въ 1752 году запрещено было дамамъ являться ко двору въ платьяхъ темныхъ цвѣтовъ. Распоряженіе это, повидимому, понравилось петербургскому обществу, такъ какъ до конца XVIII вѣка вкусъ къ свѣтлымъ и яркимъ платьямъ сохранялся, хотя воспрещеніе темныхъ цвѣтовъ не возобновлялось.

Такъ какъ въ придворные маскарады допускалось очень много публики, то первоначально, вѣроятно, нѣкоторые посѣтители являлись въ несоотвѣтствующемъ платьи. Объ этомъ можно заключать изъ того, что въ 1742 г. предписано было указомъ: "дабы впредь въ маскарадъ желающимъ ѣздить въ хорошемъ и не гнусномъ платьѣ, а въ тѣлогрѣяхъ, полушубкахъ и кокошникахъ не ѣздить."