Противник уже достаточно отодвинулся назад, опасаясь получить ранение. И я решился воспользоваться случаем, живо «перетекая» в нужное место у кустарников.

Вот были лица у парней! Таких «фокусов» им ещё видеть не приходилось, чтобы человек ни с того, ни с сего запросто «пропадал» с глаз долой, а потом неожиданно оказывался в ином месте. Если бы не вся серьёзность ситуации, я бы расхохотался до коликов в животе.

И всё же даже сейчас они рискнули вновь напасть. Обманный финт, будто наношу удар в голову, а сам тут же подскочил под клинок ближайшего из ратников, и нанёс ему резкий удар «яблоком» в лицо. Послышался смачный чавкающий звук и вот повержен первый противник. Он некрасиво завалился навзничь, выплёвывая сгустки темной крови вперемешку с выбитыми зубами.

Крайний справа замешкался и тут же лишился двух пальцев на левой руке. Он по-девичьи всхлипнул и присел, сжимая раненную кисть.

Последние двое замерли в нерешительности. Но надо отдать им должное, что ни бежать прочь, ни сдаваться они не собирались.

Я озорно фыркнул и пошёл в атаку. Прямой колющий фальшионом в грудь левому ратнику. Такой удар тяжело отбить. Но парень сумел… Вернее, мне так хотелось, чтобы он сумел.

Тут же следом «выскочил» сакс, который жадно впился в бедро. Где и остался торчать, «наслаждаясь» своей добычей.

С четвертым покончил не менее быстро. Он вяло и как мне показалось неохотно атаковал. Я живо парировал фальшионом, при этом продолжая движение вперёд. Секунда, и моё тело оказалось у врага за спиной. Тот попытался повернуться, но снова вяло. Короче, для него было поздно реагировать: я с силой схватил его за волосы свободной рукой и сделал подсечку. Ратник гулко свалился на землю и тут же получим плашмя фальшионом по лбу. Кровь брызнула в стороны, а воздух сотрясся от дикого вскрика.

— Вот и всё, — довольно выдавил я из себя.

Правда, это ещё был не конец. Надо было ковать железо, пока горячо.

Кто же из них слабее духом? — мелькнула мысль. — Ну же! Ищи!

Остановился я на последнем ратнике, который схватился руками за лицо. В пылу битвы ему было не понятно, что разбитый лоб — это самое «лёгкое», чем он мог вообще отделаться. Но парня явно смущало обилие крови, заливавшей глаза. И он запаниковал.

— Кто вас послал? — гаркнул я ему в лицо, одновременно нанося удар коленом.

Парень свалился и ответил что-то невразумительное. Я навалился на него всем телом, вынимая гибберлингский нож.

— Конец тебе, сучёныш! — лезвие небрежно скользнуло по его щеке и остановилось у правого глаза.

— Пусти… а-а-а…

Я схватил одну из его рук и ловко придавил её коленом.

— Кто тебе приказал меня убить? — чуть ли не плюясь, проорал мой рот.

— Н-икто-о… нет… а-а-а…

Легкий нажим кончиком ножа. Парень напрягся и перестал трепыхаться, опасаясь нечаянно остаться одноглазым.

— Отвечать! Живо! Кто? Дюжев?

— А-а-а… стой… не надо…

— Кто? Конец тебе, — вновь прохрипел я, делая вид, что собираюсь вогнать нож. Даже для усиления эффекта, наложил вторую ладонь на рукоять.

— Стой! Я скажу… скажу…

— Кто?

— Дор… дор… мидонт…

— Дюжев? Полковник?

— Он… да… нам надо было лишь… а-а-а…

И парень громко зарыдал.

— Вот сука! — я резко поднялся. — Что он приказал?

— Ничего… ничего не приказывал, — послышался голос за спиной.

Я обернулся. Говорившим оказался парень с отрубленными пальцами. Он всё ещё стоял на коленях, кривясь от боли.

— Мы перепутали… мы просто перепутали, — продолжил этот ратник. — Искали одного… одного человека… Он тоже приехал из столицы… дел тут натворил… хотели его арестовать… сами наказать…

— Врёшь!

— Мы перепутали… это случайность, — упрямо повторил ратник.

— А вот я сейчас возьму и отрежу тебе уши… или нос… Что ты тогда скажешь?

— Твоя воля, — потупил взор парень.

— Я сейчас пойду к Дюжеву. Вот мы и посмотрим, говорите ли вы правду, или нет.

— Это случайность…

Ясное дело, что в случае неудачного исхода дела у парней Дюжева должна была быть отговорка. Однако спускать это всё нельзя. Никак нельзя!

Я забрал свой сакс, вытер клинки и, схватив Семёна за шиворот, поволок за собой. Оказывать помощь раненым не стал. Просто не хотел.

И вот где-то через полчаса мы были у Дормидонта.

Надо было видеть его лицо. Глазки забегали, уши покраснели, но Дюжев быстро совладал с собой.

— Я разберусь, — сухо начал он. — Обязательно разберусь… Эти дубоголовые балбесы свою получат…

— У меня подозрение, что они вовсе не ошиблись.

— Да? Почему?

— Нюх… собачий…

Дормидонт выдержал мой пристальный взгляд.

— Я разберусь… что да к чему, — повторился он, нервно облизывая губы.

— Хорошо же у вас в Погостовой Яме с гостями обращаются. Я напишу в столицу.

— Ваше право, — отчеканил Дюжев, кивая головой.

Нам с Семёном тут больше нечего было делать. И мы пошли назад в «винарську избу».

Искать встречи с Рожиновым я решил на следующий день. Во-первых, не стоило заниматься делами в праздник, тем более испорченный дракой, а во-вторых… а во-вторых… Наверное, просто лень. Такое ведь тоже бывает.

Первосвет, узнав о нападении погостовских Защитников Лиги, долго ругался. Я предупредил его, чтобы он сам не шатался по улицам городка.

— Это и тебя, Прутик, касается. Все эти местные «игры» слишком темны… и не так уж просты, как на первый взгляд может показаться. Вам ясно?

Оба закивали головами…

Нам подсказали, что Рожинова сегодня следует искать в его виноградниках, а именно в давильне, что находилась на Червнегурке — Красном холме. Это было где-то в версте от городка, как идти на запад.

Наш путь пролегал по утоптанной каменистой дороге. С обоих сторон от неё растянулись начавшие неспешно просыпаться от зимней спячки яблоневые и грушевые сады, а дальше уже пошли старые, но весьма ухоженные виноградники, на покрученных лозах которых уже разбухли жирные почки и потекли первые «слёзы».

Вообще, надо отметить, что природа юго-западных склонов кардинально отличалась от той, что я наблюдал с площадки Погостовой Ямы в вечер приезда в городок, когда мы с Дюжевым мерились, так сказать, силами.

Вот что можно назвать настоящим «Гурянським тереном»!

У подножия высоких гор, раскинулись пологие холмы. Чем дальше мы шли, тем сильнее окрестности напоминали лоскутное одеяло, сотканное из раскидистых виноградников, побеги которых только-только пустили соки.

— А красиво тут! — вздохнул Семён, шедший как всегда в конце.

Он втянул полную грудь воздуха и заулыбался. Очевидно, Прутику раньше никогда не приходилось видеть ничего подобного. Но, если быть честным, то и я наблюдал подобную картину впервые.

Здесь действительно было по-своему красиво. Умиротворяющий пейзаж: синие пики гор, зелёные волны холмов, голубое безоблачное небо, яркое весеннее солнце… Каждый мало-мальски пригодный участок земли представлял собой сплошные сады или виноградники. Чувствовалось, что за ними глядели с большой любовью. А в тех местах, где холмы были с весьма крутыми склонами, их умело разбивали на ярусы, подпирая каждый каменными кладками, от времени уже поросших тёмным лишайником.

Не смотря на то, что вчера почти все жители Погостовой Ямы гуляли до поздней ночи, сегодня многие из них вышли трудиться: кто-то выравнивал покосившиеся за зиму столбы, правил жерди; кто-то оглядывал побеги — не пропали ли те, не перемёрзли ли; другие подвязывали лозу, прокапывали канавки, размечали места под новые кусты.

Надо сказать, что на виноградниках в основном работали мужчины. Для них это было своего рода предмет гордости, эдакого негласного соревнования. Они не раз хвастали друг перед другом собственными достижениями.

Червнегурка была одним из самых высоких и крутобоких холмов. Для того, чтобы подняться к давильне (надо отметить — весьма крупному зданию), нашей компании предстояло преодолеть не меньше трёх сотен крутых каменных ступеней, вздымающихся до самой вершины. Подъём был труден. Пришлось даже на середине пути останавливаться, чтобы отдышаться.