Крисси была глухонемой. Ни Амелия, ни Рейнольдс не могли общаться с ней. Амелия подозревала, что Криспин нанял ее благодаря этому. Прекрасная кухарка, она делала свою работу, свободное время она проводила у телевизора и выходила только за покупками. Рейнольдс думал, что она может читать по губам. Он предупредил Амелию, чтобы она была осторожна, когда рядом находится Крисси.

Амелия лишь изредка мельком видела сына. За последние месяцы они не обменялись ни единым словом. На лестничной площадке, рядом со всегда закрытой дверью в апартаменты Криспина, стоял стол. Рейнольдс получил приказ на подносе приносить ему еду, стучать в дверь и затем уходить. Криспин ел очень немного. На завтрак съедал рыбный салат или омлет, на ужин маленький бифштекс или куриное мясо.

Время от времени он выходил из ателье и куда-то уезжал на «роллсе». Амелия, которая следила, спрятавшись за шторами, предполагала, что он навещает нотариуса. Она также предполагала, что, запершись в ателье, он рисует.

Она смирилась с тем, что больше не имеет власти над сыном, но, по крайней мере, у нее было 50 тысяч на расходы. Она продолжала вести активную светскую жизнь и была прекрасным игроком в бридж. Новость о том, что Криспин унаследовал все состояние отца, стала известна всем. Ей выражали сожаление, когда был продан большой дом. Амелия объяснила, что Криспин великий художник и посвятил себя целиком живописи. Его нельзя беспокоить ни по какому поводу. Она также говорила, что только, может быть, Пикассо является его соперником. Друзья украдкой посмеивались. Ее часто приглашали на коктейли или ужины к знакомым. Она в ответ приглашала людей в многочисленные рестораны Парадиз-Сити и объясняла еще раз, что сын настолько чувствительный, что она не может принимать дома.

Однако она не переставала думать о том, чем занимается сын месяцами, запершись наверху. Сгорая от любопытства, она решила выяснить правду. Однажды случай представился. Крисси ушла за покупками, Криспин уехал на машине. Она позвала Рейнольдса.

— Как вы думаете, мы сможем пробраться наверх, Рейнольдас?

— Думаю, да, мадам. Я уже осмотрел замок и смогу открыть его.

— Тогда пошли сейчас же!

Рейнольдсу понадобилось несколько минут, чтобы открыть дверь. Они вместе вошли туда и оказались в кошмарной обстановке.

На громадных картинах, развешанных на стенах, были изображены настолько мерзкие сцены, что Амелия почувствовала себя плохо. Тема этих картин была одна: голая девушка, изображенная с удивительной фотографической точностью, лежала на оранжевом песке пляжа под кроваво-красной луной и почти черным небом. Она была обезглавлена, выпотрошена и разрезана на куски.

В углу ателье, на подставке, стоял большой портрет, очень напоминающий Амелию. Между зубами в крови торчали мужские ноги в брюках из ткани в красную и белую плоски: костюм для уик-энда ее мужа. Из черных волос торчала пара волосатых рогов.

Долгое время она внимательно рассматривала картину, потом в полубессознательном состоянии с помощью Рейнольдса спустилась по лестнице.

Он оставил ее в салоне, а сам, шатаясь, прошел в спальню, чтобы выпить хорошую порцию виски. После этого, слегка взбодрившись, но все еще под шоком, он поднялся наверх, чтобы закрыть дверь.

Вернувшись в салон, он налил коньяка для Амелии. Она выпила его маленькими глотками, потом спросила:

— Что будем делать? Это ужасно! Он совершенно сошел с ума! Возможно, он даже опасен!

Рейнольдс вновь подумал о кошмаре, которым станет его жизнь, если он потеряет работу.

— Думаю, мадам, ничего другого, как ждать и надеяться.

Амелия, думая о том, какой станет ее жизнь на десять тысяч долларов, кивнула головой.

Они ожидали, но безнадежно.

Именно на следующий день после убийства Дженни Бендлер Рейнольдс сделал ужасное открытие.

Он нашел Амелию у телевизора.

— Мадам, — произнес он прерывающимся голосом, — пройдемте со мной в котельную.

— Котельную?

Она взглянула на него и, увидев мокрое и бледное лицо, почувствовала внезапный страх.

— Что случилось?

— Пожалуйста, мадам, пройдемте.

Он повернулся и пошел по коридору. Поколебавшись мгновение, она, очень взволнованная, проследовала за ним в подвал, где находилась котельная.

— Смотрите, мадам, — прошептал он, показывая на что-то пальцем.

Она посмотрела на кучу одежды, лежащую на полу, она узнала пиджак мужа, который очень нравился Криспину, и он носил его часто, и также серые брюки Криспина, его рубашку и туфли. С растущим ужасом она заметила, что вся одежда покрыта пятнами, по всей видимости крови. К пиджаку был приколот листок бумажки. На нем красивым почерком Криспина было написано: «Немедленно уничтожьте одежду».

Они переглянулись. Амелия повернулась, поднялась по лестнице и, шатаясь, вошла в салон. Рейнольдс бросился к себе в комнату, налил большую порцию, проглотил ее и, пошатываясь, направился в салон.

Амелия сидела, уставившись в экран телевизора. Говорил Пит Хамильтон. Замерев как статуи, они слушали описание преступления. «Кто-то должен скрывать этого ужасного сумасшедшего, — сказал в заключение Хамильтон. — Его одежда должна быть в крови. (У Амелии было ощущение, что репортер смотрит ей прямо в глаза.) Я обращаюсь к человеку, который предоставил убежище этому опасному безумцу — жене, матери, отцу или другу, — и прошу немедленно связаться с полицией. Этот человек может совершить новое преступление. Пока его не обнаружат, ни одна женщина нашего города не может чувствовать себя в безопасности».

Дрожащей рукой Рейнольдс выключил телевизор.

— Я не могу в это поверить! — стонала Амелия. — Боже! Неужели это сделал Криспин! Нет! Он не способен на это! — Вспомнив жуткие картины, которые она видела в ателье, она вздрогнула. — Рейннольдс! Нам нужно молчать! Если он действительно совершил это ужасное преступление, я буду обесчещена. Я этого не перенесу! Мои друзья! Они все от меня отвернутся! Чем станет моя жизнь? Я не могу в это поверить! — Потом она взяла себя в руки и строго посмотрела на него. — Избавьтесь от этой одежды! Сожгите ее! Сделайте это немедленно!

Именно в этот момент появились Лепски и Якоби.

На следующее утро Макс Якоби поехал к Левину. Взял у него один из таких пиджаков, потом направился на склад Армии спасении, и переговорил с Джимом Креддоком, который занимался распределением многочисленных подарков, присылаемых богачами.

Креддок готов был поклясться, что такого пиджака не было среди одежды Сайроса Грэга.

— Я обязательно запомнил бы такой пиджак. Нет, я не видел его.

— Это важно, мистер Креддок, — настаивал Якоби. — Вы действительно уверены, что такого пиджака не было среди вещей мистера Грэга?

Креддок кивнул головой.

— Я абсолютно уверен. Вещи мистера Грэга были в таком хорошем состоянии, что я продал их старьевщику. Деньги пошли на наши добрые дела. Вещи были слишком хорошего качества, чтобы их распределять. Этот пиджак не фигурирует в списке.

В это время Лепски ехал к дому Кена Брэндона. Он подъехал в 8.15.

Кен собирался уходить на работу. Удивленный звонком у входной двери, он открыл ее и увидел Лепски.

Снова паника охватила его. Кен думал, что Лепски оставит его в покое, так как все пуговицы были на месте.

— Добрый день, мистер Брэндон, — сказал Лепски своим полицейским голосом. — Я навел справки по поводу пуговиц. Мистер Левин мне сказал, что к каждому проданному пиджаку прилагался запасной комплект пуговиц.

Кен чувствовал, что бледнеет.

— Запасные пуговицы? Извините, я ничего для вас не могу сделать. Я не помню, чтобы Левин их давал.

— Он сказал, что давал, — сухо бросил Лепски.

— Этими вещами занимается моя жена. Сейчас она в Атланте. У ее отца инфакт. Она могла бы вам ответить. Мне уже нужно ехать. После работы я посмотрю, но я не помню, чтобы были запасные.

— Это очень важно, мистер Брэндон. Поищите, пожалуйста, и сообщите мне.

— Да, конечно.