— Но та рапира… она для меня единственная…

В ее голосе пряталась целая гамма чувств; я впился глазами в лицо Асуны, будто притянутый.

Под капюшоном были видны две прозрачные капли, стекающие по бледным щекам.

Нельзя сказать, что у меня абсолютно нулевой опыт пребывания в компании плачущей девочки.

Однако раньше источником этого опыта всегда была моя сестренка Сугуха, более того, 90 % случаев приходилось на детсадовский возраст и младшие классы начальной школы.

В последний раз я видел ее слезы за три месяца до того, как угодил в плен этой смертельной игры, — она тогда проиграла в самом начале чемпионата префектуры по кендо и рыдала, забившись в укромный уголок сада, — кажется. Я тогда ничего не говорил, а просто достал из пакета, который держал в правой руке, купленную в магазине дешевую мороженку-сосалку, разломил ее надвое и всучил Сугухе половину.

Короче, уровень моего «навыка общения с плачущими девчонками» практически нулевой — потому что приобрести его мне было негде. По правде сказать, мне следовало бы похвалить себя за то, что я вообще не сбежал.

…При всем при том, если взглянуть на ситуацию объективно, просто сидеть на месте и смотреть на повесившую голову, плачущую Асуну довольно-таки стыдно. Хотя бы что-то сделать или поговорить; однако для того, чтобы «что-то сделать», у меня под рукой не было дешевого мороженого, а «поговорить» я не знал как, потому что не мог понять истинную причину слез Асуны.

Конечно, я понимал: когда твое главное оружие разбивается и перестает существовать у тебя на глазах, это громадный шок. Если бы вдруг исчез висящий у меня за спиной «Закаленный меч», мне, может, тоже что-нибудь к глазам подступило бы.

Но — откровенно говоря, я не считал, что Асуна относится к «такому типу людей». То есть — к тем, кто считает меч частью себя, кто проникается к нему настолько сильным чувством, что даже разговаривает с ним, когда чистит… то есть — к таким, как я.

Мне казалось, что Асуна скорее из тех, для кого единственный фактор — сила меча; к примеру, как только из монстра выпадает чуть более крутой меч, они без колебаний оставляют тот, который служил им прежде. Ведь при первой нашей встрече в донжоне она носила с собой несколько купленных в магазине рапир и никак за ними не ухаживала, а просто использовала до конца и выкидывала.

С тех пор прошла всего неделя. За эти семь дней что-то произошло, что перевернуло взгляды Асуны на 180 градусов…

…Стоп.

Стоп, какова бы ни была причина, сейчас о ней думать не стоит. Асуна только что потеряла партнера, с которым работала эти семь дней, и сейчас лила слезы по нему. И я понимал ее чувства. Разве этого недостаточно?

— …Нам просто капитально не повезло, — снова пробормотал я, и спина Асуны чуть дернулась. Чувствуя кукольную хрупкость ее аватара, я продолжил: — Но… Может, так говорить жестоко, но если ты собираешься сражаться на переднем крае, чтобы пройти эту игру-убийцу, тебе в любом случае придется постоянно менять оружие. Если бы, скажем, то усиление «Воздушного флерета» прошло успешно, все равно он бы даже до конца третьего уровня не дотянул. Даже мой «Закаленный меч» мне придется заменить в первом же городе четвертого уровня. ММО… да нет, все RPG так устроены.

Не знаю, насколько эти слова могли утешить Асуну, однако это было лучшее, на что я был способен.

После того как я замолчал, Асуна сидела без реакции еще какое-то время; потом наконец из-под капюшона раздался слабый голос:

— Мне… так не нравится.

Ее левая рука вцепилась в кожаную юбку над коленями.

— …Я долгое время считала меч всего лишь инструментом… нет, всего лишь данными и полигонами. Я думала, что вся сила, какая есть в этом мире, — в моей собственной решимости и мастерстве. Но… когда я на первом уровне в первый раз пошла в бой с «Воздушным флеретом», который ты для меня выбрал… хоть меня это и раздражало, но я была тронута. Он был такой легкий, как перышко, и как будто сам бил туда, куда я целилась… Он как будто сам решил меня спасти…

Мокрые щеки задрожали, на губах возникла слабая улыбка. По-моему, в этот момент на лице Асуны было самое красивое выражение из всех, какие я у нее видел.

— …Я думала, что это дитя можно оставить себе. Всегда быть вместе с ним, всегда вместе сражаться. Даже если усиление пройдет неудачно, я пообещала себе, что ни за что его не выброшу. Ради всех тех, которые я использовала и выкинула в самом начале, этот я буду беречь всегда… я пообещала…

Новые слезы с тусклым звуком закапали на юбку, тут же бесследно исчезая. В этом мире если что-то исчезает, то исчезает полностью. И мечи, и монстры… и игроки.

Асуна мягко качнула головой и почти беззвучно прошептала:

— Если ты говоришь, что постоянно менять мечи совершенно необходимо… я не хочу идти наверх. Потому что… слишком жалко, правда? Быть вместе… сражаться вместе, выживать вместе… и все равно потом выбрасывать — это…

При этих ее словах у меня в голове всплыло неуместное воспоминание.

Детский велосипед с черной рамой. Двадцатидюймовые шины, шестиступенчатая коробка передач. Я сам его выбрал себе в подарок, когда поступил в начальную школу. Мелкий я к этому младшему брату горных велосипедов настолько сильно привязался, что даже странно. Раз в неделю я накачивал шины; когда он попадал под дождь, я вытирал его насухо и смазывал механизм. Правда, когда я взял у отца средства для ухода за машиной и покрыл раму водоотталкивающим составом, это уже был малость перебор.

Благодаря этому велик три года буквально сверкал, однако потом случилось то, что вполне можно было назвать катастрофой. Естественно, я из него вырос, и было решено купить новый, 24-дюймовый; мой драгоценный номер один, в который я вложил всю душу, я хотел сохранить, однако он был приговорен к передаче мальчишке, живущему по соседству.

Тогдашний я, третьеклассник начальной школы, отчаянно сопротивлялся; не помню, сопротивлялся ли я так раньше. Я настаивал, что новый велик мне вовсе не нужен, и даже познакомился с дядей, который работал в магазине велосипедов, и попросил его спрятать моего друга.

И тогда этот дядя мне сказал. Он сказал, что перенесет душу машины в новый велосипед. Я обалдел, а он прямо у меня на глазах достал шестиугольный ключ, вмиг открутил болт, удерживавший правый шатун, и торжественно заявил: «Этот болт — самый важный из всех болтов в велосипеде. Поэтому, если ты вставишь его в новый велосипед, душа машины тоже туда перейдет».

Конечно, сейчас я уже понимал, что это был просто способ обращения с детьми; однако в подседельной сумке моего нынешнего 26-дюймового до сих пор лежал болт от моего первого велосипеда, а вместе с ним — и от второго.

Вспомнив тот эпизод, я сказал Асуне:

— Знаешь — когда ты прощаешься со старым мечом, есть способ сохранить его душу.

— …Э?..

Рапиристка чуть приподняла голову. Я выставил два пальца.

— Даже два. Во-первых, меч, которому уже не хватает силы, можно переплавить в слиток, а потом использовать его в качестве материала для создания нового меча. Во-вторых, просто держать старый меч в рюкзаке. Оба варианта имеют свои недостатки, но, на мой взгляд, это и придает им значимость.

— Недостатки… какие?

— Во-первых, если ты переплавляешь их в слитки, то всякий раз, когда из монстра выпадает крутой меч, для тебя это испытание на силу воли. Перейти на этого выпаданца — но тогда прервется «линия». Можно, конечно, переплавить в слиток и его, чтобы сделать новый меч из них обоих, но тогда металла может оказаться больше, чем надо. …Вот, ну а если оставлять мечи в рюкзаке, естественно, возникнет проблема со свободным местом. И чтобы в донжонах постоянно носить при себе какой-то предмет, не выкидывать его — это тоже требует силы воли. …Ну и в любом случае серьезные игроки будут над тобой смеяться…

Когда я замолчал, Асуна, до сих пор сидевшая, уткнувшись взглядом в колени, будто в раздумьях, подняла голову и, вытерев слезинки кончиками пальцев, спросила: