Китайцы верят, что призраки могут пожирать жертвенные яства, и при этом пища якобы даже не уменьшается в количестве, поэтому неудивительно, что демоны наделяются способностью поедать тела мертвецов, не оставляя при этом на них никаких следов. «В молодости Чжан Хань был человеком волевым и решительным и водил в Чаньани дружбу с такими же отважными и прямыми людьми. У него была любимая наложница. С Ханем она была очень счастлива, но тут в близлежащем уезде умер один из знакомых Ханя, и он уехал. Вернулся он только через несколько месяцев и узнал, что его любимая наложница умерла.

Хань глубоко переживал утрату. Солнце село, так что он вынужден был заночевать в ее доме. Женщину еще не похоронили, и гроб с ее телом стоял в углу главного зала. Другого места для ночлега не нашлось, но разве смерть может разлучить, пока жива любовь, подумал Хань и улегся под муслиновой занавеской.

Минула полночь, свет луны разливался по двору, но заснуть Ханю не удавалось — он лишь горько вздыхал и всхлипывал. Вдруг он заметил между воротами и ширмой какое-то существо. Выглянув из-за ширмы, существо осмотрелось вокруг; оно двинулось вперед, потом снова попятилось назад и, в конце концов, оказалось на середине двора. Ростом оно было в один чжан, в штанах из шкур леопарда, зубы его напоминали зубья пилы, а растрепанные волосы в беспорядке ниспадали на плечи. Потом один за одним появились еще три призрака; они перемещались скачками, и каждый тащил за собой красную веревку. "Что делать с тем достопочтенным, что лежит на кровати?" — спрашивали они друг друга. "Он спит", — решили они, поднялись по ступенькам и приблизились к тому месту, где стоял гроб. Сбросив лежавшие на нем предметы, они вытащили гроб на лунный свет, открыли его, схватили тело, оторвали ку тела конечности, разрубили на куски и, сев кругом, сожрали. Кровь струилась по двору, а на земле были разбросаны клочки одежды с мертвого тела.

Все увиденное причинило глубокую боль перепуганному Ханю. Только что, сказал он про себя, они назвали меня почтенным человеком; значит, если я нападу на них, ничего плохого со мной не случится. Он потихоньку взял бамбуковый шест, который увидел за занавеской, и бросился из темноты на демонов, обрушил на них град ударов, сопровождая их громкими криками. Тут уже демоны перепугались и бросились наутек; Хань, воспользовавшись моментом, преследовал их, пока они не перемахнули через стену в северо-западном углу и не исчезли.

Однако один из демонов оказался слабее остальных, не смог преодолеть препятствие и спасся бегством лишь после того, как получил удар шестом такой силы, что из тела его брызнула кровь. Встревоженные суматохой, обитатели дома выскочили из кроватей и ринулись на помощь. Хань рассказал им обо всем, и они решили положить останки скелета в новый гроб, но, когда они подошли к тому месту, где прежде находился гроб, оказалось, что с ним ничего не случилось; не обнаружили они никаких следов и там, где происходило дьявольское пиршество. Хань настолько смутился, что склонен был уже считать все это кошмарным сном, но на стене виднелись пятна крови, а на верхней ее части — отпечатки следов, которых прежде никогда не видели. Через несколько лет Хань поступил на государственную службу» («Гун дун», гл.1).

Считаем необходимым еще раз напомнить читателю о распространенном у китайцев с древнейших времен представлении о возможности возрождения мертвецов, представлении, вызвавшем к жизни огромное количество разнообразных идей и обычаев, связанных с избавлением от умерших. По поверьям, душа может вернуться в тело вскоре после смерти еще до того, как первые признаки разложения засвидетельствуют, что она окончательно покинула и останки, и дом, в котором они находятся, и тем самым оживить его. Китайцы, живущие в постоянной боязни потусторонних существ, с тревогой ожидают возвращения души, ибо кто может дать гарантию, что она не превратится в злобного демона, каковыми в большинстве своем и являются духи?

Таким образом, можно утверждать, что зловещий образ восставшего из мертвых преследует многих и многих китайцев с давних пор. Однако первые упоминания о таких призраках мы находим лишь в текстах, относящихся приблизительно к седьмому веку. Так, в своих «Домашних наставлениях» Янь Чжи-туй пишет: «В книгах, не могущих сравниться (с каноническими), говорится о ша, возвращающихся в дом после смерти. И тогда сыновья и внуки бегут прочь и прячутся, отказываясь оставаться в доме; они украшают черепицы заклинаниями и амулетами и совершают разные церемонии, чтобы побороть зло. В день, когда выступает траурная процессия, они разжигают перед воротами огонь и разбрасывают вокруг дома тлеющие угли, дабы изгнать и отвратить домашнего демона» («Янь-ши цзя сюнь», разд. 6).

Иероглиф ша, которым обозначается данный класс демонов, имеет значение «смертоносный, кровожадный», и сам по себе достаточен для того, чтобы понять, какой опасной и огромной силой наделяли таких демонов китайцы. В сочинении девятого столетия утверждается, что они имеют форму птицы. «В народе говорят, что через несколько дней после смерти человека из гроба его появляется птица, которую зовут ша. В годы под девизом правления Юаньхэ (806–820) человек по фамилии Чжэн вместе с уездными чиновниками ловил зверей в полях Сичжоу (пров. Шаньси) и поймал в сеть большую птицу голубого цвета, ростом свыше пяти чи. Не успел он отдать приказ вынуть птицу из сети и показать ему, как она пропала из виду. Весьма удивленный этим, он опросил жителей ближайшей деревушки, и они сказали ему следующее: "Несколько дней назад в нашей деревне умер человек, и гадатель сказал, что сегодня его ша покинет тело; семья его стала наблюдать и увидела, как из гроба вылетела большая голубая птица; может быть, именно она попалась к вам в сети?" В годы под девизом правления Тяньбао (742–756) столичный губернатор Цуй Гуан-юань во время охоты столкнулся с птицей-призраком, и все произошло точно так же, как в описанном выше случае» («Сюань ши чжи»).

«Цзиньши из Чжэнчжоу (пров. Хэнань) по имени Цуй Сы-фу проводил ночь в Зале Дхармы буддийского монастыря; он уже засыпал, как вдруг услышал чей-то крик. Он вскочил на ноги и увидел, что кричит птица, похожая на журавля, темно-синей окраски; глаза ее горели, словно светильники, она хлопала крыльями и громко кричала пронзительным, душераздирающим голосом. Сы-фу так перепугался, что бросился к боковой галерее, и тогда крик прекратился. На следующий день он рассказал о случившемся монахам, и вот что они ответили: "Прежде здесь никогда не появлялись призраки, но десять дней назад в зал положили несколько гробов с телами умерших; может быть, она оттуда". Добравшись до столицы, Сы-фу поведал обо всем священнику по имени Кай-бао. "Об этом говорится в сутрах Трипитаки, — сказал он. — Птица эта есть превращенное дыхание трупа только что умершего. Мы зовем ее "призраком Мары инь"» («Цин цзунь лу»).

В книге, предисловие к которой датируется 1250 годом, мы находим следующие весьма примечательные строки, показывающие, что во времена сунской династии боязнь возвращения души мертвеца в дом, где случилась смерть, была связана с суеверными представлениями и обычаями. «Согласно Чжао Дун-шаню из Юэ (пров. Чжэцзян), в год гэнсюй периода под девизом правления Чунью (1250) Си Фэнь потерял своего отца, губернатора области Хуэйцзи. Во время похорон произошли три примечательных события: во-первых, никто не бросился бежать при виде ша; во-вторых, не приглашали ни буддийских, ни даосских священников; и в-третьих, не совершали поклонений инь-ян. Мне неизвестно, когда впервые было упомянуто о бегстве от ша. На сотый день после кончины Люй Цая, придворного знатока ритуальных жервоприношений, а также в конце того года, его ша сеяла зло. Обычно ша делают это так: если человек умирает в день сы, то, если это ша мужчины, она возвращается на сорок седьмой день, чтобы убить девочку тринадцати-четырнадцати лет; а если это ша женщины, она появляется с юга и убивает бледного мальчика в третьем доме. В семьях Чжэн, Пань, Сунь и Чэнь ша дважды, на двадцать четвертый и двадцать девятый день, возвращается в дом, который посетила смерть; поэтому, члены семей предупреждают друг друга и убегают загодя. Из придорожных кабачков тела умерших выносят в тот же день; куда же тогда приходят их ша? В столичных домах тоже все переворачивается вверх дном, и обитатели бегут из него прочь. Чжао Дан-шань говорит: «Но как же возможно такое, чтобы люди, которые совершают погребальные ритуалы в память родителей, в это же самое время беспокоятся о том, чтобы сохранить в целости свои тела, и по этой причине оставляют гроб запертым в пустом доме? И разве может отец повредить своим детям, ведь если они спят в одиночестве и траурном одеянии на соломе и кладут под голову вместо подушки ком земли, никто не потревожит их ночью и никакое зло не падет на них?»[91] Не обошел своим вниманием эту тему и Чжао Юй. В своем ценном собрании исторических заметок по самым разным вопросам он пишет: «Хун Жун-чжай[92] сообщает в "И цзянь чжи", что, когда Тун Чэн, вельможа ранга эр-лан, умер и тело его было положено в гроб, члены его семьи, в соответствии с народными обычаями, посыпали землю перед очагом золой, чтобы узнать, кем в следующем перерождении будет умерший; на золе они обнаружили два отпечатка лап гуся и предположили, что умерший возродится в облике какого-нибудь животного». Хоу Дянь в «Си цяо е цзи»[93] описывает такой случай: «Когда мой односельчанин Гу Ган умер, его ша вернулась в дом. Случилось это ночью. Жена поднесла душе умершего ладан, бумажные деньги, мясо и лакомства; зал украсили занавесками с вышитым орнаментом, плотно закрыли дверь, после чего все спрятались в соседнем доме, кроме одной старой женщины, которую оставили стеречь жилище. Женщина увидела, как какой-то зверь, размерами с собаку, но похожий на обезьяну, склонился над столом, на котором стояли подношения умершему, и стал пожирать мясо. Заметив женщину, зверь накинулся на нее и стал наносить удар за ударом, пока на ее крики о помощи не прибежали члены семьи, которые, однако, никого не увидели».