Торм осторожно вытащил щупальца из своих врагов, стараясь не навредить больше, чем уже было сделано. Ему приходилось применять этот прием лишь пару раз в жизни. Его вообще использовали очень редко - просто потому, что немногие обладали таким уровнем ментальной тренировки. Торм знал, насколько опасна для транса "русская рулетка". Когда, враждебная сила проникает внутрь физической оболочки, она хлещет хаотично, задевая и органы и нервные окончания, не контролируемая ни источником, ни жертвой. Попавшего под ее напор разрывает от боли, и он мгновенно теряет контроль над своими коконом и вихрем, превращаясь из противника в объятого адским пламенем беспомощного грешника. Но мучения не самое страшное - когда удар приходится не только по нервным окончаниям, но и по внутренним органам, те дают сбой. Если не оказать вовремя помощь, может наступить смерть.

В самые опасные моменты Торм старался избегать "рулетки". Но сейчас выбор был прост - он или они. Противники могли быть только дикими трансами, теми, кто, возможно, убил троих наставников, и теперь собирался покончить с Тормом.

Крики стихли, теперь из груд мусора раздавались лишь слабые стоны. Торм шагнул к ближайшему трансу - посмотреть, чем можно помочь. В слое энергии кармы человек выглядел, как куча студенистой грязи. Всякое вращение прекратилось, теперь это был просто сгусток неорганизованной материи, лохмотьями ядовитого тумана, который вот-вот начнет растворять человеческую жизнь. Краем сознание Торм отметил, что со вторым нападавшим дела обстояли лучше - он был всего лишь оглушен, но его кокон не распался, слабое вращение сохранилось, а защита, хоть и основательно поврежденная, все же не пропала окончательно. Торм заставил материю в своих щупальцах вращаться быстрее, еще быстрее, усилил напряжение в горловинах вихрей. Это было сродни электрошоку - два щупальца дадут импульс, навроде того, что проскакивает между положительным и отрицательным зарядом. Он заставит туман вращаться. А потом парню можно будет отдать часть своей силы. Торм уже почти коснулся человека, когда сзади раздался топот. Он обернулся, застыв со щупальцами наизготовку. Будто спрут, нависший над поверженной каракатицей и готовящийся добить жертву. От двери в "подсобку" метнулся человек, свет из двери очертил в темноте его силуэт.

- Ли, - крикнул Торм, - Что это значит?

Парень проскочил мимо, вжавшись в стену дома, и скрылся. Торм горько усмехнулся - его попутчик оказался еще и трусом. Он снова вернулся к поверженному противнику, и удар молний из щупалец прошил туманный кисель. Облака призрачной плоти заколебались, стремясь побороть собственную инерцию, но не сдвинулись с места. Торм повторил попытку - безрезультатно. Человек у его ног хрипел, выгибался дугой, его сотрясала дрожь. Торм коснулся шеи, нащупав в темноте яремную вену. Пульс бился неистово, загнанное сердце агонизировало, как птица ударяя о грудную клетку. Он держал голову руками, не позволяя ей колотиться о камень, а его вихри-щупальца меж тем продолжали попытки вернуть умирающего к жизни. Еще один разряд, снова черные молнии пронзают туманное облако...

Внезапно человек вытянулся, издал долгий скрежещущий хрип, выпуская из легких последний воздух. Голова и ноги уперлись в бетон, будто лук выгибая тело над землей, а потом страшное напряжение мышц ослабло, и он упал замертво. Серое марево втянулось внутрь тела, останавливая кровь в жилах, сковывая ледяным покровом движение соков, превращая вместилище живого сознания в обычный кусок мяса.

Торм прекратил бессмысленные попытки. Чтож, теперь на его совести три жизни. Но этому парню не в чем упрекнуть его. Если ты собираешься выпустить в мир смерть, нужно быть готовым к тому, что сам станешь ее добычей. Торм вынул из кармана маленький фонарик и посветил в лицо мертвому. Это был пожилой кореец - из паутины морщин смотрели на Торма двумя мутными оливами узкие глаза. Торм щелкнул выключателем со встроенной камерой, сфотографировал покойника и подошел ко второму нападавшему. Европеец, лет сорок-сорок пять, в лице ничего примечательного. В сознание он приходить не собирался. Можно было попытаться встряхнуть его (судя по состоянию кокона и вихря, ничего страшного этому человеку не угрожало), но времени было мало. Торм понимал, что после стрельбы кто-то уже наверняка вызвал милицию.

Он вернулся на улицу - та часть ее, что прилегала к их закутку, опустела. Он прошел до угла и свернул в какой-то проход, миновал многоквартирный дом с раздолбанными песочницами, вышел на параллельную улицу, а через пару кварталов вернулся на Проспект Чекистов. За ним никто не следил, от Ли и след простыл.

Дом, в котором, обретался Зеро, был из новых. Его фундамент уходил, должно быть, не на один десяток метров в песчаный грунт. Внизу располагались магазины, склады, стоянки, оружейные хранилища. А выше шли жилая и офисная часть. В таком сооружении можно и землетрясение переждать, и осаду каких-нибудь бандитов - стекла окон во всю стену обычно делались пуленепробиваемыми.

Торм миновал широкое пространство перед домом - его оставляли как раз на случай, если придется держать осаду, и вошел в вестибюль. Здесь было чисто и просторно, синтетические ковры на полу, тропические деревья в кадках. Двое парней в костюмах обыскали его металлоискателем.

- Цель визита? - поинтересовался один.

- Свидание с другом.

Он назвал имя, и хотя внешне охранники на него не прореагировали, какое-то неуловимое изменение в их поведении все же произошло. Причину его Торм понял, когда поднялся к Зеро.

Давний друг наставника Ясона жил на пятнадцатом этаже, и его квартира наверняка была не из самых дешевых в этом здании. В прихожей ноги Торма утонули в шелковом ковре, а взгляд затерялся среди мягких тонов обтянутых материей стен. Хозяин был пожилым человеком невысокого роста, худым и слегка сгорбленным. Бывают старики, на лице которых с годами все резче проступает какая-то определенная черта. Они как бы все уходят в нее - будь то гордость, замкнутость, или задумчивость. Простая рассеянность и та порой оставляет столь заметный след, что при одном взгляде сторонний наблюдатель легко различает ее. У Зеро же наблюдалась иная странность. Черт на его изрытой оспинами, покрытой наростами, дряблыми мешочками и сосудистыми бляшками физиономии было даже больше, чем положено. В первые секунды Торм увидел на ней широчайшее выражение радушия (мешочки и наросты растянулись вдоль горизонтальной оси губ); потом все в Зеро как-то "окуклилось", стало округлым - хозяин разглядел грязную одежду гостя и закачал головой, сожалея о том, как много тому пришлось перенести. Следом опять явилось радушие (Зеро приглашал Торма внутрь), но только на мгновение, чтобы уступить смеси гордости и удовольствия - старик предчувствовал, что на визитера произведет впечатление обстановка в квартире.

Здесь и впрямь было все очень просто и вместе с тем точно подобрано. Мягкий зеленый ковер раскинулся по всему пространству круглого зала. Сто восемьдесят градусов этого круга занимала прозрачная стена, разделенная на шесть равных сегментов. Три из них как французские окна глядели наружу, оставшиеся превращены в огромные аквариумы. Сейчас в комнате горел приглушенный свет, и сквозь них не было видно ничего. Но Торм догадался, что вечерами, когда лучи заходящего солнца проникают внутрь, вид плавающих в розовом сиянии рыб должен быть потрясающим.

Стена напротив аквариумов, слева от входа, была выкрашена в небесно-голубые тона и выложена понизу горным камнем: желтые склоны поднимались из ковра, будто из зеленой травы, на них росли бонсаи - должно быть, внутри были скрытые ниши для цветочных горшков. Там, где стена примыкала к аквариуму, "горы" забирались на его стеклянную поверхность и выдавались в центр комнаты. Вверху стенка аквариума не доходила до потолка, и по ней тонкой пеленой стекала вода. Она собиралась в каменной нише - "горном озере", а оттуда несколькими водопадами низвергалась вниз, в водоем площадью квадратов пять-шесть. Он был утоплен в полу и в нем плавали золотистые карпы.