Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Оно вас не обмануло. Вы уволены, Горски, - Маклторф сказал это с явным наслаждением.

- Именно об этом я и хотел попросить вас, когда сюда шел.

- То есть, вы решили попросить отставку? Ну что же, мне понятно ваше желание уйти по собственной воле, сохранить лицо...

- Дело не в том, просто я собираюсь уехать из Лондона в ближайшее время.

Маклторф внимательно посмотрел на Боба.

- Я надеюсь, куда-нибудь подальше от нас, может быть, в Ирландию.

- Еще дальше.

- За Ла-Манш?

- В Россию...

Так вот и получилось, что Боб высадился на Варшавском вокзале всего с двумя сумками поклажи, ожидая поезда через Украину. И произошло это на две недели раньше, чем он планировал. Маклторф смилостивился и не стал поднимать скандал. Понятное дело, занеси Боба судьба обратно в Лондон, в "Парн-Электроник" ему работы не найти. Но ведь он компьютерщик, а эта самая подходящая профессия для космополита, шатающегося по миру, и за последние шесть лет дома, в штате Миннесота, бывавшего лишь дважды. Да к тому же мысль осесть в России окончательно возникала все чаще. С русским у него проблем не было - два года стажировки сделали свое дело. А полученное месяц назад приглашение от университета в Краснодаре позволяло зацепиться хоть за какую-то работу. Тем более, что занятие это было, не бей лежачего - рассказывать студентам-американистам о США на родном языке, чтоб они могли изучать его в первоисточнике. Деньги, даже по российским меркам, это сулило небольшие, но существовала еще "помощь Родины". Какие-то заморочки с законами, из-за которых выходило, что если он работает в стране с низким уровнем жизни, и получает маленькую зарплату, то родное государство ему приплачивает - на бедность. Что, как и почему, он точно не знал, только собирался разобраться, но то, что деньги будут, был уверен - еще в его прошлый приезд в Россию брат-юрист наводил по этому поводу справки. Сумма должна была получиться небольшой, но вместе с зарплатой в университете и процентами с его счета на первое время хватило бы. Тем не менее следовало проявлять бережливость и поэтому прямому перелету из Лондона в Москву он предпочел путешествие по земле, где автостопом, где на поезде.

...Полицейский догнал его уже у самого выхода в вокзальной площади. Как человек, немало поездивший, Боб знал, что неподалеку от своры таксистов, уверяющих, что дешевле чем за двадцать баксов из аэропорта не уехать, обязательно есть остановка общественного транспорта. Аккуратный желтый автобусик как раз притормозил перед группой новоприбывших в сотне метров от Боба, когда его взял за рукав представитель власти. Лицо у представителя было молодым и внушавшим доверие, он мял белыми зубами жвачку и широко улыбался.

- Предъявите документы, - попросил полицейский на сносном английском, убедившись, что по-польски Боб не разговаривает.

Паспорт, испещренный печатями разных стран, а также билеты он изучал долго и внимательно.

- К нам надолго?

- Проездом в Москву, я хотел посмотреть город.

- О, - заметил полисмен, - Варшава отличный город для посмотреть. Особенно если еще и показать для ваша спутница. Вы ведь путешествуете не один?

- Я один, - Боба начал раздражать не в меру любезный представитель власти.

Тот, будто почувствовав это, поскучнел и махнул рукой в сторону стоявших у самой площади домов.

- Вы должны пройти, пан.

- Почему, что не так?

- Извиняюсь. Нужно проверить. У нас здесь банда - гангстеры, нет, шулеры, нет, не так... Выдают себя за иностранцев и обманывают народ. Нужно проверить. Идем. Ваш поезд только в четыре часа, не опоздаете.

Боб, как любой американец, привык доверять властям и потому большую часть пути чувствовал себя спокойно. Широкая спина польского полицейского, за которой он покорно следовал, была гордо выпрямлена и являла собой олицетворение торжества закона над беззаконием как в самой Варшаве, так и во всей Польской Республике. Но когда они подошли к первым жилым домам, миновали их и начали углубляться в пустые дворы, у него закралось подозрение.

- Почему мы идем сюда, а не в участок на вокзале? - спросил он.

В ответ над правым форменным плечом блеснула голливудская улыбка:

- На вокзале пост, а комиссар - так по-английски? - здесь. Там, где главный проход, стройка. Поэтому идем здесь - к заднему.

Они как раз приблизились к промежутку меж двух домов. Парень отступил, пропуская Боба вперед. Тот сделал несколько шагов и оказался в узкой подворотне, бетонной кишке, образованной глухими стенами зданий. Впереди она была перегороженной сетчатым заграждением высотой метра в четыре. Справа в стене виднелась дверь и табличка над ней с надписью на польском.

- Здесь? - Боб повернулся всем телом к своему провожатому.

Парень продолжал улыбаться во все зубы, не забывая при этом ритмично перемалывать челюстями свою жвачку.

- Ремонт, стройка, - он указал рукой с паспортом Боба на дверь. - Там вход. Прошу...

Боб кивнул и начал поворачиваться вперед. Он все еще колебался, хотя все нутро его кричало ему о том, что здесь что-то нечисто. "Завтра найдут холодный американский труп без паспорта, - где-то внизу живота, где застряло на пути к пяткам его трепещущее сердце, причитал внутренний голос. - И моя русская Люда так меня и не дождется. Как там у них в песне? "Лежит он в канавке напротив пивной и в рот ему писает Жучка?" А если это все же настоящий полицейский? Что же делать?!".

Боб резко развернулся к своему провожатому, выхватил паспорт и что есть силы врезал полицейскому коленкой в живот. Комок жевательной резины вылетел ему прямо в лицо, оставив на щеке склизкий мазок. Парень сложился пополам, но все же успел схватить Боба за куртку. Его правая рука пыталась вытащить револьвер из заранее расстегнутой кобуры. Боб ударил еще раз, сбивая удерживавшую его руку, и бросился бежать. Сзади неслась ругань на польском, потом раздался топот форменных ботинок и пыхтение. Сквозь шум в ушах и хрипоту собственного дыхания Боб уловил, что за ним гонится не один человек - как минимум двое. Дома, мимо которых он бежал, были безжизненны. Лишь раз из подъезда вышел пожилой мужчина и, повинуясь властному окрику полицейского, попытался задержать беглеца. Но Боб сумел оттолкнуть его в сторону. Он вырвался на привокзальную площадь и бросился через нее наперерез, в здание вокзала. Таксисты, из-под колес которых он выскакивал, словно заяц из-под ног гончих, материли его на своем смешном языке. Боб остановился, лишь оказавшись внутри вокзала - за ним уже никто не гнался - и пошел к полицейскому посту.

...Начальник привокзального участка полиции Пан Гжешик Габровский не говорил с посетителями по-английски. Он считал себя истинным европейцем и стремился им быть во всем. А Европа не любит английский, прежде всего потому, что на нем разговариваю англичане и американцы. Но пан Гжешик был к тому же поляком и так же, как англичан, не любил русских. Когда он произносил слово "русский" его уста наделяли его тем максимумом оттенков презрения, которое способна вместить эта простенькая лексема. У него не было двух дочерей, как у мистера Маклторфа, зато оба его сына выросли здоровенными лбами и сейчас возвышались прямо за его креслом, поскрипывая кожаными ремнями амуниции. Они были удивлены, он спиной это чувствовал. Им не терпелось расспросить этого янки, ехавшего в Россию, но субординация - служебная и семейная - не позволяла.

Янек выступал в роли переводчика - у них в семье изучение языков считалось необходимым для успешного продвижения по карьерной лестнице, что, впрочем, так и было. Янек прекрасно знал, что отец понимает сбивчивую речь янки, но терпеливо повторял на польском его рассказ. Он привык к странноватой манере пана Гжешика общаться с приезжими американцами и англичанами через посредника. Мало ли какие причуды бывают у стариков, да еще патриотически-настроенных. Да еще и получивших в свое время травму головы, после которой у отца намертво отбило чувство юмора. А вместе с ним и кое-какие другие чувства, которые ему бы не помешали. Впрочем, папе он об этом не посмел бы сказать ни при каких обстоятельствах.

14
{"b":"280828","o":1}