— Какой сегодня день? — внезапно спросила Глория.

— Пятница. — немного удивлённо ответил Фредерик. — Тринадцатое, если это вас так тревожит. Я не суеверен, леди Глория. Едва ли это может оказать какое-либо влияние на события сегодняшнего дня.

— Сэр Фредерик, я должна вас разочаровать. — со внезапно похолодевшим лицом проговорила Глория, опустив свои странные глаза. — Сегодня ночью мы не будем вместе. И я прошу вас не искать меня по дому.

— Ну хорошо. — сам удивляясь тому, как мало это огорчило его. — ответил Фредерик. — Мне самому претит мысль об этом доме. Нам предстоит дорога в Лондон и там нас ожидает настоящая свадьба, а не этот вечерний спектакль с провинциальным пастором.

— Дайте слово, что не покинете ночью своей комнаты. — потребовала леди.

— Да, конечно. — поражённый её тоном, ответил Фредерик.

Вечером состоялось бракосочетание. Ради такого случая невеста нарядилась в явно давно вышедшее из моды атласное платье и накинула на голову старинные кружева, под которыми не было видно лица. Старый Макгибур надел на себя сюртук с побелевшими от долгого лежания в комоде швами и новый, хотя и давно уже устаревший галстук. Тётка Лаура по такому поводу сменила черное шерстяное платье на чёрное шелковое и украсила чепец цветочком. Годрик Сентон и не подумал переодеваться: как был в прожжённом сюртуке, так и явился. Но он попытался привести в относительный порядок свои густые, немного седоватые волосы. И теперь в расточительном свете трёх подсвечников блестел глазом из-под низко свисающих волос своим повреждённым правым глазом. Второй всегда скрывался за прядями.

Церемония была унылой. Напрасно неловкий деревенский пастор старался немного разрядить гнетущую обстановку. Глория была молчалива, словно кукла. Фредерик почувствовал себя почти дурно. Тётка разволновалась и поминутно сморкалась в платок. Библиотекарь, присутствие которого было совсем необязательным, нейтрально держался где-то в углу. И только Макгибур старался своими шуточками разрядить неловкость обстановки.

— Говард Фредерик Уоллес, — чопорно обратился к нему пастор. — берёшь ли ты в жёны девицу Глорию, урождённую Макгибур, и обязуешься ли быть ей верным в богатстве и бедности, в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

— Да. — дрогнувшим голосом сказал жених, борясь с желанием повернуться и взглянуть на свою невесту.

— Глория Анна Макгибур, берёшь ли ты в мужья Говарда Фредерика и обязуешься ли быть ему верной в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

— Да. — ровно ответила леди.

Свечи разом зашипели, и порыв ветра швырнул страницы Библии в руках у пастора.

— Ах! — воскликнула, перепугавшись тётка Лаура. — Я говорила вам, брат, пятница тринадцатого числа!

— Ай, бросьте, сестра. — с досадой отозвался тот. — Забыли дверь закрыть, вот и всё! Читайте дальше, ваше преподобие.

Священник немного поколебался и дрожащим голосом сказал:

— Объявляю вас мужем и женой. Обменяйтесь кольцами.

К великому облегчению Фредерика, церемония завершилась. После этого все немедленно проследовали к ужину, который состоялся значительно ранее обычного. Тётка Лаура расстаралась на кухне и совершила настоящее чудо. Сегодня, кажется, впервые овощи не превратились в тряпки. И мясо было вполне сносным. Была даже какая-то выпечка. Но главное украшение стола составили бутылки старого вина из заветного подвала Макгибуров. Такое вино могло на торгах принести немалую прибыль, вздумай Макгибур выставлять его на продажу. Слегка захмелевший Фредерик, которому хозяин дома усердно подливал в бокал вина, несмотря на все протесты тётки, даже разговорился о том с сэром Гордоном.

— Кто знает, дорогой зятёк, — с улыбкой отвечал тот. — может, что и выйдет.

Глория не принимала участия в разговоре и сидела рядом с Фредериком молча, по обыкновению с неохотой занимаясь едой. Жаль, что тут не было музыки, а то можно было бы немного потанцевать. Фредерик был в лихорадочном настроении. Скромная обстановка свадебного ужина была ему томительна и он с невольной усмешкой смотрел, как усердно наворачивает вилкой голодный деревенский пастор. Тот опьянел и раскраснелся, весь вспотев, хотя в зале было холодно.

Торжественный ужин проходил прямо в галерее. Со стены мрачно взирали на эту убогую роскошь все родовитые Макгибуры. Высокие причёски дам с неизменной седой прядью словно упрекали простоту наряда Глории. Она не стала поднимать высоко волосы, и они со своим обычным изяществом лежали на её плечах. Кружева Глория сняла и теперь лишь её седая прядь у левого виска утверждала её родство с высокими аристократами дома Макгибуров.

В углах большого зала лежала тень, у стен стояли кресла с потемневшей обивкой. В одном из кресел с бокалом в покалеченной руке расположился горбун-библиотекарь. Часть свечей уже прогорела, остальная часть чадила, и тьма сгущалась в галерее. Старый Макгибур о чём-то говорил с пастором. Тот сонно кивал. Тётка перебирала чётки, с чем-то обращаясь к Глории. Фредерик в одиночестве остался за столом. Он тоже чувствовал сонливость, к великой своей досаде. Его взгляд блуждал по залу, задерживаясь на портретах. В крайнем ряду красовался сам молодой в то время Гордон Макгибур. Горбоносое лицо, смуглая кожа, надменный взгляд угольно-чёрных глаз. Наряд его был скромнее всех. В то время уже отказались от пышных парчовых и шёлковых нарядов, украшений и прекрасных шляп с перьями. А жаль, сэру Гордону только и красоваться в этих великолепных камзолах с тяжёлой цепью на груди. Рядом с ним был другой портрет. Молодое лицо, почти точная копия Гордона Макгибура. Тот же нос с горбинкой, та же пышная чёрная шевелюра с неизменной прядью, та же аристократическая смуглость. И тоже чёрный сюртук. Портрет был слишком тёмен, и в свете угасающих свечей выделялось лишь лицо, обретшее какую-то таинственную реальность. Фредерику показалось, что глаза молодого Макгибура посмотрели на него, и в них появилась злая насмешка.

Молодой негоциант считал себя красивым человеком. Хоть он и незнатного рода, но в нём чувствовалась какая-то порода. Но всё его тщательное изящество ничего не стоило рядом с этой небрежной аристократичностью. Он обернулся, ища глазами свою Глорию, и наткнулся взглядом на библиотекаря. Тот не отрываясь, смотрел на тот же портрет. Секретарь тоже испытал действие прекрасного вина из подвалов Макгибуров и пребывал в лёгком трансе. Он застыл с бокалом в тёмной руке, его горбоносое лицо с деформировавшим его безобразным шрамом через глаз и всю щёку виднелось в профиль. Голова словно ушла в плечи, а всё тело перекосилось из-за мешающего ему горба.

Фредерику стало душно. Он поднялся с места и расправил слегка затёкшие плечи. Очень хотелось выйти на свежий воздух. Он вдруг вспомнил, что так и не наделил по обычаю подарками прислугу. Хотя всей прислуги тут только конюший. Вот и прекрасно, заодно проведает своих лошадей. Завтра отправляться в путь.

Время было ещё не позднее, и в коридорах чадили факелы. Взяв один такой факел, Фредерик вышел на волю. Дул резкий и холодный ветер, деревья словно бы стонали, тяжело мотая ветками. Чувствовалось приближение грозы, по небу медленно текли тучи, а меж них дико светила белая луна. Порывом ветра факел тут же загасило.

"Стоит ли сейчас идти?" — засомневался Фредерик. Не проще ли оделить конюха монетами завтра утром? А вдруг он так и не починил втулку? И молодой человек направился к конюшне, шатаясь под бешеными порывами сильного ветра.

В конюшне света не было. Фредерик остановился посреди помещения, громко призывая конюха. Тот должен где-то тут спать. Никто не откликался, и только всхрапывание лошадей дало знать, что оба жеребца тут. Это было уже хорошо, и Фредерик нашарил в кармане спички. Он желал знать, готов ли экипаж. Ему не терпелось до утра.

Он нащупал при вспышках сухих молний на стене факел и зажёг его. Тусклый свет осветил любопытные глаза двух жеребцов. Те тихонько заржали, приветствуя хозяина.