В понедельник с утра Льюис стоял и ждал в коридоре, когда распахнулась дверь кабинета шефа полиции Стрейнджа. Льюис услышал обрывок разговора: — … крепколобый…

— Я вас когда-нибудь подводил, сэр?

— Частенько.

Морс похлопал глазами, увидев Льюиса, и, выйдя, прикрыл за собой дверь. Было половина одиннадцатого. Дознание должно начаться через полчаса. Диксон ждал на улице у машины. Втроём они направились в Оксфорд.

Дознание должно было состояться в зале судебных заседаний за главным зданием Оксфордской городской полиции на Сент-Олдейт. Снаружи собралась горстка людей, ожидавших, когда завершится предыдущее слушание. Льюис обвёл их взглядом. Он (согласно подробной инструкции Морса) разослал приглашения всем, кто хоть как-то был связан с убийством Квина. Для некоторых явка была обязательна в любом случае, для остальных («Но ваше присутствие было бы желательно») — нет. Среди собравшихся были: декан синдиката, который держал руки в карманах дорогого тёмного пальто и был по-академически нетерпелив; секретарь синдиката, к месту и ко времени мрачный; Моника Хайт, бледная и оттого ещё более привлекательная; Мартин, вышагивающий по тротуару, как нервная гиена; Руп, покуривающий сигарету и глубокомысленно изучающий землю под ногами; мистер Квин-старший, одинокий, рассеянный, заглянувший в бездну отчаяния; миссис Фарт и миссис Джардайн, разделённые пропастью в социальной иерархии, однако умудрившиеся оживлённо судачить о трагических событиях, которые свели их вместе.

Десять минут двенадцатого их пустили в зал, где дежурный сержант, выступавший в роли капельдинера, спокойно, но твёрдо рассадил всех по своему усмотрению, прежде чем исчезнуть через заднюю дверь в недрах суда. Вскоре он вновь появился уже с самим коронёром[17]. Все встали, когда сержант провозгласил стандартную судебную формулу. Слушание началось.

Первым делом мистер Квин-старший засвидетельствовал личность покойного, затем пригласили миссис Джардайн, потом Мартина, потом Бартлета, за ним сержанта Льюиса, затем констебля Диксона. К показаниям, лежавшим на столе перед коронёром, не было прибавлено ничего нового. Затем тощий, сутулый судебный врач с головокружительной скоростью зачитал заключение о вскрытии, которое настолько изобиловало патологоанатомическими деталями, что с тем же успехом он мог бы цитировать по-гречески «Верую» в классе для умственно отсталых. Добравшись до последней точки, он с презрительным видом протянул документ коронёру, е достоинством отступил, а затем развернулся и резво вышел как из зала суда, так и из этого дела. Льюис лениво поинтересовался, какое у него жалованье…

— Старший инспектор Морс, прошу вас.

Морс подошёл к свидетельской кафедре и тихо пробормотал слова присяги.

— Вы ведёте дело о смерти Николаса Квина?

Морс кивнул:

— Да, сэр.

Прежде чем коронёр смог продолжить, у дверей в зал возникла небольшая потасовка, в результате которой в зал впустили бородатого молодого человека. Сопровождаемый перешептываниями, он прошёл к низкой скамье и уселся рядом с констеблем Диксоном. Льюис был рад его видеть: он уже начал волноваться, что его повестка мистеру Ричарду Бартлету не достигла адресата.

Коронёр спросил:

— Вы готовы показать перед судом настоящее состояние расследования по этому делу?

— Пока нет, сэр. И с позволения вашей чести я хотел бы официально попросить о переносе дознания на две недели.

— Надо понимать, господин старший инспектор, что ваше расследование будет завершено в указанный срок?

— Да, сэр. Надеюсь, даже раньше.

— Понятно. Значит, пока вы ещё никого не арестовали по этому делу?

— Ордер уже подписан.

— Вот как?

Морс извлёк из внутреннего кармана ордер на арест и продемонстрировал его суду.

— Наверно, не принято вносить столь мелодраматическую ноту в судебное заседание, ваша честь, однако немедленно после решения о переносе заседания — если, конечно, ваша честь на это пойдёт — моим долгом будет арестовать подозреваемого.

Морс сделал полуоборот в зал и пробежал глазами по сидящим на первой скамье: Диксон, Ричард Бартлет, миссис Фарт, миссис Джардайн, Мартин, доктор Бартлет, Моника Хайт, Руп и Льюис. Все в сборе, включая убийцу! События развивались в соответствии с планом.

Коронёр объявил об официальном переносе дознания на две недели. Все встали, когда августейшая особа неторопливо удалилась. В зале водворилась тишина. Казалось, все перестали дышать и боялись моргнуть, пока Морс медленно сходил с кафедры. Он на мгновение остановился перед Ричардом Бартлетом, после чего проследовал далее: мимо миссис Фарт, мимо миссис Джардайн, мимо Мартина, мимо Моники Хайт. Наконец он стал против Рупа. И уже не двигался с места.

— Кристофер Алджернон Руп, вот ордер на ваш арест в связи с убийством Николаса Квина. — Эти слова эхом прокатились по притихшему залу. Казалось, что все по-прежнему не смеют вздохнуть. — Мой долг сообщить вам…

Руп недоверчиво уставился на Морса:

— Что такое вы, чёрт возьми, несёте?

Он стрельнул глазами сначала налево, потом направо, словно оценивая свои шансы пуститься наутёк. Но по правую руку от него стоял могучий констебль Диксон, а по левую — Льюис, который положил тяжёлую ладонь ему на плечо.

— Надеюсь, вы будете благоразумны и не станете оказывать сопротивления, сэр.

Руп заговорил хриплым шёпотом:

— Надеюсь, вы понимаете, что совершаете страшную ошибку. Я просто не знаю…

— Оставим разговоры на потом, — пресёк его Морс.

Все взгляды были прикованы к Рупу, когда его уводили из зала суда: Диксон справа, а Льюис слева. И опять никто не произнёс ни слова. Словно все онемели от потрясения, словно наблюдали чудо, словно заглянули в лицо Горгоны.

Первым сдвинулся с места Бартлет. С ошеломлённым видом он, точно робот, направился к сыну. Моника покосилась на пустое место, образовавшееся после ухода Бартлета, и заметила, что Мартин смотрит ей прямо в глаза. Может, это было почти неуловимо. Возможно, но всё-таки это было. Легчайшее подрагивание её головы, глубокая, смертельная неподвижность её глаз. Они словно кричали: «Молчи! Молчи, дурак!»

— Вы переворачивали грязное бельё с переменным успехом. Сначала вам везло, я знаю. И вы умело это использовали. Но потом вас постигла неудача: произошло то, чего никто, Даже вы, не мог предусмотреть. И хотя старались справиться, как могли, — и почти преуспели в том, чтобы всё обратить себе на пользу, — вам следовало вести себя хотя бы самую малость разумнее. Я понимал, что имею дело с исключительно хитрым и изобретательным убийцей, но в конце концов вас подвела ваша же собственная изворотливость.

Втроём: Морс, Льюис и Руп — они сидели в первой комнате для допросов. Льюис (которому Морс строго-настрого наказал не болтать лишнего, несмотря на любые провокации) расположился у двери, а Морс и Руп сидели напротив друг друга за маленьким столиком. Морс, охотник, выглядел совершенно уверенным в себе. Он откинулся на спинку жёсткого стула, голос его был спокоен, почти любезен:

— Мне продолжать?

— Как хотите. Я уже сказал вам, что вы валяете дурака, но вы, кажется, не намерены никого слушать.

Морс кивнул:

— Верно. Тогда начнём с середины. Начнём с того момента, когда вы приехали в синдикат — примерно в четыре двадцать пять в пятницу на позапрошлой неделе. Первым человеком, который вам встретился, был смотритель Ноукс, менявший перегоревшую лампу в коридоре. Однако скоро вам стало ясно, что в кабинетах первого этажа никого нет. Никого! Вы состряпали подходящую небылицу о том, что вам надо оставить для доктора Бартлета некие бумаги, и, поскольку тот был в отъезде, получили благовидный предлог, чтобы обойти все кабинеты якобы в поисках других сотрудников. Естественно, в кабинет Квина вы тоже заглянули, и убедились, что там всё именно так, как и должно быть, согласно вашим расчётам. Так, как вы спланировали. Настолько умно устроено, что любой, кто зашёл бы в эту комнату, решил бы, что Квин где-то рядом — в офисе или, на худой конец, куда-то вышел и скоро вернётся. В ту пятницу весь день шёл сильный дождь — с этим вам тоже повезло! — а на спинке кресла в кабинете Квина висела его зелёная куртка с капюшоном. Кто же выходит на улицы в такую погоду, не надев куртки? Кроме того, шкафы были оставлены открытыми. В них находятся экзаменационные материалы, а секретарь готов наброситься как коршун на всякого, кто проявляет хоть малейшую небрежность в вопросах секретности. Чему же прикажете верить в случае с Квином? Квин — недавно назначенный сотрудник, проинструктированный, безусловно, ad nauseam[18] о необходимости соблюдения строжайшей дисциплины каждый день, каждую минуту. И как же он поступает, Руп? Уходит и оставляет кабинет и шкафы открытыми! В то же самое время мы находим подтверждения пунктуальной приверженности Квина инструкциям господина секретаря. Получив работу несколькими месяцами раньше, он прекрасно знал, что в течение рабочего дня можно отлучаться — это вполне допустимо, однако если ему надо уйти, он должен оставить записку для тех, кому может понадобиться, с точным указанием того, где он находится и что делает. Другими словами, распоряжения Бартлета были для всех законом в последней инстанции. Поэтому я нахожу сочетание этих обстоятельств в высшей степени подозрительным. Некоторые из нас ленивы и небрежны, и некоторые суетливы и добросовестны. Но очень немногие умудряются соединить в себе те и другие качества. Вы со мной согласны?