— Мне казалось, подобное трудно утаить. Насколько я понял, он был холостяк?

— Да.

— А вы женаты, сэр?

— Да.

— Гм-м. Возможно, вы подзабыли, как живут холостые мужчины.

Морсу куда больше понравилось бы, если бы Мартин велел ему не пороть чушь, но Мартин сдержался.

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, инспектор.

— О, не берите в голову, сэр. Я и сам часто не понимаю, куда меня заносит. — Он встал. Мартин встал тоже, застёгивая пальто. — А вы возвращайтесь сразу на работу, а то и о вас начнут беспокоиться. Скажите господину секретарю, что я при первой же возможности хочу с ним побеседовать. Да! И попросите, чтобы он запер кабинет мистера Квина.

— Вы не знаете, что с ним случилось? — тихо поинтересовался Мартин.

— Боюсь, что знаю, сэр. Я почти уверен, что его убили.

Страшное слово повисло в воздухе. В комнате вдруг установилась жуткая тишина.

За последние десять лет Синдикат по экзаменам для иностранных учащихся накрыл своей сетью добрую половину земного шара, и для сотни его зарубежных филиалов утро вторника двадцать пятого ноября было датой, назначенной для проведения экзамена по английскому языку на обычном уровне. Для подавляющего числа иностранных учащихся это утро давало шанс показать всё, на что они были способны. Важность хорошей оценки по английскому была столь велика — для получения в будущем как хорошей работы, так и высшего образования, — что лишь немногие из кандидатов отнеслись к двум вопросам (сочинение на заданную тему и текст на понимание) без должного уважения. Впервые экзамен сдавали лишь единицы — те, кто пропустил по болезни летний, основной экзамен. Остальные были «отказниками», то есть лицами, в силу врождённой неспособности или по более уважительной причине — собственной лени — не сумевшие убедить экзаменаторов в том, что они достигли приемлемого уровня в искусстве владения английским языком.

В одиннадцать пятьдесят пять утра, в точном соответствии с инструкцией, дежурные экзаменаторы в Женеве, в Восточной и Западной Африке, в Бомбее и в странах Персидского залива напомнили испытуемым, что до того момента, как работы будут собраны, осталось ровно пять минут, что каждый должен ещё раз проверить, верно ли указано его полное имя и списочный номер на каждом листе работы, что все листы должны быть сложены в правильном порядке. Некоторые из экзаменующихся ещё что-то лихорадочно строчили, и чаще всего это было напрасно; но большинство в последний раз проверяли свои ответы, раскладывали по порядку листы, отдыхали в расслабленных позах, улыбались товарищам, сидевшим за партами (по инструкции не ближе пяти футов один от другого) в отведённых под экзамены классах или временно переоборудованных спортзалах.

Ровно в полдень в княжестве Аль-Джамара, в по-европейски обставленной классной комнате с кондиционером, молодой англичанин, проводивший свой первый экзамен, попросил испытуемых сдать работы. В классе сидели всего лишь пять учащихся, все пятеро арабы, и каждый уже несколько минут как кончил писать. Один мальчик (не ученик этой школы, но сын одного из шейхов) даже закончил работу гораздо раньше и оставшееся время сидел, прислонившись к спинке стула и скрестив руки. Чванная, самодовольная ухмылка застыла на его смуглом восточном лице. Последний в списке, он сдал работу, не проронив ни слова.

Оставшись один, молодой англичанин с предельной внимательностью стал заполнять экзаменационную форму. К счастью, сегодня явились все заявленные, посему канитель, связанная с графой «отсутствующие», отменялась. В соответствующие колонки он внёс имена и шифры всех пятерых кандидатов и приготовился положить присутственный лист вместе с работами в большой коричневый конверт. В этот момент его взгляд упал на работу Мухаммада Дубала, пятого в списке. И он мгновенно оценил, что она очень хороша — много лучше, чем остальные четыре. Ещё бы, ведь сын шейха, несомненно, пользовался услугами высококлассных репетиторов. Ну и ладно. У него тоже будет возможность к лету повысить уровень своих учеников.

Он вышел из класса, по пути облизывая клапан конверта, и направился в кабинет школьного секретаря.

Морс возвратился на Пайнвуд-клоуз тоже сразу после полудня. Он не стал разгонять толпу любопытствующих, собравшихся в узком переулке, поскольку не понимал, почему так часто преследуют обывателей за их желание быть очевидцами тех редких моментов, когда по соседству происходит несчастный случай или трагедия. (Он и сам мог бы принадлежать к их числу.) Морс миновал три полицейские машины, «скорую помощь» с синим пульсирующим маяком и вошёл в дом, где побывал сегодня утром. Внутри было почти так же многолюдно, как и снаружи.

— Печальная штука — смерть, — изрёк Морс.

— Морс, мортис — женского рода, — пробормотал стареющий судебный врач.

Морс угрюмо кивнул:

— Не напоминайте.

— Ничего, Морс. Все мы медленно умираем.

— Сколько времени он уже мёртв?

— Не знаю. Четыре, может быть, пять дней. Но не меньше чем три.

— От вас не слишком много пользы, а?

— Я должен более внимательно его осмотреть.

— Ну хотя бы примерно — когда?

— Неофициально?

— Неофициально.

— В пятницу вечером или в субботу утром.

— Цианид?

— Цианид.

— Он долго мучился?

— Нет. Действует быстро, если принять нужную дозу.

— Минуты?

— Немного быстрее. Разумеется, я заберу бутылку и стакан на экспертизу.

Морс обратился к двум криминалистам, которые обрабатывали специальным порошком все поверхности, где могли остаться отпечатки пальцев.

— Что-нибудь есть?

— Такое впечатление, что тут повсюду его пальцы, сэр.

— Неудивительно.

— И ещё чьи-то.

— Вероятнее всего, домработницы.

— На бутылке и на стакане отпечатки одного и того же человека.

— Гм.

— Можно забирать тело?

— Чем скорее, тем лучше. Полагаю, нам стоит проверить содержимое его карманов. — Он опять обратился к врачу: — Вы сделаете это, док?

— Становитесь слабонервным, Морс? Кстати, вы знали, что он носил слуховой аппарат?

Без одной минуты два Морс встал и посмотрел сверху вниз на Льюиса.

— Допивай, пора повторить.

— Без меня, сэр. Я уже хорош.

— Секрет счастливой жизни, Льюис, состоит в том, чтобы знать, когда остановиться, и после этого пойти немного дальше.

— Ладно, тогда ещё полпинты.

Морс подошёл к стойке и лучезарно улыбнулся продавщице бара. Хотя, по правде говоря, ему было не до улыбок. Давно он подметил несомненный факт, заключавшийся в том, что пиво, особенно пиво, выпитое в значительном количестве, почти безотказно подстёгивало его воображение. Однако сегодня по непонятной причине мозг его тормозил, став на удивление вялым и неповоротливым. После того как труп увезли, он некоторое время провёл в комнате на первом этаже, которую Квин использовал в качестве спальни и кабинета. Он выдвинул все ящики, перерыл бумаги и папки, перетряс постель. Однако это оказалось пустым, бесплодным занятием. Он не нашёл ничего более предосудительного, чем номер «Плейбоя» за прошлый месяц. И вот когда он сидел на матрасе, рассматривая подборку голых грудей и промежностей, вошёл Льюис, закончивший утомительную опись, и застал его за этим занятием.

— Что-нибудь интересное, сэр?

— Нет. — Морс смущённо положил журнал на место и начал застёгивать пальто.

Когда они собрались уходить, Морс увидел зелёную куртку с капюшоном, висевшую на крючке в узком коридоре.

Бартлет с удивлением и разочарованием понял, что этот человек порядочно пьян. Он весь день ждал звонка, но звонка не было до половины четвёртого. После обеда они вчетвером сидели в его кабинете (снаружи горел красный свет) и вполголоса обсуждали страшную новость. Мартин вновь и вновь в подробностях описывал своё утреннее открытие и даже в эти тяжкие минуты испытывал сдержанное удовольствие, нежданно-негаданно обнаружив себя в центре внимания коллег. И всякий раз разговор возвращался к тупиковому вопросу: кто — и где — видел последний раз Квина живым? Кажется, все они сошлись на том, что это было в пятницу, но когда и где именно — никто не мог вспомнить. Или не хотел говорить…