– Какие такие карты? – Заинтересовался Милх.

– А! Не обращай внимания. Это к делу не относится.

Кетраникис долго вглядывался в окружающую местность, и видимо поняв что-то, повернулся ко мне, как-то недоуменно оглядел меня и с долей уважения произнес:

– Совсем ведь по виду элланик(мальчик), а говоришь как проживший долгую жизнь элланизес(мужчина). И где ты всему этому научился? И ведь ты прав. Я на это внимания не обратил.

Я решил, что могу еще немного повыделываться.

– Будущее поселение надо строить на небольшом удалении от будущей плотины, но при этом выбрать такое место, чтобы в случае разрушения плотины, не приведи господи к такому естественно, но все может случиться, так вот, когда вода хлынет сплошным потоком, дома ваши остались бы защищенными, и не попали под этот потоп. Лучше всего строить, как мне кажется выше плотины, вода при прорыве будет стремиться к морю, так как уклон именно в ту сторону, и поселение останется в стороне, его не снесет поток воды. Вон кстати там, мне кажется, будет самое то. Небольшая возвышенность, как раз то, что нам и надо.

Поговорив на эту тему, мы прошли в палатку, которую я ввел в обиход местных, несмотря на жуткую нехватку материала. Но креписа нам хватило, правда, всего лишь на две палатки, и я, отбросив все сомнения насчет экономии, заставил по своим чертежам сшить их. Вот здесь и нашла свое применение наша первая палатка. Получилась небольшая по размерам жилая секция, особенно когда стоит с опущенными боковинами, она же в случае необходимости могла стать большой, скрывающей и от солнца, и от ерликов, площадкой. Матрасы, или вернее маты сплетенные из травы, служили постелью на защищенной площадке. Здесь вповалку могли улечься все пятеро из семьи Кетраникиса и все семеро парней хорты Аканиса. Днем большая часть матрасов складировалась один на другой, и появлялось место для принятия пищи.

Почти всю рыбу, взятую на побережье, я отдал строителям, не забыл отдать им, взятые специально для показа, створки моллюсков, и даже показал, как можно их использовать при выкапывании тех же колодцев. Затем заставил наполнить водой свои боды (фляжки) моих попутчиков и, нагрузившись горшками с клеем и сырой кожей от Нэт, мы отправились дальше уже без повозки. Ее я оставил здесь, пообещав вскоре прислать и две тачки, которые, я думаю, Фемиос уже успел сделать.

Для меня становилось в порядке вещей, что здесь мой дом. Старая привычка, я всегда считал, что мой дом это место где я положил свой чемодан. Переезды с места на место для военного человека не редкость, а обыденность. Мне досталась в доме Пилоса одна из клетушек, которая при сборе урожая предназначалась для хранения бобов, вот ее я и использовал пока как свою комнату. Мать как могла, помогла мне ее оборудовать для этой цели. Мебели естественно никакой не было, но я не унывал, а вспомнив, что кочевники никогда почти и не использовали мебель и прекрасно обходились без нее, решил последовать их примеру. Ковров пока здесь не делали, скотины нет, значит и шерсти нет, но такой растительности как крапива было много. Ее специально выращивали для производства креписа, материала для одежды. Другого растения типа конопли или льна здесь не было. Две хорты девушек занималась выращиванием этой продукции, и они же ее доводили до логического конца. То есть превращали ее в материю. Процесс долгий и требовал определенных знаний и навыков. Сделанной ими продукции хватало только для избранных в виде накидок или хламиса, так здесь назывался этот вид плащ-накидки. Он был и одеждой и одеялом. Делали его и в виде панчо, и в виде офицерской плащ-палатки, которую мне в свое время приходилось использовать в дождливую погоду. Я не видел, чтобы эта материя применялась здесь повсеместно для изготовления матрасов, но в комнатах Пилоса и его окружения именно для этой цели использовали этот редкий материал. Поэтому мне и достались целых два мешка из креписа, которые я, набив высохшей травой, использовал по назначению, для сна. В комнате я бывал редко, так что мне было в радость и такая постель. О белье и подушке мне можно было пока только мечтать.

Вот в эту самую комнату я и привел свою подругу. Ни о какой свадьбе речи даже не было. Но мать настояла, чтобы Милх, как жрец, а его уже все жители Пилостонеса признавали именно как жреца, так вот она настояла, чтобы он исполнил положенный ритуал бракосочетания. Причем настояла, чтобы это видели все люди. Я подумал, подумал, и тоже пришел к мысли, что подобный ритуал нам необходим. И я больше чем уверен, что у Милха в ближайшее время не будет свободного времени, желающих последовать моему примеру здесь найдется не мало. Ничего удивительного, в нашем поселении пятьдесят процентов населения именно того возраста когда гормоны настоятельно требуют искать напарника или напарницу для удовлетворения естественных сексуальных потребностей. Зов природы, потребность продолжения жизни пока никто не отменял.

Для нас с Лизой нового в этом вроде бы и не было ничего, мы очень хорошо знали, что и как делать в постели, но и у нас присутствовала новизна. Тело Лизы было телом девушки еще ни разу не познавшей любви, она еще пока даже не знала, как отзовется оно на мои ласки и мне не стало смешно когда, прикоснувшись к ее грудям своими губами, уловил дрожь и напряжение всего тела. Наоборот это меня возбуждало, мне нравились и то, что она, предположительно опытная партнерша в постели, и то, что все до чего смог успеть дотронуться руками, все ее тело с молодой и упругой грудью, гладкой кожей бедер, не слишком выпуклой, но упругой ее попкой, все было подвластно мне, моему порыву. Он толкал меня на ласки, про которые я уже давным-давно успел забыть, ведь так много прошло времени с тех пор, когда мне было так же хорошо, когда мне казалось, что все это бесконечно и никогда не уйдет в прошлое.

Мы не торопились соединиться в экстазе, нам хотелось просто прочувствовать то незабываемое, но такое далекое в прошлом чувство, как наслаждение от прикосновений, от поцелуев, от понимания, что все это происходит с нами, с нашим знанием всего этого процесса. Я не был букой в отношениях с женщинами, и после смерти жены имел пусть и не большой, но неоднократный сексуальный опыт с представителями прекрасной половины человечества, но все это померкло, стоило мне почувствовать, как ее лоно приняло меня в себя. Это было так прекрасно, так чувственно, что я не смог удержать свое семя, оно произвольно само по себе выплеснулось, и я, можно сказать, опростоволосился. Даже не смотря на то, что опыта мне было не занимать в этих делах. Но как оказалось, это было только на руку моей Лизе. Она стала женщиной, и дальнейшие мои проникновения могли ей повредить. Все-таки ее бывшая болезнь наложила отпечаток, и она при нашем соитии ничего кроме боли не почувствовала. Я не стал продолжать ласки, так как кровотечение у нее было обильным, и она испугалась. Она-то знала, что такое бывает, пусть редко, но бывает и зачастую от неумелого или грубого проникновения в лоно девушки. Здесь этого не было, я все делал осторожно и бережно, и никто из нас двоих даже не подумал о таких последствиях. Лизе требовалось медицинское вмешательство, хоть какой-то уход, а тут просто подмыться и то становилось проблемой. Я побежал за водой, когда принес, оказалось, что рядом с Лизой уже хлопотала моя мать. Она, взяв мою боду с водой, погнала меня прочь, попросив принести по возможности хоть какие-то тряпки и воду с кухни, там, в котле стояла кипяченая вода. С трудом найдя что-то похожее на ткань и прихватив весь котел с водой, я поспешил в комнату. Мама с Лизой провозилась почти до самого утра. Кровотечение удалось остановить, но состояние Лизы было тяжелым. Мать сказала мне, что мы поторопились с этим делом. Тело Лизы хоть и принадлежало шестнадцатилетнему человеку, а здесь это возраст когда выходят замуж, но в результате многолетнего неподвижного образа жизни оно потеряло много функций самовыживания, и поэтому простое и в какой-то степени необходимое ей действо тело восприняло как новую беду.