Лайонел спросил:

— Это произошло?

Катя впервые слышала в его голосе столько волнения и страха. Отец всех вампиров медленно улыбнулся.

— Да, мой мальчик. Пора.

В голове у нее зазвучала Пятая серенада Йозефа Гайдна — немного грустная, но все же триумфальная, пронизанная тоскливым ликованием.

И тогда девушка поняла. Лайонел боялся, что мост не опустится и им всем придется вернуться в пропасть вечности. Это страшило его куда больше смерти.

Катя схватила его за руку.

— Мы разве не вернемся в Петербург? А как же мои родители?

Он повернулся к ней и, погладив по щеке, сказал:

— Их дочь вернулась домой.

Девушка растерянно моргнула.

— Но… я ведь не приняла решение!

— Его принял я.

Она недоверчиво смотрела в его красивое бесстрастное лицо, не в силах представить, что какая-то девушка, пусть и похожая на нее, заменила ее.

— А мои родители ши… они…

— Да, — кивнул он, — они ее приняли за тебя.

Катя ошеломленно прошептала:

— Мама была счастлива?

— Очень. Как же иначе?

— Лайонел, ты можешь поклясться?

— Клянусь.

Девушка медленно вздохнула, а затем, с облегчением улыбаясь, уткнулась лбом ему в плечо.

— Спасибо.

После Катя нагнулась и погладила Олило между рожками.

— До свидания, дружок.

Малыш обхватил копытцами ее ногу.

— «А ты ведь приедешь еще, правда?»

Девушка в смятении посмотрела на Создателя — тот покачал головой. Тогда она присела перед чертенком на корточки и сказала:

— Мы уезжаем в путешествие, Олило, очень-очень далеко.

— «Катя, а почему бы мне не поехать с вами? Я мог бы смешить тебя!» — Он затанцевал.

— Видишь ли, — девушка провела ноготком по украшениям у него на груди, — в то место, куда мы направляемся, нельзя ничего с собой взять. Ни одного камешка или колечка.

Чертенок испуганно схватился за свои драгоценности и отступил, как будто боялся, что их отнимут.

— «Ой, Катя, а знаешь, моя мама меня не отпустит. А я обещал быть хорошим!»

— Конечно, — улыбнулась она, — я так и думала. Ну, давай прощаться?

Чертенок вновь доверчиво обнял ее ногу.

— «Какая же ты хорошая!»

— И ты хороший, — шепнула Катя.

Цимаон Ницхи, наблюдая за ними, посмеивался. Он находился в прекрасном расположении духа и, кажется, любил весь мир.

Когда девушка спустилась со склона, Создатель галантно подал ей руку, но Лайонел ревниво отнял у него ее руку, проворчав:

— Обойдемся без любезностей, па-па.

Тот добродушно похлопал его по плечу.

— Каким испорченным мальчишкой сделала тебя моя мягкость.

Все трое устремились к воде.

Катя уже находилась по пояс в море, когда обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на прекрасный остров кровавых маков.

На песчаном берегу со своими драгоценностями играл Олило. Он увлеченно подбрасывал бриллиантовое колье, и оно сияло в розовых лучах рассвета всеми цветами радуги. Блеск его отражался в черных зеркальных глазах, чертенок беззаботно смеялся, не замечая ее взгляда.

Воздушная серенада, слившаяся с его звонким смехом, провожала ее до самой двери — невидимой арки, прочерченной Создателем под водой.

А за ней их ждали краткий полет и, как девушке хотелось верить, новая жизнь.

Улицы диковинного города час за часом заполнялись все новыми и новыми вампирами. Многие из них были красивы. Все они разговаривали на разных языках, но понимали друг друга.

Бесс стояла на балконе дворца Цимаон Ницхи, опершись о золотые перила, и смотрела на главную улицу Тартаруса.

До того, как она попала сюда, у нее оставалась еще надежда, что все как-то разрешится малой кровью. Новый мир больше напоминал фантазию, чем реальность. Теперь она в полной мере осознала — эта фантазия и есть их реальность.

По левую руку от нее стоял Наркисс в черном балахоне, безучастный и молчаливый, справа — Вильям, облаченный в легкую тунику.

Бесс скользнула взглядом по своему собственному наряду и удовлетворенно улыбнулась. На ней были черные кожаные штаны и черная обтягивающая футболка. От нарядов, присланных Создателем, напоминающих платья для балерин из оперы «Лебединое озеро», она категорически отказалась. К счастью, настаивать тот не стал, покинул город почти сразу, как привел их во дворец.

С голубого безоблачного неба смотрело солнце, и в его ослепительном свете сияли мостовые, переливались драгоценные камни в декоре домов. Красота и богатство подземного города поражали.

— Значит, мост на поверхности?

— Конечно, — ответил Вильям, — он же небесный!

— Получается, нам необходимо подняться на поверхность Антарктиды? Но ведь в это время года там лето и царит круглосуточный день!

Боль от соприкосновения с дневным светом она испытала сразу же после обращения. Не могла до конца поверить, что солнечные лучи могут причинить ей вред. Удостоверилась быстро, в какие-то доли секунды. Больше не хотелось.

— Очищение возможно лишь через боль, — презрительно обронил Наркисс. Было очевидно, подобная перспектива старика не прельщает.

Бесс представила длинную очередь из вампиров, стоящих под палящим солнцем перед мостом среди белоснежных снегов, и ей сделалось не по себе.

— А как-то по-другому нельзя?

Наркисс обратил на нее черный проем капюшона.

— Бес боится?

— «Человеку страшнее всего прикосновение неизвестного», — гордо заметила она.

Тот в ответ процитировал Цицерона: «В страхе больше зла, чем в самом предмете, которого боятся».

Вильям промолчал. Девушка проследила за его взглядом и увидела, что вампиры на главной улице кого-то приветствуют. Дряхлый старик, замотанный в тряпки, едва заметно кивал головой.

Бесс заметила невысокого вампира с бородкой, она узнала его — это был врач из больницы Святого Авдотия. Тот кинулся к старику в лохмотьях и принялся что-то быстро-быстро ему говорить — странный путник кивал. После на кресле с колесами вывезли вампира, такого худого, что ребра натягивали бледно-зеленоватую кожу. Доктор поднес к его губам стакан с водой, и тот принялся пить большими глотками.

Старик внимательно наблюдал. А потом приблизился к креслу с больным вплотную, положил обе ладони ему на голову.

— Кто он? — спросила Бесс.

— Святой Авдотий, давненько его никто не видел, — промолвил Наркисс, — вампир с сильнейшим даром целителя.

На улице тем временем старик убрал руки от головы больного, и тому подали бокал крови. Руки у несчастного не действовали, потому доктор сам напоил его.

— Он излечил его? — удивилась девушка.

Наркисс лишь качнул капюшоном.

Вампиры вновь расступились, теперь пропуская Создателя. Позади него шли Лайонел с Катей.

— А чего это к ней все тянут руки, как к голливудской звезде? — удивилась Бесс.

На разных языках скандировалась одна и та же фраза: «Девочка Ягуара!» Катя была заметно смущена всеобщим вниманием и жалась к Лайонелу.

— История их любви облетела весь свет, — сухо пояснил Вильям.

— А тебя это как будто задевает?

Молодой человек опустил глаза.

— Глупости, — развернулся и зашагал прочь.

Бесс посмотрела ему вслед и, глянув на Наркисса, многозначительно хмыкнула:

— А почему бы нам не причислить Катю к лику святых? Уверена, она неплохо будет смотреться на вампирских иконах!

Собственный портрет во весь рост, повешенный во дворце в зале среди других портретов мужчин и женщин, в чьих телах находились ангел и бес, немало ее удивил. Когда успели?

Старейшина хрипловато посмеялся, наблюдая за рыжеволосой девушкой, доверчиво держащей Лайонела за руку.

— Женщины вроде тебя — сильные, слишком умные, независимые, — никому не нужны, разве что скрытым гомосексуалистам, жаждущим иметь подле себя некое подобие мужчины. Всем остальным нужны вот такие трогательные, нежные, женственные, хрупкие, беззащитные создания, но не совсем лишенные характера. Мужчина часто любит не женщину, а себя рядом с правильной женщиной. И напротив, ненавидит себя с той, кто пытается отрастить себе пенис.