У нее зуб на зуб не попадал, когда, наконец, впереди стал различим силуэт Нарвских триумфальных ворот.

Бесс свернула на родную улицу и уже спустя несколько минут въехала во дворик.

Поставила байк возле отцовского BMW, но не успела и шагу ступить, как услышала:

— Здравствуй.

Прямо на пути к спасительной двери парадной стоял Ювелир.

— Я замерзла и устала, — сказала девушка, не двигаясь с места.

Он приблизился и взял ее ледяные руки в свои большие теплые ладони. От его прикосновения кровь хлынула в конечности, прилила к лицу, сердце забилось учащенно — и в одно мгновение девушка согрелась. Рана на шее перестала саднить. Гнетущие мысли о смерти, не дававшие покоя, слово птицы выпорхнули из клетки. И все же одна — о данном Вильяме обещании — осталась. Бесс высвободила свои руки, пробормотав:

— Мне нужно идти.

Мужчина улыбнулся — в полумраке его улыбка напомнила волчий оскал.

— Нет, вовсе не нужно.

Он вновь сжал ее руку, крепко — до боли, и повел за собой.

Бесс двигалась за ним, послушная, как много лет назад, когда он впервые вел ее к себе домой с детской площадки. Разница была лишь в том, что тогда она с ним шла добровольно, охваченная чувством необъяснимого восторга. Теперь же — вся внутри сопротивлялось ему, но тщетно, ноги вели сами.

Она видела, как вдоль невысоких старых домов скользят две тени: одна огромная, а другая, тонкая и маленькая, чуть позади. И яркие желтые листья, тихонько шурша, точно в испуге, отодвигались от ног идущего впереди мужчины. А те, что уже умерли — скукоженные, коричневые и сухие, жалобно хрустели под безжалостными подошвами его ботинок. Месяц с неба серебрил гриву его волос, отливающих холодным стальным блеском.

Вот и знакомый двор. Скамейка с разноцветными рейками, на ней листья, опавшие с растущего рядом дерева. Темный узкий дворик, последний подъезд, пятый этаж.

У двери квартиры Бесс тихо сказала:

— Пожалуйста… я хочу домой.

Он обернулся и взглянул на нее так, что у нее ноги подкосились.

— Очень скоро пойдешь. — Мужчина ввел ее в коридор, затем в спальню. Его ладони легли ей на плечи, спуская платье до пояса.

Ей хотелось прокричать, что она не будет принадлежать ему ни сегодня, никогда больше, но она молчала. А ее тело отзывалось на его ласки, выгибалось навстречу и горело от наслаждения. Тем временем сердце в отчаянии билось в груди, как будто пыталось вырваться из тисков властных рук.

Ювелир занимался с ней любовью, пока она, обессиленная, не откинулась на подушки.

Он лег рядом и закурил, хрипловато предложив:

— Если хочешь, можешь уйти.

Бесс перевела дыхание, с трудом поднялась и стала одеваться. Его путающее спокойствие натянуло ей нервы как струны до предела. Красный огонек мелькал во тьме, дым медленно вырывался изо рта.

Девушка не знала, что сказать. О своей ненависти? Но это было бы неправдой. Она не испытывала к нему ненависти, любви тоже, что-то другое, необъяснимое и очень сильное. Поэтому Бесс промолчала и просто вышла из комнаты, затем и из квартиры.

А на лестнице, прислонившись к стене и глядя в окно, стоял Вильям.

Он слышал, как она сделала несколько шагов по направлению к нему, но голову не повернул.

— Я не могу ему противостоять, — безжизненно прошептала Бесс.

Молодой человек усмехнулся.

— Он заставил тебя силой?

— Нет, но…

— Угрожал?

— Нет.

— Мне кажется, ты не можешь противостоять себе.

— Вильям, он…

— Не важно. — Молодой человек мельком взглянул на нее и пошел прочь, бросив через плечо: — Хотел лишь сказать: если мне уготована вечность с тобой, то я и впрямь проклят.

Он побежал вниз по лестнице, а она вдруг, не отдавая себе отчета, громко сказала ему вслед:

— Я тебя люблю.

Вильям замер на нижней ступеньке.

— Мне больно от твоей любви.

— Я запуталась, а ты сбегаешь…

Он горько рассмеялся.

— Прости, что не могу обласкать тебя сразу после него!

— Я не прошу.

— Спасибо, — и он ушел, так и не посмотрев на нее.

Дверь приоткрылась, раздался хрипловатый голос:

— Иди ко мне, девочка.

Ювелир выступил из проема, распахивая объятия. Она прижалась к его огромной груди и заплакала.

Он отвел Бесс в гостиную, опустился на диван и, усадив ее к себе на колени, принялся качать, неразборчиво бормоча:

— Не нужно плакать, девочка. Ты утешение для всех отчаявшихся, мой подарок им, жест расположения. Маленький бриллиант из моей короны. Бриллианты не плачут, они заставляют плакать других. Этот гадкий мальчишка не для тебя, моего сокровища. Я же предупреждал.

— Я его люблю, — в отчаянии выдохнула девушка. — Я не хочу чувствовать этой боли. Не хочу…

— Знаю, — погладил ее по голове Ювелир. Она слышала его голос в полудреме: — Ни один человек не способен пробудить твое сердечко, но этот настырный нелюдь — он все испортил. Разбил мой маленький камешек.

Он полулежал в кресле в распахнутой рубашке и расстегнутых брюках. Дверь за Катей тихо затворилась. Давно у них не было такой страсти. Их личный Конец Света благотворно повлиял на постель, стол и далее по списку. Кажется, не только у них близость смерти вызывала бурю эмоций. Из гостиной, где разместились Даймонд с Анжеликой, напуганной Наркиссом, доносились более чем характерные звуки. И это после нескольких часов причитаний красавицы: «Я не готова умереть!», «Я не верю!».

В музыкальные стоны резко врезался стук.

— Что-то забыла? — удивился молодой человек, уверенный, что вернулась Катя. Новость о скором конце она приняла с завидным спокойствием.

Но в кабинет вошел брат.

Они несколько минут молча смотрели друг на друга, затем Лайонел откинул голову на спинку кресла и тихо засмеялся. Он поднялся, приблизился к Вильяму вплотную и, обхватив за затылок, прижал к двери.

— Ни одна женщина и ни один мужчина никогда не смотрели на меня с тем же вожделением, что ты.

Брат отвел взгляд и отвернулся, но Лайонел сжал в кулаке его волосы на затылке и заставил смотреть себе в глаза. Тот дрожал.

— Ангел мой, известно ли тебе, что все твои грешки ничто по сравнению с этим… — Он подался вперед и укусил его за губу. Тонкой струйкой по подбородку потекла кровь, он слизнул ее.

Брат вытер рот и, закрыв глаза, процедил:

— Ненавижу тебя, ублюдок!

Лайонел выпустил его волосы и, отступая, застегнул штаны.

— А у меня на тебя не стоит. Ты по делу или просто так, полюбоваться? — Молодой человек распахнул рубашку и расхохотался. — Тебе надо попробовать с мальчиком, а то ты какой-то зажатый.

Вильям резко развернулся и врезался лбом в дверь. Постоял пару секунд и, положив пальцы на золотую ручку, сказал:

— Если ты хотел меня унизить, мог бы ударить.

Лайонел присел на край стола.

— Видишь ли, это ты всю жизнь делаешь лишь то, что можешь и должен, а я делаю все что хочу. Если я сейчас унизил тебя, скажи мне об этом, глядя в глаза, и я перед тобой извинюсь. Вильям, посмотри на меня и скажи, что за твоими взглядами ничего нет. Ничего, за что тебе могло бы быть стыдно!

Брат молчал.

— Посмотри на меня и скажи! — проорал Лайонел.

— Это сильнее меня, — промолвил Вильям и, глядя через плечо, тихо добавил: — Ты не унизил меня.

Повисло гнетущее молчание, брат шумно вздохнул.

— Мне нужна твоя помощь, потому я и пришел.

— Ну да, я догадался, что инцест конечно же поводом не послужит.

— Господи, Лайонел, не произноси этого, — взмолился Вильям и, круто развернувшись, воскликнул: — Как ты можешь оставаться таким спокойным?

Изумрудные глаза сверкали, его тело сотрясала мелкая дрожь.

Лайонел задумчиво окинул брата взглядом. Прежде ему уже доводилось видеть его таким. Вот только тогда, находясь в обличии Кати, он решил, будто тот все еще сгорает от страсти к его девушке.

— Вильям, у меня были любовники и до бессмертия. Я предпочитаю женщин, но иногда… — Он не договорил и насмешливо улыбнулся. — А что до тебя, Лиза распутна, и если она бес, как уверены Старейшины, то влечение ко мне — это апофеоз падения твоего ангела. Есть у нас с ней, видимо, что-то общее.