Хуже всего было иной раз видеть лицо Лайонела, отстраненное, лишенное всяких чувств и эмоций. Ледяная бездна одиночества в его глазах была страшна.

Катя крепче сжала замок, ощущая пальцами его гладкость и твердость. Она боялась показать, как несчастна, боялась, что если холодная бесконечность в голубых глазах станет еще чуть длиннее, это просто сведет ее с ума.

Лишь с Йоро — теплым, таким живым и неунывающим — ей удавалось облачить свои тревоги в слова. Он выслушивал, гладил по руке и обязательно смешил. Тогда страхи отступали и вновь становилось как будто хорошо. Пока не наступал новый день икс, вырывающий из груди вздох немой тоски.

Девушка выпустила из рук блестящее сердце и облокотилась на перила. Краем глаза она заметила слева от себя какое-то движение и повернулась.

Рядом стоял призрак мальчика лет тринадцати, одетого в башмаки с пряжками, бриджи и камзол, на боку у него висел меч. Золотистые волосы, вьющиеся на концах, спускались на воротник, обрамляя ангельски прекрасное лицо.

Катя отпрянула. На нее устремились прозрачно-голубые глаза.

— Ты видишь меня? — выдохнула она.

Призрак улыбнулся, протянул руку и указал на замок.

— «С тобою рядом и вечности мало», — глумливо прочитал он. — Вечность так безнадежно прекрасна, не правда ли?

— Кто ты? — потрясенно спросила Катя.

Мальчик отвесил ей поклон и со смешком произнес:

— Зови меня милым, зови красивым, нежным, называй меня любимым.

Катя зажмурилась, затем осторожно открыла глаза, но златокудрый никуда не исчез. А все так же стоял перед ней, насмешливый, совсем юный и прекрасный.

— Разве такое может быть?

Призрак вынул из ножен меч, прочертил перед собой линию, та засияла золотом. Тогда мальчишка шагнул за нее и обрел плоть. Острие его мечта коснулось подбородка девушки, она почувствовала холод стали.

— Кто ты и что тебе нужно? — с трудом вымолвила Катя, отталкивая от себя лезвие меча.

— Кто я? — Он звонко засмеялся, и только тут девушка поняла, что музыка после пересечения призраком золотистой черты стихла. Он перешел из одного мира в другой и выключил ее связь с Лайонелом. Мальчишка отсмеялся, а посерьезнев, прошептал: — А я пришел у тебя спросить, кто же я такой? Расскажешь?

Девушка отступила.

— Мне нужно идти! — Она быстро зашагала по мосту, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Златокудрый догнал ее, пошел рядом.

— Кто же я, — неторопливо начал он, — я вампир, это мой город и ты… ты любишь меня. Верно?

Катя замедлила шаг, пока совсем не остановилась, мысленно твердя себе: «Это не Лайонел, этого просто не может быть! Не может!»

— Ты — не он!

Они в упор уставились друг на друга. Она первой отвела взгляд. Он снова засмеялся.

— А в сущности, как много ты знаешь о нем?

— Достаточно, — отрезала девушка.

— Достаточно для чего? Чтобы не испугаться и не убежать?

Катя упрямо отвернулась, не желая отвечать. Ей хотелось разозлиться, ощутить огненный шар, прокручивающийся в животе. Однако тот, как нарочно, не торопился.

Молчание затянулось, мальчишка смотрел на нее ледяными глазами Лайонела, и она не выдержала:

— И что же я должна узнать, по-твоему?

— Все. — Златокудрый вынул из ножен меч и метнул его в воду. Оружие вошло в реку по рукоять, и гладкая поверхность осветилась золотом. В ней закишели силуэты, поднимающиеся со дна. А потом, точно на сотне экранов зажглись картинки — на каждой из них был Лайонел.

Катя застыла, вцепившись в перила ограды.

Перед ней расстелилась река жизни, состоящая из миллионов осколков, в которых отразился каждый миг существования того, кого она так беззаветно любила.

Перед ней предстал Лайонел и его бесчисленные женщины. Со многими он был отвратительно груб, но они продолжали слетаться к нему, как мотыльки на свет. Обласканный со всех сторон миллионами рук: женских, мужских, детских — он улыбался своим победам, и лед в глазах, точно бритва, заострялся с каждым томным вздохом любовниц, с каждым криком жертв. Казалось, он просто идет и убивает одного человека за другим, убивает зверей и птиц, вампиров, уничтожает все живое. Сменялись века, дорогие костюмы и города. Неизменным оставался лишь обладатель ледяных глаз, всегда идеально прекрасный и ко всему безразличный.

За какой-то ничтожный миг, пока смотрела в воду, она увидела столько жестокости, ненависти, издевательств, грубости, насилия и смертей, что, закрыв глаза, не увидела благословенной черноты — вместо нее была кровь.

Катя долго стояла с закрытыми глазами, а когда в голове тихо и нежно зазвучал «Свадебный марш» Джонатана Кэйна, открыла их. Река уже приняла свой прежний вид, а на набережной никого не было.

Девушка бежала до дома не останавливаясь. Только войдя в темную прихожую с облупившимися стенами и ржавыми крючками, позволила себе опереться о дверь. Увиденное привело в смятение, как будто надорвало сердце и вывернуло его наизнанку.

На одном из вздохов она глотнула морозно-свежий холодный аромат, и, прежде чем перед ней появился хозяин этого запаха, ее охватил ужас. Лайонел в какую-то долю секунды оказался рядом, протянул руку к ее лицу, и Катя в страхе дернулась, зажмуриваясь.

Прикосновение оказалось не грубым, он нежно погладил ее по щеке.

— Где ты была? — но этот обманчиво-мягкий голос не смог ввести в заблуждение. Лайонел был зол.

— Гуляла, — пробормотала Катя, осторожно отнимая его ладонь от своего лица.

Он крепко сжал ее пальцы, его слова прозвучали обвиняющее:

— Почему ты дрожишь?

Она попыталась отнять у него свою руку — не вышло.

— Я просто немного расстроена. Ерунда.

Молодо человек задумчиво оглядел ее платье, затем просунул одну руку ей за спину, стал расшнуровывать корсет, другой провел по шее, спускаясь к груди.

Катя вжалась в дверь, взмолившись:

— Пожалуйста, не надо…

Он остановился.

— Хочешь отказать мне?

— Я… — голос ее дрогнул, — я просто не хочу… прости.

— Не важно.

Девушка вскинула голову, уверенная, что он все равно намерен добиться своего. Но Лайонел развернулся, чтобы уйти.

— Прости, — повторила она, — не уходи.

Он холодно взглянул на нее и, сказав: «У меня есть дела», — покинул прихожую.

Катя притронулась к шее, где сохранилось тепло от его прикосновения, — сердце легонько сжалось. Кем бы ни был тот мальчик с ледяными глазами, своего он добился. С какой целью кому-то захотелось показать ей нелицеприятную сторону ее возлюбленного? Сторону, которую он сам не хотел показывать, чтобы не шокировать и не оттолкнуть.

На днях же говорила: «Нас хотят разлучить», — и вот сама делала первые несмелые шаги к ссоре.

Девушка присела на корточки, обхватив колени. На запястье упала обжигающая капля. За ней еще и еще, глаза горели огнем.

— Хватит плакать, — услышала она над собой.

Катя вытерла щеки, подняв голову. Лайонел стоял над ней, хмурый, но совсем не злой.

Она подала ему руку, он взял, легонько ее пожал, затем присел рядом на корочки.

— Что случилось?

Девушка набрала в легкие воздуха, чтобы выпалить: как устала, как ей больно от увиденного, как ей хочется чего-то, чего сама не понимает.

— Ты обижаешься из-за Киры? Думаешь, я проявил излишнюю резкость? — спросил он.

В этот миг перед глазами пронеслись все его злодеяния, у нее вырвался из груди нервный смех. Что значила та резкость по сравнению с тем, на что он был способен? Какой нереальной силой воли обладал, если сдерживал все свои желания, привычки? И вместо того чтобы жестоко надругаться и убить, лишь проявлял резкость на словах.

— Прости, — выдохнула Катя. Глаза вновь заполонило пеленой слез.

— Уж лучше смейся. — Он поднял ее на ноги и прижал к себе.

Она уткнулась ему в шею, прошептав:

— Я умру, не вынесу, если ты разлюбишь меня.

Играла «Песнь индийского гостя» Римского-Корсакова из оперы «Садко» — сладкая, ласково-обманчивая, глубокая и таинственная.