— Что там, черт подери? — спросил кто-то у него за спиной.

— А хрен знает, — зыкнул он в ответ и завертел головой. — С утра здесь эта совхозная шпана ошивалась. Может, они бузят?

— Куда в жопу шпана! — ответствовал сотоварищ. — Первый час ночи.

Курлясов еще минутку поозирался. Потом пожал здоровенными плечами и скрылся в доме. Так, подумал я, торжествуя, значит, Вера не промахнулась. Супруг ее здесь — на какой-то там хитрой охоте. И почему-то враз в душе утвердилась уверенность, что милая вещунья не ошиблась и в остальном. Тут подтверждением моих предчувствий в светящемся окне второго этажа обозначился чей-то темный силуэт. Я, конечно, не мог разглядеть, но какое-то седьмое чувство угадало, что головка была женской. Дарья Мартыновна? Спустя пару секунд я уже без всякого сомнения тихонько повторил для себя вслух: «Да, это именно она, Дарья Мартыновна. Так должно быть. Так и есть — и никаких гвоздей».

Следующие четыре кирпича я швырнул один за другим и с такой злостью, точно метил в Курлясова. Последний раскатистый тарарах снова выволок его из дома с трехступенчатым матом. В этот раз он осматривался дольше и бдительней, и еще раз выругавшись, развернулся обратно, но я не дал ему уйти. Очередной снаряд, хрястнув, взорвался на крыше, заставив его аж подпрыгнуть.

— Мать твою! — заорал он истошно. — Ну погоди.

Что-то ему из дома сказали. Он громко пробурчал в ответ:

— Ладно. Ты досматривай, а я все же погляжу, что это за х… такая. — И, хлопнув в сердцах дверью, припустился к воротам.

Неосторожно, братец. Очень неосторожно, подумал я, вдавился в шиповник, больно оцарапав ухо, и вынул газовик. Проклятье! Я не поинтересовался у Саши, чем он заряжен и как и надолго действует. Левой рукой нащупал один из двух оставшихся брусков и затаил дыхание. С резким стуком откинулась калитка. Он выскочил за ворота, кинул быстрый взгляд налево, а когда повернулся лицом ко мне, я мгновенно нажал курок. Он не вскрикнул — крякнул от неожиданности, потом взвыл, вскинул ладони к глазам и согнулся в три погибели. Чтобы не искушать судьбу, я не стал дожидаться конечного эффекта и враз шарахнул кирпичом по затылку.

Наклонясь над распростертой тушей, я откинул борта кожаного пиджака. Кобура под мышкой выглядела внушительно. Я вытащил из нее черный тяжелый ствол. Только сейчас подал голос запоздалый страх — до сих пор как-то не думалось, чем мне грозит моя затея. Я почувствовал, как часто-часто трясутся колени и липкими щупальцами ползет по спине холодок. Сколько их — двое, трое? Я поежился и прислушался. Насторожил ли их выстрел из газовика? Прозвучал он довольно громко, но по сравнению с предшествующей кирпичной канонадой мог быть воспринят как непримечательный, безобидный хлопок.

Отбросив колебания, я медленно двинулся к дому. Со стороны это выглядело, наверное, весьма уморительно. Прямо-таки сцена из ковбойского вестерна: бесстрашный герой в ночи, в одной руке газовая пугалка, в другой — смертоносное оружие. Недоставало только широкополой шляпы. У дверей я пару секунд помешкал, затем решительно толкнул ее и вошел в просторные сени.

Спиной ко мне в низком кресле, прилепясь вниманием к экрану телевизора, восседал подельник Курлясова. На тахте слева валялась небрежно скинутая сбруя с кобурой.

— Ну что? — буркнул он без интересу. — Разобрался?

— Пожалуйста, — сказал я, постаравшись выразить голосом должную твердость, — поднимитесь. Но тихо и осторожно.

Стриженный ежиком затылок вздрогнул и замер. Потом ко мне обратился изумленный лик. Чем-то он напомнил мне лицо Ломова — такое же смазливое, несколько удлиненное, с тонкими усиками и бровями вразлет. Глаза, казалось, приготовились выскочить из орбит, он раззявил их дальше некуда.

— Повторяю, — предостерег я. — Не дергаться. Встаньте и тихо-тихо повернитесь ко мне.

Он глухо матюгнулся, но команду исполнил. Сложением он несколько уступал Курлясову, но тоже смотрелся нехило и явно был не пуглив.

— А дальше что? — процедил он сквозь зубы, быстро оправляясь от потрясения. — Ты кто такой? Что надо? — И, зыркнув на тахту, прибавил в тоне: — Понимаешь, на что нарываешься? Что, будешь стрелять?

В этот момент где-то наверху раздался неясный шорох. Я напрягся в испуге и покосился на лестницу в глубине, ведущую на второй ярус. Черт, а если там кто-то еще? Я торопливо шагнул вперед, вскинул руку и дважды пальнул из газовика. Похоже, патроны все-таки были начинены не слезоточивым газом, а чем-то поэффективнее. Он заревел, зачем-то прикрылся локтем, повалился на колени, затем распластался на полу и забился в корчах, но немного погодя затих. Не опуская пистолетов, я бросился к лестничному проему. Сверху на меня глядело искаженное страхом, мертвенно бледное лицо Дарьи Мартыновны — глаза набухшие либо от недосыпу, либо от слез, щеки запавшие, осунувшиеся. Но это была она, пропавшая — нет, уже найденная — вдовушка.

— Есть тут кто-нибудь еще? — прокричал я без предисловий.

— Это вы? Вы? — Губы ее задрожали — казалось, она вот-вот зайдется в истерике.

— Скорее! — воскликнул я. — Поспешите, пожалуйста. Я не знаю, сколько нам еще отпущено времени.

— Да-да. Я сейчас! — Она дернулась всполошенно, но, по крайней мере, не заплакала. И отпрянув от перил, куда-то стремительно унеслась.

Я выждал три минуты, тревожно посматривая на выведенного из строя Цербера — черт побери, надолго ли? Потом не выдержал, махом взлетел наверх, судорожно ткнулся в одну запертую дверь, в другую и только на пороге третьей столкнулся с Дарьей и перехватил у нее из рук небольшой чемодан.

Курлясов по-прежнему лежал без движения у калитки, но шумно посапывал. Я кинул рядом пистолет и, поддерживая Дарью под руку, буквально поволок ее к машине. Дважды она спотыкалась на ровном месте, однако же как-то собралась и досеменила. Я усадил ее и, когда, перегнувшись, застегивал ремень безопасности, коснулся плеча и ощутил, что ее всю колотит. Я стащил с себя ветровку и набросил на нее.

— Ни… ничего, — прерывисто пролепетала она. — Это реакция. Сейчас пройдет. — Но поежилась и запахнулась, прижав руки к груди. Потом прошептала, едва шевеля дрожащими губами: — Вы… их?..

— Нет, что вы, — успокоил я. — Это всего лишь газ. Ничего с ними не сделается.

Что они сделают с нами, если нагонят, я старался не думать. Но переключиться даже на третью передачу не решался — не дай бог, разбить автомобиль и застрять на этом мерзком проселке. Нас кидало, швыряло, качало. Мое внимание раздваивалось. Конвульсивно стиснув баранку, я натуженно щурил глаза, угадывая бугорки да ухабы, и то и дело с опаской поглядывал в зеркало заднего вида. В салоне было темно, но, очевидно, она заметила — или ее тревожили те же мысли.

— Нас будут преследовать? — уловил я в надсадном реве двигателя.

— Наверное, — бездумно пробормотал я. — Зависит от того, как скоро они оправятся. — И, спохватившись, добавил, ободряя и бодрясь сам: — Ничего. Эта коррида сейчас закончится, и мы поедем быстрее.

Когда мы вывернули наконец на обустроенный шлях, я с облегчением перевел дыхание и поднажал на акселератор, стремительно наращивая скорость. У нее вроде бы тоже несколько отлегло от сердца — или вытрясло. Она спросила, голос ее еще ломался, но звучал уже как будто не столь затравленно:

— Как вы меня нашли?

— Случайно, — признался я. — Вас что, все время держали здесь?

— Нет. Сначала — после похорон — отвезли на какую-то квартиру в городе. А через два дня переправили сюда.

— Зачем, черт возьми? — вырвалось у меня. Я поспешил извиниться: — Простите. Но чего же они добивались?

— Если бы я могла толком понять. — Она помолчала. — Они совали мне всякие бумаги. И требовали подтвердить подписью разные сделки и обязательства мужа. Потом стали убеждать, что Виктор запустил дела до безобразия и у него ничего не осталось — одни долги. И теперь они хотят якобы защитить мои интересы и хоть что-то выкроить мне и ребенку. Потом вдруг начали требовать подписать обязательства не изымать пая из фонда фирмы — по крайней мере с год. И сулили златые горы. От всех этих противоречий у меня голова пошла кругом. Я просила их… умоляла дать мне возможность посоветоваться со своими адвокатами. Обещала, что сделаю все, чтобы фирма не пострадала. «Нет, — настаивали они, — разводить канитель уже не осталось времени». И приводили своих юристов и бухгалтеров. А те напористо растолковывали мне, что, не подписав все эти договора и документы, я упущу свою выгоду и могу оказаться у разбитого корыта. Господи, они сами крепко в чем-то запутались и пытались запутать меня.