– Есть женщины, которые любят только однажды. Прилепляются к одному мужчине раз и навсегда. Вот моя Вероника была такой, – мать Ирины умерла года три назад. То ли лейкемия, то ли еще какая-то неизлечимая форма рака крови.
Генерал вздохнул:
– Боюсь, что дочь в нее пошла. Если оттолкнешь – сломаешь девочке жизнь.
Так он не возражает?!
– Николай Александрович, я… – попытался что-то сказать и заткнулся. Совершенно не представляю, что положено говорить в таких случаях.
– Она любит тебя с первой встречи, с нового года, – усмехнулся генерал. – Бабке сразу же по прилету в Петербург проболталась. Та, конечно, у меня давай выпытывать, мол, что за парень такой.
Знал и отпустил на все лето?
– Не ревнуете? – спросил довольно нагло. Хочу раз и навсегда выяснить его позицию. Ирина теперь моя, и отдавать не собираюсь.
– Дурак, – констатировал он внешне довольно спокойно и почти аккуратно загасил сигарету в пепельнице, пытаясь скрыть волнение. – Пока это для тебя достаточно сложно, несмотря на огромный объем усвоенных знаний. Вот когда-нибудь свои дети появятся, тогда может быть. Для отца счастье дочери… Ты одного не понял, – Николай Александрович неожиданно улыбнулся, – причем самого главного.
– Это чего же? – немедленно спросил я. Вот что-то давно не чувствовал себя непонятливым.
– Почему все нормальные люди, кто более-менее близко знакомится с тобой, встают на нашу сторону?
Странный вопрос. Вероятно потому, что я ЗНАЮ, кого можно относительно близко подпускать к себе. Примерно в таком тоне и последовал ответ генералу.
Он задумался, опять улыбнулся и неожиданно начал рассуждать вслух:
– Каждому человеку надо во что-то верить. Как там у классика? – Николай Александрович хмыкнул и напел "Балладу о переселении душ": – Кто верит в Магомета, кто – в Аллаха, кто – в Иисуса, кто ни во что не верит – даже в черта, назло всем.
– На самом деле вера нужна каждому, – продолжил Алтуфьев, убедившись по моему кивку, что эту песню Владимира Семеновича я знаю. – Вопрос – какая вера? В первую очередь – в завтрашний день. В то, что у него и его детей – если еще нет, то когда-нибудь непременного появятся – будет нормальная жизнь, определенные перспективы в личной жизни, в карьере. Что если будут трудности, то их обязательно удастся преодолеть. Без этого сам смысл жизни просто отсутствует. Но, окружающая действительность, увы, – генерал даже развел руками, – как-то к подобной вере не располагает. Разгул коррупции, приближающийся кризис, у большей части населения не только в России, но даже в развитых странах, начинает падать реальный уровень жизни… Ты понял, что я имею ввиду?
Чего ж тут непонятного? В социологии, кажется, даже специальный термин для этого понятия есть.
– Так вот, к чему я все это говорю. Каждый хоть немного узнавший тебя и часть твоих планов – лично я уверен, что ты нам далеко не все рассказал, – подпустил Николай Александрович шпильку, – немедленно эту веру в завтрашний день получает. Понимает, что сначала придется очень много работать, подчас идти на громадный риск, ковать свое и Родины будущее, но в результате свет в конце туннеля обязательно появится.
Ух, как пафосно! С другой стороны, если люди в тебя верят – это многое значит.
– Теперь понятно, почему я не стал Ирине препятствовать, когда Анастасия ее сюда пригласила? Просто очень хочу счастья своей девочке.
А вот тут генерал несколько ошибается. Эта девочка теперь моя!
– И еще. Сейчас лето, каникулы. Осенью Ириша вернется домой в Москву. Школу-то она должна закончить.
– Обязательно там? – протянул я. До сентября еще далеко, но уже не могу представить, что мы на время расстанемся. Но вот прямо сейчас говорить отцу, что никуда ее не отпущу, явно не стоит.
* * *
Н-да, та еще картина… Настена, посчитавшая, что теперь лишилась возможности болтать с подружкой на ночь, решила мне отомстить. Гордо шествовала с подстилкой Дендика, нагло без спроса уведенной из моей спальни, а пес уныло плелся сзади, поджав короткий хвост.
– Иди, иди, – злорадно подумал я, – нечего своим холодным мокрым носом совершенно не вовремя лезть в постель. Мало ли какие звуки девушка может иногда издавать. Никто ее убивать не собирался, и твоей защиты Ирине совершенно не требовалось. В следующий раз будешь думать, можно ли на хозяина рычать.
Обогнав сестренку, предупредительно открыл дверь. Указав на уже положенную подстилку, скомандовал Денди:
– Место!
Сел на диван перед большим трельяжем – теперь, наверное, и в своей спальне придется подобное поставить – и похлопал ладонью рядом.
– Поговорим?
Подошла, чуть с укором посмотрела и устроилась на моих коленях. Раньше любила сидеть так у папы, а, вот уже почти два года, иногда присаживается ко мне.
– Денька, ты теперь только Ирину любить будешь?
Ну как мне ей объяснить? Откуда дети берутся, то бишь, что такое секс давно уже знает. Плюс к интернету подружки в английской школе довольно доходчиво объяснили, для чего им учителя бесплатно предлагают "morning-after pills".[28] Как-то зимой сама пришла ко мне за подтверждением полученной информации. Не было у нас никогда секретов друг от друга. Но вот в тот раз пришлось отправить за подробными инструкциями к Валентине – ну не специалист я такое одиннадцатилетним девочкам рассказывать.
– Тебя я буду любить всегда, – сказал, прижимая к себе, и поцеловал в щеку. Ну почему сестренка не понимает, что это совершенно разное? В конце концов – единственная живая связь с родителями и дедом.
– Только Иру ты тоже не обижай.
Вот ведь защитница нашлась! Еще раз поцеловал. На сей раз в пушистую макушку.
– Обещаю.
* * *
– Колебания в динамике экономического роста имеют не случайный, спонтанный характер, а, по сути, являются выражением движения экономики от одного устойчивого состояния к другому. Экономические циклы – это повторяющиеся в длительном периоде подъемы и спады в производственной деятельности человечества в макро масштабе. Сейчас основные школы, в первую очередь, оперируют тремя: краткосрочные (малые) трех-четырехлетние циклы рыночной конъюнктуры Филипа Джозефа Китчена, среднесрочные (промышленные, деловые, бизнес) экономические циклы длительностью около десятка лет француза Клемана Жюгляра, и, конечно же, циклы нашего соотечественника Николая Кондратьева – длинноволновые (большие), охватывающие примерно чуть больше половины века.
Евгений Львович вещал, очень упрощенно объясняя заинтересованным слушателям некоторые азы экономической теории, а я продолжал прокачивать в голове уже немного сложившуюся идею.
– Ну и, раз все эти циклы волнообразные, то в какой-то момент должен наступить в строгом соответствии с математикой резонанс. И мы сейчас находимся в самой нижней точке соответствующего графика.
– Так почему же кризис не наступает? – перебил Неймана удивившийся Виктор.
– О! – поднял указательный палец вверх наш финансовый гений. – Закономерный и правильный вопрос. Государственное регулирование. Точнее – попытка оттянуть кризис и успеть максимально возможно заработать на нем надправительственным структурам – транснациональным корпорациям, которые манипулируют правительствами всех так называемых демократических стран, как хотят. Стимуляция деловой активности путем снижения налогов, предоставлением инвестиционных льгот и основное – уменьшение процентной ставки по кредитам с приличным увеличением выпуска бумажных денег. Все эти меры и многие другие, включая военное давление на недовольные такой политикой страны, приводят к оттяжке кризиса, тем самым, повторяю, многократно увеличивая тяжесть неминуемой рецессии.
– В то же время мировая экономика имеет определенный запас стабильности, – перехватил я нить повествования. – Где-то примерно через три-четыре месяца, по моим расчетам, он будет близок к исчерпанию, – Евгений Львович немедленно кивнул. Его анализ был точно таким же. – Вот если в этот момент обанкротится какая-либо крупная фирма или лопнет относительно большой банк, то дальше – "Эффект домино". Рухнет все. А вот без этого первоначального толчка ситуация, балансируя на самой грани, под действием искусственных стабилизирующих факторов – в первую очередь "Большой восьмеркой" – может затянуться еще на год-два.