Просто обнял и притянул к себе, сильнее ощутив божественный аромат роскошной шевелюры. Вкус ее губ напоминал что-то необыкновенное, давно забытое. Я точно обезумевший целовал Иринку, не отпуская, боясь, что это странное неземное чувство исчезнет. Пару раз трепыхнулась, обмякла, и дробь кулачков на моей спине сама собой прекратилась. Ладошки переплелись у меня на шее, а уста вдруг раскрылись. Мы целовались, прерываясь на секунды, чтобы отдышаться, и опять приникали друг к другу. Широкий кожаный диван у окна оказался весьма кстати. Ее глаза были закрыты, а ресницы мелко-мелко подрагивали. Время, кажется, остановилось, вспыхнув сверхновой…

– Не-а. Понимаешь, Дениска… – уже чуть-чуть успокоившаяся она задумалась на секунду, изящно потерев пальчиком висок. – Я уже давно привыкла к липким сальным раздевающим взглядам всяких… Чувствовать их на себе, – Ирина зябко передернулась, вспоминая. – А ты тогда просто посмотрел, мимоходом восхитился – это было заметно – и стал устраиваться в своем кресле. Потом, когда такой веселый с виду, немного выпивший – так казалось – с приближающимся новым годом поздравлял, но вдруг стал невообразимо серьезным и что-то тихо сказал папе… Ну а когда буквально взорвался и из поддатого парня превратился в могучего молниеносного воина… Сталь в глазах… – Ирина мечтательно вздохнула, улыбнулась как-то хитро, в глазах загорелись озорные искорки. Проворные пальчики вдруг взметнулись, расстегнули мою рубашку… Прижалась ушком к груди, долго слушала, подняв голову, довольно сообщила "Стучит! Все-таки живой, не каменный!" и опять надолго приникла к моим губам. Отдышавшись, продолжила: – Мне тогда сразу пришли в голову мамины сказки из детства про рыцаря на белом коне… В тебя нельзя было не влюбиться…

Никогда раньше не видел, чтобы она мне так улыбалась. Презрительную высокомерную усмешку, направленную на меня – да, но не такую улыбку. Чистую, светлую, раскрытую и… любящую. До меня, наконец-то, дошло, почему я вечером перед гонкой о ней думал. В женщинах точно ничего не понимаю, но почему не допер, что сам давно подсознательно Иришкой любуюсь?

– Знаешь, как было обидно, когда там, в самолете, все уже кончилось, а ты совершенно не обращал на меня внимания?

– А мне ты тогда показалась высокомерной стервой, не считающей возможным даже находиться рядом какому-то парню.

Мы делились совсем недавними воспоминаниями, целовались, хохотали и обнимались.

Оторвалась от меня и победно заявила:

– Я и есть стерва! И никуда ты теперь от меня не денешься!

Сначала поцеловал, потом долго-долго смотрел в серо-зеленые глаза, аккуратно отведя прядку светлых со слабым пепельным оттенком волос – натуральная блондинка на мою голову! – и только затем признался:

– Маленькая моя, если ты думаешь, что мне хочется от тебя куда-то скрыться, то очень ошибаешься, – какой-то я сейчас совсем косноязычный. И как раньше ничего не понял?

Теперь уже Ирина очень ласково и нежно прижалась ко мне губами. Потом чуть отодвинулась, взяла за уши, несколько раз повернула мою голову из стороны в сторону, внимательно разглядывая своими большущими серо-зелеными глазами, и, наконец, констатировала:

– Болван обыкновенный. Тебе нужно три раза все сказать открытым текстом, а потом ударить чем-нибудь тяжелым по башке. Только тогда хоть что-нибудь, да поймешь.

Она что, без всякого режима мои мысли читает?!

А вслед за тем, довольная и красивая, снова принялась душить меня в своих объятиях.

Счастлив ли или нет? Что для меня важнее, сестренка, гонки, судьба страны или Иринка?

Я валялся на своей постели, видел под достаточно ярким светом луны свое отражение в зеркальном потолке и никак не мог разобраться. Как-то все очень уж переплелось где-то глубоко внутри. Переплелось и связано. Почему я раньше ничего не понял? Ну ведь было же… Ловил несколько раз на себе изучающий взгляд чудесных глаз, иногда сам рассматривал ее исподтишка… Ирина, Иришка, Иринка… Перебираю варианты ее имени и чувствую, как морда лица становится по детски счастливой до глупости…

Только начал проваливаться в туман сна, как услышал, что кто-то тихо приоткрыл дверь в мою спальню. Причем Денди, растянувшийся на своей подстилке около входа, даже носом не повел – значит, этот кто-то, с точки зрения пса, имел полное право здесь находится в любое время дня и ночи. Собаки каким-то образом очень быстро разделяют людей на своих и чужих.

В ярком отсвете ущербного месяца сквозь распахнутые окна показалась точеная фигурка в халатике. Подошла ближе, избавилась от немногочисленной одежды и встала прямо перед постелью. Упругая грудь, изгибы тела и отливающие под луной блестящим серебром рассыпавшиеся волосы просто загипнотизировали меня. Убедилась, что все внимательно рассмотрено, гордо улыбнулась и забралась ко мне под простынку. Я провел рукой по крутой линии ее бедра, поражаясь этому чуду природы – девичьему телу. Не смог отказать себе в удовольствии скользнуть ладонями по гибкой талии немного вниз… вверх… Покрутить в пальцах твердеющие горошинки сосков, потереться носом по бархатистой ложбинке между. Первый поцелуй был очень горячим, но потом…

– Дениска, я боюсь, – шепот был еле слышен.

Сама решилась, пришла и… Иринка дрожала вся, от кончиков пальцев на ногах до макушки, прямо как желтеющий лист на осеннем ветру. А меня вдруг затопила нежность. Какая-то пронзительная нежность. Мне уже ничего не требовалось, только бы ей было хорошо. Уложил головкой себе на плечо, укрыл простынею почти до носика, гладил по спинке и напряжением мышц руки пытался укачивать. Наконец-то успокоилась. Успокоилась, дыхание замедлилось, и… заснула, прижавшись ко мне, как ребенок. А я балдел от ощущения прильнувшего ко мне ее гибкого тела.

В середине ночи проснулся от явной попытки изнасилования. Все-таки решилась настоять на своем. Насильник, точнее насильница, немедленно была мною обласкана и получила всю необходимую помощь. Я успел в закрывающихся глазах поймать блаженство, смешанное с толикой боли, и сам провалился в нирвану.

Почему некоторым маленьким женщинам в любой ситуации требуется быть сверху? Комплекс неполноценности?..

Вот уж от кого не ожидал подставы, так это от Настены. Сестренка сдала нас с потрохами прямо за завтраком. Притом, совершенно непринужденно:

– Ирин, а ты теперь всегда у Деньки ночевать будешь?

Алтуфьев поперхнулся кофе и закашлялся. Витя, сидевший рядом, задушено хмыкнул, подавившись собственным смешком, и стал хлопать генерала по спине своей тяжелой ладонью. Вадим бросил короткий косой взгляд и почти уткнулся носом в тарелку. Валентина как-то укоряющее посмотрела на меня, но ничего не сказала. Только Настенька крутила головой во все стороны, не понимая такой странной реакции на свой вопрос.

Иришка же… Сначала чуть зарделась, потом ослепила меня своей ласковой улыбкой и подтвердила:

– Всегда.

Чуть позже, с еле заметной паузой добавила, глядя прямо в глаза:

– Если не прогонишь.

Боковым зрением заметил нарастающее напряжение на лице откашлявшегося Алтуфьева, но все-таки ответил:

– Не дождешься.

Генерал, как это ни странно, несколько успокоился. Встал, посмотрел, как я делаю последний глоток из чашки и отработанным начальственным голосом скомандовал:

– Пойдем, поговорим.

– Папа! – взвилась со стула Ирина.

– Успокойся, – улыбнулся Алтуфьев дочери, – бить не буду. Как бы самого не поколотили.

Уже в кабинете попросил:

– Дай сигарету.

– Вы ж не курите? – удивился я, протягивая открытую пачку.

– Иногда позволяю себе, – ответил он прикуривая. Затянулся, выдохнул дым, довольно спокойно посмотрел в глаза – угрозы никакой во взгляде точно не было – и начал: