Желание У аппаратов чутких и ушастых, где каждый куст насторожен и тих, поставят нас — внимательных слепых — точнейшим слухом охранять участок. Пусть боль моя войдет в солдатский ряд! Сличая звук с гудением в приборах, я раньше всех услышу грозный шорох и прежде зрячих донесу: летят! Я распознал опасность в звуке этом, подам сигнал — сирена запоет, на встречный гул взлетает самолет, и гасят то, что называют светом. Слепой солдат готов на подвиг свой. Впишите в книжку — «к обороне годен». И есть мечта — на сердце тронуть орден, металл звезды с эмалью боевой. Прозренье Твои стихи я прочитал в газете. Да! Я прочел! Глазами — каждый стих! Не для меня — для множества слепых надеждой просияли строки эти. А я не слеп. Уж год прошел, как врач свет и цвета вложил в мои глазницы. Я вижу все! Но изредка мне снится, что вижу сон, что ночь, что я незряч. Лишь иногда привычка воздух трогать мою ладонь вытягивает вдруг и навсегда — желанье взять за локоть тебя, жена, мой озаренный друг. Как вижу я! Как утоляю голод всем блеском разноцветной кутерьмы! Так в первый раз выходит узник в город из сумрака пожизненной тюрьмы! Зачем стихи? Я чувствую — не выйдет! Затмило песню зрением во мне. Нет! Не писать! Нет, только видеть, видеть тебя, и жизнь, и солнце в глубине. И счастлив я, что не руками шарю, а вижу, вижу, как другим нельзя, — твои, как карту карих полушарий, два новых мира — милые глаза! Богдан Гринберг
ЭКСТРАКТЫ «Аки обре…» При чтении летописи врезалось беспощадное: «Погибоша, аки обре». Обры!.. Почему и когда погибоша эти обры? Может быть, обры были прекрасные люди — пастухи, хлебопашцы, охотники?.. Именно обры, может, чурались набегов, поджогов, сдирания скальпов и воинственных плясок на мертвецах? Может, именно они потому погибоша? Или, может быть, где-нибудь ходит единственный сохранившийся обр? Какая чудесная мысль: найти и оживить погибшее племя! Дать ему письменность и язык, вышивки, резьбы и сразу современные нравы и взгляды! О! Я приехал в Обрскую область! Здравствуйте, обры! Как прекрасно, что вы существуете, из пепла возникшее племя! Теперь уже никто не «погибоша, аки обре», ибо сами обры не погибоша! Русь Ни в одном из еврейских погромов ты не замешана, Русь. Ни пушинки из местечковых подушек, ни кровинки на твоей домотканной совести нет. Сошла с молодого лица черной сотни черная оспа. Ты есть и была снеговая сестра милосердья раненых и пропавших без вести народов. Оттепель Опять, опять задышало прощальными морозами и первыми мимозами, и не можем мы не ступать каблуками в павлинью грязь, и не можем мы не влипать в паутину лиловых глаз, и не можем мы быть вельможами, потому что весенний пар одинок без весенних пар, потому что Арбат мне брат, и у стен есть тень, и надо прижаться нам в подворотнях к своим теням, за которыми мы, как тени, ходим в день весенний. Увлечение Девочка из сверхуральских редкостей в десятом классе учит тригонометрию. Счастливая тригонометрия ее рукою ежедневно трогается. Напрасно я прошу: — Читай меня, решай, немедленно возьми себе в учебники! Я буду очень верная тригонометрия. Увеличение увлечения Передо мной ребро вопроса: выбрать меньшее из зол — мысль о тебе или зубную боль. Зубную боль окаплешь мятной ваткой, нерв утихает отдыхать. Зубную боль заговоришь ночною сказкой, а мысль о тебе даже за чтением Дюма и то царапается, копается в себе. О, никакой гудящей болью не успокоишь мысли о тебе, а мысль о тебе рукой снимает самую чудовищную боль! Как несовершенна медицина — не могут человеку устроить порядочную боль, чтоб высверлить из жизни мысль о тебе. Еще больше О, телефонные монтеры! Невыносимо! Снимите аппарат за неуплату в срок, сорвите все щебечущие провода, и пусть не будет этого убийцы встреч. Все дни мои нанизаны на проволочку золотого голоса. Жизнь начинается у трубки тут, кончается у трубки там. Тащу ее к себе зеленою косичкою шнура, никак не вытащу все остальное к голосу. Так оно и будет. Явлюсь в милицию с охапкой проводов отрезанных, где в каждом миллиметре проволочки есть мое: — Иди ко мне! |
