Клим Сметанников ЯВЛЕНИЯ ПРИРОДЫ Родословное древо Из ботаников я — Клим Никитич Сметанников. Мой отец — огородник, и дед из баштанников, вся семья — от дядей до внучатных племянников — из потомственных, из родовитых ботаников. Из босых академиков, сведущих в ягодах, прочитавших ботву, как старинную книжицу, я ботаник, имеющий званье от прадеда, мне под снегом потуги растения слышатся. Я в поэты пришел с земляными ручищами, с образцами картошки, с бугристой морковищей, хоть на выставку ставьте — на грядках расчищенных не цветы, а капуста, добротные овощи. Я пеленат, баюкан бахчами казацкими, комсомолец, колхозник селенья Клинцовское, в институте познаний сельскохозяйственных дополняю латынью наследье отцовское. Я Есенина чту, но запоем не баливал, и в родне у нас нет разудалых тальянников. Вырастай же сам-семьдесят, песнь небывалая, как прикажет тебе Клим Никитич Сметанников! Цвет волос Я рыж, как луг, пожаром выжженный, хожу, горю — сплошною рыжиной! Копна волос — дикарской хижиной, лицо — веснушками сплошь засижено. С копною ржи меня кони путают, с рывком пожара в тревогу лютую, с кленовой желтью, как листья падают, и с лисьей шкурою конопатою. Бегут ручьи за Клим Никитичем. Кричат: — Никитич! Мы скоро вытечем! — Поют ростки в весенней сырости: — Мы очень крепкие, мы скоро вырастем! Навоз ворочайте, стальные лопасти, расти, растущее, теки, текущее! Мне вся природа сдана по описи — вести явлений дела текущие. Рыжейте жарче, лесища красные! Ты — желтый колос, до жатвы выживи! Одной природы явления разные, мы с вами в родственниках — мы рыжие! Никита Флорыч Я приезжаю, берусь за поручень. Отходит поезд. Дорога санная. С моим родителем — Никитой Флорычем — целуюсь кратко в усы овсяные. Сын крепостного, а выбрит начисто, лицо из меди татарской выковки, диплом отличия на стенке значится за экспонаты в Москве на выставке. Родная хата — на полке вербонька, портрет Некрасова, собранье Надсона, но здесь читают работы Бербанка и календарь за год Двенадцатый. Вот мой родитель — в теплице на́ зиму таблицы разных семян натыканы. Он — аналитик арбузных разумов, дынных инстинктов, сознаний тыквенных. Он им внушает: налиться сахаром, полней созреть еще, набраться запаху. При виде Флорыча подсолнух аховый лицо ворочает с востока к западу. Меня с Павлушей не прочил в гении, растил — не мамоньке для потехоньки, он в нас выращивал любовь к растению, понятье в почве и тягу к технике. Сказал он как-то: — В плоде и в ягоде — запомни — косточка важнее мякоти. — Сказал он как-то: — Два века ка́бы мне, и дыня тоже росла б на яблоне. Сказал он как-то: — И тыква мысляща, да человеки гораздо ра́звитей! — За все, что понял я, вобрал и выслушал, — многая лета, папаша, здравствуйте! Морковь Морковь — в земле увязший палец, и, верно, кажется кротам — те руки, чем в земле копались, попались и остались там. Мизинцы овощниц багровых разбухли от дождей и вод, рук, отмороженных до крови, под почвой полон огород. Пора полоть морковь, подруги! Махровый занялся рассвет, цепляются за землю руки, когда их руки тащат в свет. Овес Овсянку мы едим в молочной. Минута — и тарелка вся. И вот рождается заочно стихотворенье в честь овса! Овес! Склони свои подвески, и я хвалу тебе воздам. Виктория, отборный шведский, — ты нужен нам и лошадям! Ты любишь мягкость почв пуховых, уход, и дождик, и навоз… Вот вы стихов хотите новых, а знаете, почем овес? Тыква У нас в теплице есть обнова: тыква созрела! Шум какой! Как в клинике врача зубного чудак с раздутою щекой! Ой, как раздуло! Вспухла кожа, и тыквин облик стал таков: всю своротило набок рожу, вбинтованную в шесть платков. И тыква в кресле. Тыкве круто придется от ножа и рук, от нас — студентов института сельскохозяйственных наук. Колумбов плод Лукошко я трясу, как бубен, и гул объемлет огород. Картошка! Здравствуй, серый клубень, Колумбом выявленный плод! Ты лезешь внутрь земной утробы, индейскому навстречу дню, — как будто хочешь из Европы взглянуть на древнюю родню. Под нож попался ты поэту, Колумбов плод, растенье-крот! И песнь торжественную эту тебе Сметанников поет. |
