— Крепись, Татьяна Ипполитовна, крепись, мать!
Она крепилась и ни разу не проронила слезу при детях и муже. Только стала молчаливее прежнего. Младшие — годовалая Лидушка и трехлетняя Валюшка да присматривающая за ними Аннушка только и видели мать поздно вечером, когда приходила она из бригады. Старшие Саввушка и Васятка, сделав уроки, бежали на поле помочь матери. Татьяна Ипполитовна узнавала их издали, вдруг сердцем угадывала: «С письмом бегут». И замирала вся.
— Читай, Саввушка, читай! — женщины окружают ребят плотным кольцом, садятся в полосе на примятую траву, слушают:
«На сегодня обстановка самая тяжелая и напряженная, какую когда-либо переживала Россия, облегчения не предвидится. Наоборот, настоящая война впереди. Это будет война, когда Красная Армия от обороны перейдет в наступление. Так что на нашу долю выпадет львиная доля войны, которую мы должны перенести. И кто может знать, придется или нет мне встречать двадцать пятую годовщину Октября, придется или нет когда-нибудь бывать на родине, встретиться с вами?..»
Срывающимся от волнения то высоким мальчишеским, то глухим до хрипоты голосом младшего брательника разговаривает с родными Костя.
Неслышно, без всхлипов и причитаний плачут женщины, солеными горошинами падают слезы на заветренные потрескавшиеся руки. Всем он сейчас любимый сын и брат, верный защитник, и нет дороже известия, что жив, что не пропустит врага к Москве.
Отдельно пишет Костя для Саввушки. Брат читает письма по многу раз, носит в школу и на ферму, где помогает колхозницам; на ночь кладет под подушку.
…«Жизнь, Савва, это сложная вещь. Нам с ней по существу еще не приходилось встречаться. Когда тебе придется встретиться с жизнью один на один, тогда ты поймешь и узнаешь очень многое, что можно делать и чего нельзя… Где бы ты ни был, мысль о родителях нужно носить всегда глубоко в своем сердце и с этой мыслью тебе будет легче переносить все тяготы и трудности, которые будут встречаться в жизни… Ты должен знать, что в труде единственное утешение человека. Только в труде рождаются замечательные люди… Скоро, Савва, я отправлюсь на фронт защищать нашу с тобой Родину. Прощай, мой дорогой брат. Желаю тебе счастливой жизни, желаю уважать и любить папу, маму, своих братьев и сестер. Твой старший брат К. Мальцев».
Савва младше на четыре года. Но война уравняла братьев в понимании долга перед Отечеством. Подростки, почти дети, рано взрослели, оставаясь за старших в доме и в поле. Только матери знали, как мало им лет.
Письма с фронта приходили не часто. Бои, госпиталь, снова бои… Старая добрая бабушка Капитолина, дальняя-предальняя родственница, прибившаяся к семье Мальцевых, все глаза проглядела, ожидаючи почтальоншу. Едва показавшись в глубине проулка, та махнула рукой.
— Отдала почту в конторе хозяину! — и пошла с обтрепанной черной сумкой через плечо к следующему дому.
— Господи, пронеси беду! Господи, сохрани и спаси! — бабка Капитолина сухими губами шептала молитву. Не видела, как вышел из конторы Терентий Семенович, направился к дому, остановился в замешательстве и круто повернул за околицу. Он шел все быстрее, потом побежал и, когда кончилось дыхание, упал в придорожную траву. Сил не было, чтобы подняться, но нужны были силы, чтобы жить. Там, в конторе, на людях он не распечатал письмо, в бестелесной тонкости казенного конверта сразу почуяв непоправимую беду.
«Тростянец, Тростянец… Нет больше старшего сына, нет любимого Кости. Что же ты делаешь, проклятая война?
Наберись мужества, отец! Убитый сын говорит тебе, слышишь? Убитый сын требует мужества!»
Поздно вечером вернулся Терентий Семенович домой. Молча прижал к себе ребятишек, погладил по голове Савву, сел у печи.
— Чайку бы мне погорячее.
И больше не проронил ни слова. Тяжело вздохнула и затихла на печи бабка Капитолина.
Всю ночь Терентий Семенович пролежал с открытыми глазами, и прошла перед ним короткая жизнь Кости с самого рождения до последнего страшного письма, и в ней он уже ничего не мог переделать. Утром встал перед женой на колени. Никогда в жизни — ни до этого горького часа, ни после он не испытывал перед ней такой огромной вины, как сейчас.
— Наберись мужества, Татьяна Ипполитовна, наберись мужества. Наш сын…
Татьяна Ипполитовна не дала ему договорить, зажала сухой горячей ладонью рот, забилась подстреленной птицей.
Через несколько дней проводили на фронт Савву. Шел август сорок третьего года, и оставались непройденными еще долгие версты войны.
Горе ломало, но не сломило Терентия Семеновича. Сколько хлеба требует война! И он продолжал научные поиски, не удовлетворяясь тем, что колхоз получает самые высокие в районе урожаи. А другие артели? А область?
В декабре, когда фашисты рвались к Волге, в Москве, в Центральном Доме работников искусств на Пушечной улице, состоялась сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук. Участвовал в ее работе и Терентий Семенович. Вопросы обсуждались в соответствии с военной обстановкой. Как обрабатывать весной поля, не вспаханные с осени? Как провести сев в сроки, наилучшие в данных климатических и хозяйственных условиях? Как сохранять в почве наибольшее количество влаги и избавляться от сорняков? Кое-какие рекомендации Мальцев высказал здесь же, на сессии. И поставил себе цель — как можно скорее ответить на эти вопросы определенно и практически.
Весной он выбрал сильно засоренный овсюгом участок из-под яровой пшеницы и разбил его на девять делянок. Первые две вспахал на глубину двадцать сантиметров, третью делянку — всего на четырнадцать сантиметров. Другие обработал по-разному: дисковой бороной, пружинным культиватором, бороной «зиг-заг». Две делянки просто продисковал и заборонил, а одну оставил совершенно без обработки. В различные сроки, со второго по двадцать шестое мая, посеял пшеницу. Погода в то лето стояла как обычно: с начала мая и до последних дней июня — сухая, в июле и августе выпадали дожди. Наблюдая за развитием пшеницы на каждой делянке, Терентий Семенович получал наглядные ответы на вопрос, как можно получить богатый урожай на сильно заовсюженной стерне, не вспаханной с осени, а из-за чего можно остаться и без хлеба.
Совершенно неожиданный результат дала восьмая делянка, которая была не пахана, а лишь продискована конной дисковой бороной в два следа — тридцатого апреля, затем двадцать пятого мая — и засеяна двадцать шестого мая. Прекрасные всходы пшеницы стойко перенесли засушливый период и дали по девятнадцать с половиной центнеров зерна с гектара. Значительно больше, чем по свежей вспашке.
«Так, — отмечал полевод. — Семена пшеницы здесь легли на влажную, уплотненную постель, а сверху были прикрыты хорошо разрыхленным слоем земли. Проросший после дискования овсюг уничтожен вторым дискованием. Влага в почве хорошо сохранилась».
О своих размышлениях над результатами опыта Мальцев рассказал в февральском номере журнала «Колхозное производство» за сорок четвертый год. Статья называлась: «О борьбе с овсюгом и агротехнике весеннего сева». А затем он снова и снова возвращается к опыту, самим же названному случайным, чтобы четче определить весеннюю тактику и стратегию, умело использовать климатические условия весны и лета. И в определении путей получения высокого урожая будет медленно, в сомнениях и поисках вызревать главная мысль — непаханая земля родит хороший хлеб. Почему такое возможно? Каковы причины? Какими должны быть агротехнические приемы в данных природных условиях?
Если об урожае, полученном с непаханого участка, он сказал как о результате случайного опыта, то слова «агротехника весеннего сева» отнюдь не случайно стали названием журнальной статьи. Уже в начале сороковых годов они как нельзя лучше определили главную, стратегическую линию опытничества Мальцева. Именно агротехника весеннего сева решала судьбу урожаев на шадринских землях. И один из приемов ее — выбор оптимальных сроков сева.
