«Здравствуй, дружок!» — услышал он знакомый голос, как только его ноги коснулись земли.
Крабс выронил чемодан и со слезами на глазах воскликнул: «Спрутс! Наконец-то!»
«Ну, я тебя…» — начал было Спрутс, но Крабс бросился ему на шею и заплакал. «Я так ждал, так надеялся, я знал, что Вы вернетесь! Не могу поверить, что это случилось. Я сохранил Ваши деньги, все до последнего миллиончика!»
«Ну что ты, Крабс, не надо», — ласково сказал Спрутс, погладив Крабса по голове.
— На помощь! Милиция! — закричал Мига, прячась за телевизионной камерой.
— Не с места! Это революция! — сказал Жулио, доставая из-за пазухи револьвер.
— Жулио, так нельзя. Ты же испортил мне выступление. Это не по-товарищески.
— Да? А переть у меня деньги по-товарищески? Вот сейчас пристрелю тебя, будешь знать, что по-товарищески, а что нет.
— Да отдам я тебе деньги. Пришел бы как-нибудь ко мне и сказал. Я, между прочим, сам хотел отдать, только найти тебя не смог. Милиция с ног сбилась, тебя разыскивая. Ты скажи, сколько тебе нужно. Десять тысяч хватит? Ладно, сто. Да чего уж там, бери целый миллион, мне для друзей ничего не жалко.
— Мига, это не базар, а революция. Ты украл эти деньги у народа и должен вернуть их все.
— Ну зачем тебе столько? — захныкал Мига. — Миллиона тебе бы на всю жизнь хватило.
— Спрыгль, арестуйте его, — сказал Жулио, пряча револьвер за пазуху. — Он мне надоел.
Через час Крабс и Жулио ехали в машине по главной улице Грабенберга (бывш. Знайкенберга). Народ радостно приветствовал своих освободителей. Лунатики кричали «Ура!», размахивали флагами и плакатами, на которых «да здравствует» было наскоро исправлено на «долой».
— А, может быть, это не обязательно? — спрашивал Жулио. — К чему мне это? Забрал бы деньги и уехал куда подальше, открыл бы снова магазин разнокалиберных товаров.
— Нет, Жулио, — отвечал ему Крабс. — Вы теперь герой, Вы всех освободили, надо пользоваться моментом. Тут пахнет такими деньгами, каких Вы ни в каком магазине не заработаете. Вы же теперь не какой-нибудь продавец, а Президент. Неужели Вас это не радует?
— Президент? А что, это здорово звучит. Пожалуй, что радует. А это действительно денежное дело?
Крабс молча закатил глаза.
— Звучит соблазнительно, очень заманчиво. А что надо делать?
— Все очень просто, даже Мига справлялся. Сейчас машина остановится, Вам поднесут цветы и ребенка. Цветы надо отдать мне, а ребенка поцеловать и сказать: «Вот оно — будущее Луны».
— Вот оно — будущее Луны, — повторил Жулио. — Действительно, очень просто.
На главной площади Знайкенберга Жулио вышел из машины и поднялся на специально подготовленную для него трибуну. Он взял у Крабса листки с речью и прочитал: «Господа! В истории каждого народа бывают дни с глубоким резонансом, дни, которые концентрируют в символическом синтезе глубокий смысл его славного прошлого и в то же время его высшие чаяния и устремления. Именно в такой день обращаюсь я к вам. В день освобождения от ига земных коротышек, которые низвели луну до унизительного положения спутника Земли…»
В это время начальник каталажки вежливо придвинул Миге стул и сказал: «Здравствуйте, господин Мигс! Давненько Вы к нам не заходили, мы уж по Вас скучать начали. Мы тут все за Вами наблюдали, пока Вы были председателем, ждали, когда же Вы к нам снова вернетесь. Что же Вы не садитесь? Присаживайтесь. Вы ведь к нам теперь, наверное, надолго. Хотите кофе?»
— Кофе возьму, — мрачно ответил Мига, — а присаживаться не буду. Не люблю я сидеть в каталажке.
— Вы остроумны как всегда. Но, боюсь, сесть Вам все-таки придется.
— Посмотрим, — сказал Мига, размешивая сахар.
А на площади перед каталажкой уже столпился народ. Коротышки кричали, махали руками, выкрикивали лозунги, ожидая освобождения заключенных. Из каталажки уже вышли Ножик и Режик. Толпа долго не хотела их отпускать. Их качали, дарили им цветы, расспрашивали, как с ними обращались. Вскоре ворота снова открылись, и на свободу вышел коротышка в клетчатой кепке. «Господа! Да здравствует свобода! — закричал он, грозя кулаком зданию каталажки. — Смотрите, что они делают с честными коротышками! — он показал на подбитый глаз. — Они пытали меня, но я не сдался. Вы не представляете, сколько подлости я там насмотрелся!» Коротышку подхватили на руки и тоже стали качать.
Через полчаса ворота снова открылись, и на площадь вышел полицейский Дригль. «Что столпились?! — крикнул он. — Здесь вам не цирк. А ну, фить-фить по домам, и никаких разговоров!»
Толпа начала расходиться. Освобожденных коротышек несли на руках. Через несколько минут на площади никого не осталось. Тогда из ворот каталажки вышел еще один коротышка. Надвинув кепку на лоб, он быстро прошел по переулку к остановке, вскочил в первый же подошедший трамвай, сел на заднее сиденье, достал из кармана сложенную вчетверо записку и развернул ее. На листке из тетради в клеточку аккуратным почерком Крабса было написано:
«Дорогой друг,
надеюсь, все, что произошло, послужит тебе хорошим уроком. Никогда не обманывай своих друзей и больше не попадешь в подобную историю. Но я на тебя зла не держу: со всяким случается. Заходи завтра ко мне, и мы обсудим одно очень денежное дельце».
Внизу стояла корявая подпись: «Призеденд Жулио».
Мига сунул записку в карман и вышел из трамвая на первой же остановке.
Глава десятая
Совет избранников
Проснувшись утром, Незнайка включил телевизор. На экране был большой зал, похожий на театральный. На сцене стоял стол, за которым сидели двое коротышек. У одного в руке был колокольчик, другой был в сером пиджаке. А зал как муравейник кишел избранниками. Некоторые из них сидели по креслам, другие толкались у микрофонов, установленных в проходах между рядами, а остальные бесцельно метались по залу. Коротышка с колокольчиком позвонил и, убедившись, что на это никто не обратил внимания, сказал:
— Я вижу, можно начинать заседание.
— Нельзя! — закричала одна половина зала.
— Можно! — закричала другая половина.
— Спасибо, — сказал коротышка с колокольчиком. — Начинаем заседание. Ну, чего вы там делаете? Выступить хотите? — обратился он к коротышкам у микрофонов. — Дадим им выступить?
— Дадим!
— Не надо!
— Ну, хорошо, пусть выступают, раз уж им так приспичило, только не все сразу. Включаю первый микрофон.
— Нельзя ли окончить заседание пораньше: сегодня по второй программе мультики. Многие избранники не успевают.
— Второй микрофон.
— Вчера в газете была статья, в которой избранников обзывают ослами и баранами. Бараны среди нас действительно есть, например тот уважаемый избранник, который подставил мне ногу, когда я шел к микрофону, но где они тут видят ослов? Разве у избранников длинные уши? Пусть редактор объяснит, где он тут увидел длинные уши!
— Третий микрофон.
— Мне только что позвонил избиратель и рассказал анекдот: едет коротышка на танке…
В зале зашумели. Одни кричали, что слышали этот анекдот, другие — чтобы избранник продолжал, а коротышка с колокольчиком наклонился к коротышке в сером пиджаке и спросил:
— А что это за анекдот?
Микрофон на сцене не выключался, поэтому было слышно все, что говорил коротышка с колокольчиком. Коротышка в сером пиджаке что-то прошептал ему на ухо. Коротышка с колокольчиком пожал плечами и сказал:
— Анекдот отклоняется, потому что он не смешной.
— Но мне избиратель позвонил! — возмутился избранник.
— А мне позвонили десять избирателей и рассказали десять анекдотов, — холодно сказал коротышка с колокольчиком. — Послушаем еще по избраннику от каждого микрофона и перейдем к докладу. Первый микрофон.
— Хочу ответить уважаемому избраннику, выступавшему передо мной. Он, наверное, никогда не видел своих ушей, иначе бы не полез к микрофону. И вообще прошу не давать слово таким, с позволения сказать, избранникам.
