18

Крупные капли барабанили по ветровому стеклу с такой силой, что у Ани разболелась голова. Она лежала в машине за пределами деревни и пыталась уснуть. Из динамиков лился голос вокалистки "Лицея". Обычно музыка успокаивала, но не сегодня. Наверное, я становлюсь старой, подумала Аня и сделала тише. Главной ошибкой был сон после поездки к Сергею. Она бы могла проспать довольно долго в машине, если бы была хоть немного уставшей. Но она уже битый час смотрела на серую обшивку потолка машины, а сна не было ни в одном глазу. Стало темно.

Она обдумывала слова, услышанные от врача годы назад и о том, как в прошлый раз они помогли. Ее теперешнее состояние было близко к тому, которое она испытывала ребенком. Тогда она боялась каждого шороха. Ей понадобилось много сил и терпения, чтобы избавиться от фобии. И вот все возвращалось.

Она вновь ощущала нервное покалывание в затылке; вновь задрожали ее руки; она перестала быстро соображать, хоть и училась этому по специальной методике. С этим нужно бороться. И ее доктор сказал бы, что начинать нужно непременно сейчас, а не "с понедельника" или даже с утра. Не зря люди говорят, что утро вечера мудренее. Утром ты можешь передумать.

Была и еще одна причина: она замерзла. Скажи ей кто, что она замерзнет еще четыре часа назад, она бы высмеяла этого человека. Пробежавшись от машины к дому Ирки и обратно под ливнем, она промокла до нитки. Одежда прилипла к коже. Аня ощущала себя закованной в мягкий противный доспех или даже кокон. Кожа стала холодной. Она могла бы завести двигатель и включить печку, но бензину хватало как раз в аккурат. После слов Олега она старалась тратить лишь деньги заработанные ею. А их как раз не оставалось. Олег и так выдал ей сумму на похороны, которой, кстати, оказалось мало.

Она схватила ключ, торчащий из замка зажигания, и на мгновение замерла. Что за дурость? Не обязательно сразу начинать в экстремальных условиях. Завтра она сможет начать работать над собой без опасности свихнуться в доме с покойником. Она вспомнила голос доктора и ей вдруг стало стыдно. Она повернула ключ зажигания. Двигатель зазвучал тихим успокаивающим урчанием. Она включила дворники и поехала домой.

Она включила свет. Гроб стоял на том же месте. Крышка закрыта. Аня прошла мимо, стараясь не смотреть на него. В доме все еще воняло марганцовкой, формалином и... покойником. Она проскользнула на кухню и включила чайник. Встала у стола и принялась барабанить пальцами по крышке.

Чайник зашумел. Первым делом она побежала наверх и сбросила с себя мокрую одежду. Натянула синие джинсы, носки, футболку. Теплая ткань приятно легла на тело. Наверх надела вязаную кофту, которую прихватила на всякий случай. Вернулась на кухню. Аня оторвала уголок от упаковки шоколадного батончика и откусила кусочек. Закрыла глаза от удовольствия.

Чайник закипел. Она кинула пакетик в чашку и залила кипятком. Выключила конфорку. Вода затихла. В доме вновь царила тишина.

Вдруг она услышала шорох. Аня испугано огляделась. Наверное снова летучая мышь или что-то в этом роде. Мыши под половицами или даже крысы. Чтобы услышать капли дождя, стучащие в стекла, приходилось прислушиваться. Аня махнула рукой и пошла наверх с горячей чашкой и шоколадным батончиком в руках.

Она села за стол. Положила рядом с собой фонарик. Свет отключат через какой-то час, может и меньше. Нужно будет включать генератор. Может, сделать это прямо сейчас? Как она делала это в детстве. Шум успокаивает. А тишина пугает.

Но из-за шума можно не услышать чего-то действительно страшного.

Аня попыталась откинуть навязчивые мысли и посмотрела на стопку книг. Литература была не лучше мыслей. Она подошла к полке и достала оттуда первую попавшуюся книгу. "Поправка-22", гласила надпись на обложке под именем автора Джозеф Хеллер. В аннотации значилось, что роман сатирический, и она открыла первую страницу.

Снова этот шорох. Аня оторвалась от книги. Прислушалась. Сердце стучало в груди чаще обычного и Аня старалась вдыхать глубже, чтобы успокоиться. Вернулась в придуманный мир и снова подумала, что Сергей находит во всех этих книгах?

Шорох.

Аня встала и подошла к двери. На этот раз он не прекратился и звучал, как возня. Шум исходил определенно снизу. Аня почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Книги... Чертовы книги! Что он искал в этих книгах? Зачем там физика? Зачем в зале к потолку прибиты лампы дневного света? Почему нормальные люстры, которые выглядят хорошо, находятся в сарае, а лампы дневного света на потолке зала? Почему он Сергей говорил о ком-то, кто приходил к маме?

Аня подошла к лестнице. На затылок давило. Руки предательски дрожали. Шорох становился назойливей. Теперь его можно было отчетливо слышать и он исходил из...

Зачем ему эти книги? Что он искал в них?

Шорох исходил из гроба. Внутри кто-то двигался. Кто-то пытался открыть крышку гроба.

Аня ступила на первую ступеньку и медленно пошла вниз. В глазах ее стало совсем темно от страха. Крышка гроба со страшным грохотом упала на пол. Аня вскрикнула и повернулась. Она побежала обратно наверх, но тут же врезалась пальцами ног в ступеньку. Она поскользнулась и покатилась вниз. В последнее мгновение нога зацепилась за поручень и застряла между деревянным прутом и толстым столбом снизу.

Раздался хруст. Прозвучал он так, словно кто-то возле ее уха сломал сухую ветку. Нога взорвалась яркой вспышкой в голове и непередаваемой словами болью. Скорее всего, только из-за боли Аня не потеряла сознания. От боли она позабыла причину своего падения. Она дернула ногой, но сделала еще хуже. Нога была зажата между двумя скалами. Она поднялась и схватилась обеими руками за лодыжку. Попыталась высвободить ногу.

Мимолетом она уловила движение сбоку и замерла. Она посмотрела на гроб. Крышка лежала на полу, а мать сидела в гробу и медленно крутила головой. Аня увидела ее лицо и с трудом сдержала порыв закричать. Один глаз старухи был закрыт, другой являл миру что-то черное или вишневое.

Аня рывком потянула ногу на себя и завыла от резкой невыносимой боли. Нога мгновенно распухла и принимала синеватый цвет. В глазах резко потемнело. Аня завалилась на бок. Ей с трудом удалось удержать в себе сознание.

Она все делала автоматически, еще и не осознав, что на самом деле происходило. И если бы она не упала и не сломала ногу, то сейчас, скорее всего бы умерла от разрыва сердца наверху, потому что поняла бы, что на первом этаже в гробу сидит ее мертвая мать. Сознание ее в тот миг сжалось до места размером с футбольный мяч. Неестественно повернутая набок ступня была словно заключена в сферу и, казалось, болела помимо места самого перелома еще и вокруг него. Аня могла бы поклясться, что задень кто-либо ступеньку в десяти сантиметрах от ноги, то она заорет, как бешенная.

Но она постепенно приходила в себя. Что-то подсказывало ей, что подниматься наверх - идея бредовая. К двери ползти тоже не имеет смысла. Мать сейчас смотрела (если она, конечно же, могла видеть своим жутким глазом) именно на дверь. Спиной вперед она переползла в комнату, в которой Сергей зарезал мать. В комнату, которую она в детстве называла "комнатой наказаний". Перебравшись через порог, она прислонилась спиной к стене и посмотрела на ногу, которая уже раздулась до размера глобуса.

- Черт! Черт! Черт! - она беззвучно завыла.

Прошла четверть часа. Все это время мать сидела в гробу и оглядывалась по сторонам. Нога болела так, что при каждом движении у Ани темнело в глазах. Может, проползти, думала она. Если старуха так и останется сидеть еще хотя бы десять минут, то стоило попробовать. Главное выйти на улицу, потом добраться до машины. Она сможет уехать. Тронуться без педали газа - не трудная задача. Проблема заключалась в том, что сломана правая нога. Аня сможет подсунуть ее под себя. Потом тронется, медленно отпуская сцепление. Черт, да даже если ей придется ехать до деревни на первой скорости, не переключая передачи, то она сделает это. Но будет чертовски больно. Однажды она нажала левой ногой на тормоз в машине с автоматической коробкой. Олег тогда распластался по передней панели. Машина встала колом.