Его исчезновения никто не заметил — по случайности все люди, находившиеся в холле, в этот момент смотрели в другую сторону.

Кэсиан и Алиана вошли в лифт. Кэсиан нажал на кнопку, двери закрылись и кабинка начала движение.

— Странный какой–то мальчик, — заметила Алиана. — Кто это вообще был?

— Член местного клуба сновидцев.

— Тут даже и такие есть? — Ледяная колдунья слегка удивилась. — То есть это не чисто технологический мир?

— Ну–у… — потянул Кэсиан. — По сути, это просто группа подростков, которым нечего делать.

— Кажется, он вас узнал.

Властитель Грезящих Лесов пожал плечами:

— Наверное, видел в сновидении проекцию одного из моих магических тел.

— А почему вы назвали его «взломщиком»?

— Ну эта маленькая инициативная группка юных исследователей трактует чувственную реальность как сложную программу, которую они, хакеры, как бы пытаются взломать. Специфическое восприятие мира, свойственное эпохе компьютеров.

— А что такое…

Следующие десять минут он объяснял ей, что такое компьютеры, файлы, операционные системы… Когда закончил, они как раз добрались до ресторана.

Вместо того чтобы сдать шубку в гардероб, Алиана заставила ее просто исчезнуть. И опять никто ничего не заметил.

Прошли в зал, заняли столик. Долго выбирали, что будут заказывать. Оживленно обсуждали, подключив официанта. Когда наконец выбрали и измученный официант ушел выполнять заказ, Алиана обратила внимание на стены. Стен, как таковых, в ресторане, вознесенном на двести метров над землей, не было: их заменяли окна и стеклянные двери, опорами же для верхних этажей служили многочисленные колонны. Открывавшаяся перспектива — огромный город, ультрасовременные здания, плавающие между небоскребами летательные аппараты, старые дома и городской парк где–то внизу — производила впечатление.

Принесли заказ. Они ели и разговаривали обо всем на свете. Позже выбрались на балкон: Кэсиан — покурить, Алиана — полюбоваться видом. Вернулись в зал и заказали десерт.

Алиане нравилось разговаривать с Кэсианом. Он был на четыре миллиона лет ее старше и, казалось, знал ответы на все вопросы. Вообще на все. Даже на те, которые она еще не успела придумать.

В какой–то момент она вспомнила про свою идею создать в отдаленном будущем собственный ригурт–хад с метрополией и сателлитными мирами и поинтересовалась у Кэсиана, откуда берутся новые миры. Прежде чем удовлетворить ее любопытство, он захотел узнать, какие предположения на этот счет имеет она сама.

— Когда я училась в Академии… — сказала Алиана. Владыка Чар тихо хихикнул, и она обиженно махнула на него рукой. — Да–да, не смейтесь, я там училась!.. Так вот, нам говорили, что миры изрыгает Царство Безумия. Если это и правда, то не вся. Ведь за всякой силой в конечном итоге стоит какая–либо персона. Абсурдно думать, что миры возникают сами по себе, в силу какого–то непонятного «закона природы», принуждающего Безумие их порождать… Значит, есть кто–то, кто этим занимается. Не думаю, что нечто новое — это привилегия одних только Владык Безумия. Истинных Богов уже нет, а те боги, что остались, слишком слабы и неактивны… Отсюда я делаю вывод, что новые миры создают Владыки всех Царств. Я права? Кэсиан покачал головой.

— Нет. Обладающие могут участвовать в этом, но появление нового мира — это всегда коллективное творчество.

— И что же это за коллектив? — спросила ледяная колдунья.

Кэсиан сделал круговой жест, как будто бы упомянутый им творческий коллектив сидел с ними в одном зале ресторана.

— Люди? — удивилась Алиана.

— И не только. Любые живые существа, способные мечтать, — ответил Владыка Снов.

— Миры возникают из фантазий? — заинтересованно и в то же время недоверчиво произнесла Алиана.

Кэсиан кивнул.

— Множество существ способно видеть грезы. Звери спят и видят во сне еду или опасность, люди грезят о победах и свершениях, проигрывают в уме ситуации, которые могли бы с ними произойти, стихиали не мечтают, а переживают свое бытие, однако поскольку между их бытием и самовосприятием есть различие, вызванное тем, что их осознание своей природы не абсолютно — даже и духи стихий имеют представления, которые как будто бы оторванные от «действительности», другими словами — те же грезы. Эти мечтания не исчезают в никуда в тот момент, когда внимание существа, чей ум породил их, переключается на что–либо другое — фантазии остаются там, где они и должны находится — в Царстве Чар, которое также называют Царством Снов или Грез. Подобное притягивает подобное: грезы скапливаются там, далеко за пределами Сущего, медленно растут, как сталактиты в какой–нибудь таинственной пещере… как города–муравейники, которые когда–то были крошечными деревушками, а потом раздались ввысь и вширь… Грезы разных существ объединяются друг с другом и образуют со временем огромные скопления, и вот, наступает момент, когда удельный вес страхов, надежд, желаний, искренней веры, бездумной злобы и беззаветной любви достигает некоего предела и скоплению становится тесно в Царстве Снов. Тогда оно покидает его. Это всегда происходит одновременно с появлением нового объема беспорядочной силы, выброшенной во вне Царством Бреда… Точнее сказать, та энергия, которой смертные перенасыщают свои мечты, бездумно и бесцельно растрачивая собственные силы — это и есть начало нового выплеска. Ведь граница между Царствами пролегает внутри всякого существа. И когда неупорядоченная сила и чистая, не имеющая наполнения, структура соединяются, рождается новый мир. Как правило, это мир сателлитный, вариация уже какого–то существующего — ведь люди, да и не только люди, постоянно думают о том, что могло бы быть, если бы… И это «могло бы», хотя и в странном, неожиданном виде, рано или поздно материализуется где–нибудь с ними по соседству. Но иногда рождаются и новые метрополии, собираясь из грез, не имеющих отношения к той действительности, что окружает грезящее существо… из сказок и выдуманных историй, из фантастических изображений и невыразимых словами видений и переживаний, которые иногда вызывает музыка… Когда говорят, что Царство Бреда порождает миры, это верно в том смысле, что оно «материализует» их, приводит к действительность, делает ощущаемыми. Безумие дает силу, из которой впоследствии, после этого как эта сила вступит во взаимодействие со множеством воспринимающих сознаний, будет образована плоть мира. Но сама по себе энергия Бреда абсолютно неупорядочена, она не способна породить что–либо определенное… Вообще, каждое из шести Царств можно рассматривать в отношении к любому другому как пару противоположностей, и в этом смысле Чары есть совершенный порядок, а Безумие — столь же совершенный хаос. И когда эти две противоположности соединяются, в Сущем появляется нечто новое.

— Очень интересно, — сказала Алиана. — Но выходит, что в этом союзе противоположностей Чары занимают главенствующую роль? Царство Бреда отдает только грубую силу, Чары же стабилизируют ее и оформляют в нечто упорядоченное?

Кэсиан кивнул.

— Совершенно верно. Конечно, Владыки Бреда видят все иначе… Но это их точка зрения, их мнение… и их фантазии, — он усмехнулся.

— Мне кажется, я понимаю, почему вам нравятся технологические миры, — произнесла Алиана спустя некоторое время, после того как официант унес грязную посуду, а на столе появился десерт. Она зачерпнула ложечкой полурастаявшее сливочное мороженое с вишневым сиропом, съела, облизнула губы и продолжила:

— Вы совершенно правильно сравнили это место с муравейником. Здесь находится огромное множество людей. Некоторые из них спят, другие мечтают. Вы ощущаете себя в своей стихии. Точно так же, как если бы я пригласила вас, ну, не знаю. В ледяные горы или на какую–нибудь заснеженную равнину.

Кэсиан на секунду задумался.

— Отчасти вы правы, —- признал он. — Мне действительно уютно с людьми, какие бы сны они не смотрели, приятные или пугающие, обрывочные и разнообразные в ночные часы, или же тот длинный дневной сон, который с перерывами длится шестьдесят–семьдесят лет и который они называют своей жизнью… Но столь же вольготно я ощущаю себя и в хеллаэнских городах, а в некоторых отношениях — даже вольготнее, чем здесь… Нет, мне действительно нравятся технологические миры сами по себе, а вовсе не потому, что я чувствую себя здесь словно «на своей территории». У этих миров есть свой стиль… Они малополезны, но по–своему весьма интересны. На первый взгляд они кажутся уродливыми, и в каком–то смысле так и есть — это миры–уроды, чье метамагическое поле не сумело развиться в достаточной мере либо было необратимо повреждено в какой–то момент истории — но в них есть своя, особая привлекательность, присущая нелепым карликам, выполняющим акробатические трюки на цирковой арене… Чтобы полюбить эти миры и почувствовать их привлекательность, нужно провести здесь какое–то время, и так уж получилось, что я провел здесь немало лет. Сначала я испытывал те же чувства, что и многие другие Обладающие, впервые сталкивающиеся с Терранским потоком миров — что–то близкое к легкой брезгливости, но прошло время и я стал понимать, что под непривлекательной оболочкой таится по–своему очень интересный и необычный мир. То, что делает карлика уродливым, одновременно делает его забавным и трогательным… так же и здесь.