До последних дней со своими обязанностями он справлялся вполне сносно: исцелял людей и взбесившихся соорни, отыскивал потерянные вещи и источники с чистой водой, предупреждал о встречах с иными племенами, изгонял опасных демонов пустыни и держал в узде прирученных демонов племени. Не было оснований не доверять ему, и все же у многих возникли сомнения, когда Сарабад сказал, что Прародитель готов пробудиться от сна и ждет семилетних детей для того, чтобы наградить их своими дарами. Был собран совет: Йраг и двое его приближенных — от воинов, жена Йрага и две ее подруги — от женщин, еще трое стариков и три старухи — от тех, в чьих головах хранится память племени, и сам Сарабад. Все остальные — мужчины, женщины, старики и дети — слушали, не имея права говорить на собрании. Сарабаду во сне явились слуги Прародителя и открыли волю Бога — но подчиняться этой воле в племени захотели не все. Жестокость Бога общеизвестна: к нему приходили и раньше, принося богатые дары, но он неизменно пожирал своих потомков. Ходили легенды о том, что будто бы существовали и те, кого он не пожрал, а, напротив, одарил — но никто этим сказкам по–настоящему не верил. Идти не хотели. Но Сарабад утверждал, что прежде Бог убивал потому, что к нему являлись, когда он не звал — а теперь он зовет, и все будет иначе. Богу не по нраву Чужаки, а они приходят на эту землю все чаще и чаще, и беспокоят Бога. Ведь Чужакам нужна его волшебная кровь. Поэтому Прародитель желает заключить союз со своими людьми: он даст им силу, а они смогут лучше, чем прежде, охранять его сон. Без помощи Прародителя им все равно не обойтись: с течением лет источников с питьевой водой становится все меньше и меньше, и племена вынуждены истреблять друг друга для того, чтобы выжить. Когда племен останется мало, сюда придут Чужаки — не один, двое или трое, как прежде, а много, очень много — и истребят всех оставшихся. Именно Чужаки виновны в том, что вода становится горькой — так же, как виновны в том, что вместо Цветущей Земли все в Курбануне стало безжизненной пустыней. Никто из племени не знал, что это такое — Цветущая Земля, но легенды гласили, что когда–то жизнь была совсем не такой, как теперь. В конце концов Сарабад убедил всех в том, что надо поступить так, как велит Бог. Он отобрал девятерых детей, от пяти до семи лет. Каждому, кто умел Видеть (а таковых в племени хватало), были ясны критерии, которыми он pуководствовался при отборе: Сарабад указал на детей, чей Дар был выражен наиболее ярко. Среди прочих был указан мальчик, который, как полагали, через несколько лет должен будет стать учеником Сарабада, ибо мальчик, как и сам Сарабад когда–то, страдал болезнью шаманов. Также была выбрана одна из дочерей Йрага — Чийни, умевшая исцелять раны, не прикасаясь к ним, и управлять маленькими глупыми демонами.

Всадники скакали несколько дней, пока не достигли руин. У самого города Сарабад велел отдать ему детей, а воинам — возвращаться обратно. Он сказал, что не знает, сколько времени может занять ученичество у ног Прародителя; когда же они получат обещанные дары Бога, то вернутся в племя сами, на крылатых соорни, которыми одарит их Прародитель. Прародитель разгневается, если обычные люди вместе с избранниками войдут в его город. Сомнения Йрага еще больше усилились, но он не мог ни в чем открыто обвинить шамана: вождь не понимал, что за игру тот затеял. Каким бы высоким ни было положение колдуна, если Сарабад вернется без детей, его убьют, и это все знали, и в первую очередь сам Сарабад. Однако он действовал уверенно и целеустремленно, и так вести себя он мог лишь в случае, если Бог и в самом деле являлся ему. Поэтому воины подчинились. Всадники вернулись в пустыню, а Сарабад, в окружении робеющих детей, вошел в разрушенный город.

На этот раз Йраг ехал последним. Он постоянно оглядывался назад. Его сердце все сильнее и сильнее терзало дурное предчувствие…

После обеда с Гэал Фольгорм, Идэль и Дэвид решили сразу перенестись в Холгомияр и приступить наконец к освоению магии перемещений. Идэль и Дэвид переоделись в более удобную одежду, а затем, отправив гвардейцев и слуг добираться до особняка своим ходом, прошли в покои Фольгорма. Принц открыл Путь Ветров и увлек по этой дороге племянницу и ее жениха; пока перемещались, у Дэвида возникло ощущение, что они стремительно летят где–то очень высоко над землей. Здесь все было прозрачное, чистое, будто сделанное из неосязаемого стекла — какие–то бесконечные просторы, свежесть, запах дождя, облака впереди и бездна неба над головой, туманная дымка земли где–то далеко внизу… земли не было видно — она лишь угадывалась, сокрытая легкой пеленой на самом краю восприятия. Пастельные мазки, смещение серовато–голубого тумана…

Замок возник впереди как размытая воздушная тень; еще несколько шагов по небу — и он надвинулся на них, обрел резкость, окружающее пространство потемнело, бесплотные образы Дороги Ветров стали обретать вес и плотность, превращаясь в привычные вещи… Лэйкил кен Апрей несколько раз водил своего ученика по волшебным дорогам Света, красоты Пути приводили Дэвида в восторг и трепет, но прежде он не понимал и не видел, как осуществляется само перемещение, какие движущие силы стоят за теми необычайными эффектами, которые он наблюдал на Пути. Прежде сами эффекты поглощали его внимание целиком, и ему никогда не приходила в голову мысль вызвать Око или использовать какое–нибудь заклятье — и даже если бы такая мысль и пришла, ему бы не удалось ее осуществить. Он привык колдовать внутри мира, внутри обычного пространства, но волшебная Дорога любой стихии задавала свое собственное пространство, со своими законами. Прежде он был слеп и не понимал этого, но теперь ему не нужно было вызывать Око, чтобы видеть, как течет сила — он видел это и так. Воспринимать окружающее пространство только как энергию, ему стало не сложнее, чем обычному человеку, — перевести взгляд от книги перед глазами на горы, находящиеся где–то вдалеке — зрение само без труда меняло фокусировку. Теперь он впервые видел подноготную процесса, видел, как смещается сила и какие формы она принимает, какие энергетические структуры приводятся в действие и как все это работает, пока длится переход. Все это было сложно, но он чувствовал, что пройдет время, и он сможет постичь эту сложность и научиться управляться с нею.

В самом конце пути, когда они уже входили в замок, он уввдел, как охранная система приходит в движение, окружает их троих, соприкасается с полем Фольгорма… обмен сигналами по закрытому каналу… пульсация волшебной пряжи успокаивается, паутина пропускает их, последний шаг и вот — они уже на балконе Холгомияра, в привычном мире вещей. Дэвид фокусирует на нем взгляд — картинка, в которую можно поверить… остальная часть того, что он видит — потоки энергий, перемещение немыслимых сияний, пульсации и волны — остается в качестве фона. Пока он смотрит на картинку — картинка реальна, мир вещей свидетельствует о себе с безусловной убедительностью, но стоит ему лишь чуть сместить взгляд — и вот уже сама картинка, весь материальный мир — лишь часть чего–то большего. И отнюдь не самая важная часть.

Дэвид ощутил легкую тягучую боль в вижкаде… как будто бы заслезились глаза при резкой перемене освещения. Он знал — еще несколько секунд и все устаканится, восприятие вернется к повседневному режиму.

— Ну что ж, — сказал Фольгорм. — За столом тебе никто не поверил, но мы ведь этого и не ждали, верно?

— Угу, — Дэвид кивнул. — Признаться, вновь и вновь берут сомнения насчет осмысленности всего этого вранья…

— Они не могут знать, где именно ты врешь и в чем, а поэтому примут твою историю к сведению. Просто будут вынуждены принять. А вдруг это правда? Или частичная правда? Никто не знает…

— Это и есть правда. Почти.

— Ну вот видишь. — Фольгорм улыбнулся.

Идэль, которая смотрела куда–то вдаль, на зеленый ковер древесных крон, на облака и ленту реки — смотрела для того, чтобы, как подозревал Дэвид, побыстрее вернуть свое восприятие к нормальному режиму, обернулась к мужчинам и произнесла: