Около 8¹/₂ часов саксонцы заняли гору Магдалины и пропустили за себя свою первую бригаду, направленную по смидарской дороге, и бригаду Пире, отступившую к Милетину. От Брады, через выставленные батареи, должны были отступить на Гичин бригады, занимавшие гору. При этом бригада Абеля, охваченная 2-м прусским полком с тыла, потеряла много пленных. Бригада Лейнингена, как свежая, получила приказание занять Гичин с севера. Между тем стемнело: батареи не могли действовать; им приказано было тоже отступить. Все успокоилось. Пруссаки несколько приостановились, чтобы отдохнуть, дать собраться войскам и, может быть, тоже для того, чтобы дать австрийцам успокоиться в Гичине и затем напасть на них неожиданно. Эта остановка, как кажется, действительно показалась австрийцам за прекращение боя, и они не стали торопиться с отступлением: штаб засел в одном из домов Гичина сочинять письменные приказания для отступления.

Около 10¹/₂ часов вечера саксонцы оставили гору Магдалины и отступили к Гичину, куда прибыли около 11¹/₂ часов, намереваясь начать отступление за первой своей бригадой, на присоединение к дивизии Шимпфа. Но так как бригада Лейнингена еще не прибыла, то саксонцы получили приказание приостановиться и занять Гичин. И было время: бригада Лейнингена, как кажется, сбилась с дороги в темноте и бродила наудачу у северной части Гичина, как вдруг у выходов в город раздались выстрелы: то были пруссаки, которые, собравшись и отдохнув, двинулись на город с севера и запада. Первое вторжение было произведено 12-м полком[46] с северо-запада. Штаб, занятый, как уже сказано, писанием распоряжений для отступления, едва не попался в плен; по счастью для него, 14-й саксонский батальон смело ударил в штыки на голову 12-го полка и выбил его из города. Штаб поспешно перевели за Милетинскую заставу, для продолжения письменных занятий. Несколько времени спустя, 14-й, 54-й полки с запада, 12-й с северо-запада, 8-й и 48-й с севера вторглись в город, и на улицах закипел ночной бой. 33-й австрийский полк[47], притиснутый к пруду, в болото, потерял несколько сот пленных. В невообразимом беспорядке тянулось дело далеко за полночь: стреляли и в своих, и в чужих обе стороны; 18-й стрелковый батальон действовал в течение чуть не целого часа по полку № 34-й своей же бригады[48]; саксонцам опять досталось от австрийцев. Бой то замолкал, то опять загорался, смотря по тому, признавали ли за своих, или за чужих тех, кого против себя имели.

Последние австрийские войска отступили кому куда пришлось. Приказания были написаны, но, как и следовало ожидать, не попали по назначению. Отчасти выбитые, отчасти вышедшие к юго-западу, рассеянные толпы бригады Пошахера и Лейнингена вместо Милетина, куда предполагалось направить весь I корпус, отступили на Гориц, причем встретили новое препятствие — в отыскании переправ через Цидлину.

Отступление саксонцев было прикрыто их кавалериею; отступление австрийцев должна была прикрывать пехота, так как кавалерия еще раньше отступила на Смидар.

Пруссаки не преследовали; только полк № 38-й[49], прикрывавший отступление австрийцев на горицской дороге, был настигнут прусской кавалерией на следующий день у Конец-Хлума[50] и несколько обеспокоен.

Переночевав у Милетина и Горица, австрийцы отступили на соединение со своими главными силами, на кениггрецскую позицию. 2 июня I корпус и дивизия Эдельсгейма стояли у Куклена, а саксонцы у Неханица.

Хотя Бенедек отказался от наступления через Милетин, еще не зная исхода гичинского боя, однако, несмотря на то, он выставил причиной своего отступления неудачу у Гичина и состояние I корпуса. Вследствие этого, утром 3 июня, граф Клам был отозван в Вену, чтобы представить оправдание, а начальство над корпусом принял помощник его, граф Гондрекур.

Прусские армии в течение 1 и 2 июля достигли: эльбская — Смидара, 1-я — Горица, имея главную квартиру в Камениц[51].

Заключение. Австрийцы дрались храбро, но совершенно пассивно, чем и объясняется то, что пруссаки могли обойтись таким ничтожным числом войск, введенных в дело: судя по потерям, большую часть дела сделали четыре полка. Значение левого фланга едва ли было оценено вполне: для австрийцев было счастливой случайностью, что Рингельсгейм отстоял этот фланг с одной бригадой. Это наводит на мысль, что едва ли Вердер действовал с той решительностью, какой в его положении можно было ожидать.

Прусские части лезли вперед замечательно смело и без смены: незначительные части выдавались иногда на несколько сот шагов; пассивность австрийцев сразу показала им все преимущества наступления очертя голову. Но нельзя не заметить, что боевая их линия обыкновенно была слишком слаба и едва ли не потерпела бы неудачи при условии хотя некоторой предприимчивости со стороны противника.

Самое сражение начато пруссаками слишком поздно:

III корпус выступил от Ровенско не ранее 12¹/₂, 2-й от Зегрова не ранее 10 часов утра. Следовательно, потеряно не менее 5 часов. Благодаря этому, австрийцы спокойно заняли позицию у Гичина, бой окончился ночью, свалка в Гичиве повела к потерям от своих, преследование было невозможно.

План атаки у пруссаков безразлично один и тот же — охват одного или обоих флангов. При неподвижном противнике лучше ничего придумать нельзя, но активный — легко бьет за это по частям.

Несмотря на силу австрийских батарей, пруссаки потеряли всего 1300 человек убитыми, ранеными, без вести пропавшими. Такая ничтожная потеря объясняется употреблением строев, представляющих малую цель, и умением офицеров применять к местности свои части, ибо на этом, а не на укрытии отдельных людей, держится преимущественно уменьшение потерь от огня. Потери австрийцев выведенными из строя в точности неизвестны; но пленных взято до 2000. Подобные цифры ясно свидетельствуют о состоянии духа войск.

Назначать кавалерию для встречи не расстроенной боем пехоты, как то было сделано австрийцами, едва ли можно признать рациональным, особенно взяв в расчет, что в разбираемом случае употребить подобным образом кавалерию не настояло ни малейшей необходимости.

Разница употребления скорострельного и обыкновенного оружия против кавалерии обнаружилась тем, что при первом возможно несколько залпов вместо одного, что их можно начинать шагов с 200, но только с войсками спокойными и приученными не пускать пуль на ветер; если же есть хотя малейшее сомнение в этих качествах, то и при скорострельном оружии лучше ограничиваться одним залпом в упор[52].

Форма строя оказалась при этом делом второстепенным; даже и употребление развернутого строя нельзя признать особенной новостью, если припомнить, что еще Сен-Сир, при тогдашнем даже оружии, считал, что не расстроенная пехота всегда может отбить кавалерийскую атаку в развернутом строе. Это не новость ни для кого из тех, которые понимают, что даже на совершенно открытой местности отношения пехоты и кавалерии определяются не материальными данными, а степенью взаимного их нравственного достоинства: та из них сдает, которая легче подчиняется чувству страха.

Примечание. Боевые порядки различных частей прусской армии восстановлены приблизительно, основываясь на цифре потерь различных частей и на инструкции принца Фридриха-Карла.

НАСТУПЛЕНИЕ ПРУССАКОВ С ВОСТОКА[53]

Как известно, 22 июня кронпринц получил приказание наступать всеми силами на Гичин; 25 июня I, V и гвардейский корпуса уже стояли на границе Богемии в Шемберге, Рейнерце и Шлегеле.