Правда, у пруссаков допускается и пальба рядами, но, во-первых, скорее как исключение, и, во-вторых, не все то хорошо, что принято у пруссаков.

Итак, пруссаки поняли, что частая стрельба мыслима только за минуту, много за две до свалки, и, как показало дело, добились мирным обучением того, что этот принцип, за весьма редкими исключениями, получал и в бою самое строгое применение.

В прусском обучении стрельбе обращает на себя внимание и другое обстоятельство: именно понимание того, что боевой выстрел должен быть по возможности быстр, т.е. что прицеливание солдатское должно сделать более охотничьим, и терять на него времени возможно менее. Достигли они этой цели при помощи подвижных и так называемых выскакивающих мишеней. Мне кажется, что при помощи первого средства ускорение прицеливания достигается менее действительно, нежели при помощи учений с боевыми патронами. Но рациональность употребления выскакивающих мишеней в частях, в которых одиночная стрельба должна быть доведена до возможной степени совершенства, не подлежит никакому сомнению.

Обучение фехтованию запечатлено у пруссаков сильной дозой педантизма и перевесом оборонительного элемента над наступательным, и потому едва ли может представить много поучительного.

Применение к местности преподается по известной методе Вальдерзее. В основание ее положены два совершенно рациональные начала: 1) рассыпному строю следует обучать исключительно на местности пересечённой, ибо обучение ему на ровной местности совершенно извращает верные о нем представления; 2) обучать следует одинаково и пассивному, и активному применению на местности, т.е. укрытию за препятствиями и ловкому их преодолению. Но осуществление этих начал является опять в национальном костюме, т.е. запечатлено излишней определительностью правил и приемов. Слова нет, если солдат молод и недолго остается на службе, то, может быть, эта точность и необходима; но едва ли не было бы лучше полагаться в этом на здравый смысл человека более, нежели на совершенство выучки. Успех последней кампании не служит еще этой системе оправданием, по той причине, что если подобная регламентация отдела, в высшей степени прихотливого, и стеснила личную предприимчивость пруссака, то это не могло обнаружиться слишком вредно при столкновении с неприятелем, не имевшим никакой предприимчивости. Не должно забывать, что для успеха в борьбе требуется не полное отсутствие недостатков в армии, а только меньшее число их, чем у неприятеля.

Сколько могу судить, нехороша в этой системе и чрезмерная забота об укрытии, ибо она в отдельном человеке может пойти гораздо дальше, чем можно и должно во время боя, если на это укрытие слишком налегать в мирное время.

В способности переносить лишения прусская пехота показала себя превосходно в нравственном смысле: солдат был бодр и весел, не раскисал; но материально он не был к этому достаточно подготовлен, да и не мог быть, ибо, по прусской системе организации, войска не делают больших передвижений в мирное время; притом же солдат слишком молод.

Прусская кавалерия подготовлена преимущественно для сомкнутого боя, но в одиночном едва ли ловка, что знают и сами пруссаки, хотя, конечно, прямо в этом не сознаются. В сторожевой службе она показала себя недурно, в боевой вполне удовлетворительно, в сбережении лошадей тоже. Правда, потери в последних были довольно значительны, но это произошло отчасти от продолжительных маршей. Эскадроны в начале кампании имели по 17 рядов; к концу же в линейной кавалерии осталось по 14 и 13 рядов, а в легкой —

11.[5] Лошади к концу кампании остались в хорошем теле, разумея, конечно, под телом не жир, а мускул и крепкое мясо.

Прусская артиллерия стреляла метко, маневрировала хорошо; материальная ее часть в превосходном состоянии; но есть расположение придавать потере орудий слишком большое значение, и убеждение, что, при нынешней дальности и действительности, артиллерия может и не сопровождать другие роды оружия беспрерывно, а оставаться самостоятельно на задних позициях, содействуя оттуда пехоте и кавалерии.

Отдел образования, в наше время весьма важный — посадка на железные дороги — у пруссаков находился перед войною в блистательном состоянии: достаточно сказать, что батальон или эскадрон садится и выходит не более как в четверть и самое большее в полчаса. Для оценки этой быстроты по достоинству достаточно заметить, что для неумелой части, особенно кавалерийской, на эту операцию потребно не менее двух часов. Достигнуто было это тем, что и в мирное время передвижения войск делались не иначе, как в условиях военного времени: от железнодорожного ведомства требовали, чтобы перевозка была совершаема не в раздроб, а целыми строевыми частями; а от войск — чтобы садились и высаживались быстро.

Пруссаки готовились к войне издавна и с той основательностью, которая их отличает во всем.

Второй великой мерой в деле заблаговременного приготовления к войне было преобразование армии и подготовка не только ее, но и всех сторон народной жизни к военным требованиям. В этом отношении заслуживает особенного внимания приведение в полный порядок списков как людям, долженствующим поступить в армию в случае приведения ее на военное положение, так даже и лошадям, которые назначены были по реквизиции в ландверную кавалерию и обоз. Бесполезно говорить о громадности подобной работы: успех ее можно объяснить одним только — прусской пунктуальностью и настойчивостью и тем, что гражданские ведомства не только не мешали, а, напротив, всеми мерами содействовали этому делу. Специальные комиссии объезжали в каждом округе все местности для осмотра людей и лошадей и для распределения тех и других соответственно качествами. Эта работа была окончена не более, как за несколько месяцев до войны.

Другой, тоже весьма важной, мерой была подготовка железнодорожной администрации к возможно быстрой перевозке войск по железным дорогам. Остановлюсь на этом предмете несколько подробнее, ибо на него в наше время следует обратить особенное внимание.

В Пруссии с 1861 г. существуют: 1) инструкция о перевозке войск и тяжестей по железным дорогам, с приложением о перевозке больных и раненых; 2) правила для перевозки больших масс по железным дорогам.

В этих правилах, между прочим, определено, что перевозка войск должна быть исполняема без перемены вагонов в пути; что кондукторов и машинистов следует употреблять на тех линиях, на которых они служат и в мирное время. Число поездов в сутки определено от восьми до двенадцати.

На каждом поезде положено помещать: или батальон, или эскадрон, или шестиорудийную батарею, или две трети артиллерийской муниционной колонны (22–23 повозки), что определяет состав поезда в 60–100 осей. Следовательно, на ось приходится: около 16 человек, 3–4 лошади с прислугой (1 или 2 человека), ¹/₂ или ²/₃ повозки. Скорость движения для военных поездов определяется от 3 до 3¹/₂ миль в час; через каждые восемь или девять часов полагается остановка на час или на два часа, для снабжения людей пищей, лошадей фуражом. На пунктах остановок для войск должны быть устроены крытые помещения.

Все соображения по перевозке войск возложены на центральную комиссию в Берлине из трех штаб-офицеров генерального штаба и трех членов от министерства торговли, внутренних дел и от хозяйственного департамента военного министерства.

Один из офицеров генерального штаба и член от министерства торговли образуют исполнительную комиссию, которая в мирное время делает все нужные распоряжения для перевозки войск и имеет наблюдение за прусскими железными дорогами; в военное же наблюдает и за линиями, занятыми в неприятельской земле. В военное время может быть и несколько исполнительных комиссий.

Комиссии следят: чтобы перевозка производилась согласно положению; чтобы были приняты на соответствующих станциях меры для нагрузки и выгрузки поездов и для продовольствия войск; чтобы поезда составлены были должным образом и были готовы своевременно по диспозиции перевозки; чтобы между поездами сохранялись должные дистанции.