Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глубокая и психическая, и боевая истина! Дело в том, что когда подобное чувство начинает налегать на ваши войска, оно в то же время работает и неприятельские: невольно приходит в голову, что, кажется, уже все сделано и больше не в состоянии сделать. При таком взаимном нравственном настроении, кто может поручиться за то, что победа готова была увенчать ваши усилия именно в ту минуту, когда вы сочли ее невозможной?

Войска, сдающиеся в бою, почти всегда находятся в положении пловца, который, сделав невероятные усилия, чтобы переплыть глубокую и широкую реку, добровольно отказывается от последнего усилия и идет ко дну, когда оставалось протянуть руку, чтобы доплыть до берега.

«Таким образом, из критического момента возникнет благоприятное решение. В разговорах с солдатами им должно быть растолковано, что с тех пор, как свет стоит, ни одна большая победа не была выиграна боем на больших расстояниях. Необходимо схватиться с врагом, т.е. атаковать штыками, если набег стрелков недостаточен. Но тогда ни остановки, ни промедления, ни стрельбы. В большей части случаев выраженная атакой решимость схватиться в штыки до того действует на неприятеля, что он поворачивает кругом до свалки.

При рукопашном бое убивать только передних, а остальным приказывать бросать оружие и сдаваться. Это практичнее, чем убивать, так как можно забрать пятерых в то время, в которое убьешь только одного.

Если неприятель решится нас атаковать в штыки, то, предупредив людей о нашем намерении, открыть дальнюю и частую стрельбу, а в последний момент, на расстоянии от 20 до 60 шагов, броситься вперед.

Войскам развитым полезно делать известными цели и намерения боя возможно большему числу. Это не только увеличивает интерес к делу, но и вызывает каждое отдельное лицо быть полезным достижению цели непредвиденным способом более, нежели когда его употребляют как машину».

Этот пункт до такой степени напоминает правило Суворова, что можно подумать, как будто списан с него[12].

«Маршал Саксонский находит тайну победы преимущественно в ногах. В этом много правды. Когда неприятель разбит, его нужно преследовать. Только при этом в ваши руки попадет масса трофеев и пленных. Одна победа и энергическое преследование могут кончить поход. И если нужно идти так, что после одной ночи и нескольких дней преследования батальоны достигают цели с половинным числом людей и большое число лошадей падет, то это ничего не значит в сравнении с успехом, который таким образом достигается».

Вот содержание инструкций принца Фридриха-Карла. Многие не придают подобным документам особенного значения; не могу согласиться с этим мнением. Инструкция, если она пишется не по заказу, не для порядка, а выливается из души, — это сам человек. Зная, что он думает, вы можете предвидеть, как он будет и действовать: это руководящий принцип его поведения на все случаи, которые не всегда легко подметить из какого-либо отдельного факта, постоянно обставленного множеством случайностей, скрывающих руководящую мысль. Говорят еще, что подобные инструкции не всегда читаются: это справедливо, но только в применении к тем инструкциям, которые пишутся по заказу, и потому бывают холодны, безжизненны и завалены бездной мелочей; или же когда они относятся к армии, мало интересующейся своим делом. В I прусской армии эти инструкции читались, чему действия ее служат лучшим подтверждением.

Генерал Гервардтд, главнокомандующий эльбской армией, 70 лет, на службе с 1813 г. В 1864 г., в Дании, заменил принца Фридриха-Карла в командовании прусским корпусом на вторую половину кампании, в продолжение шторой составил себе отличную репутацию, особенно переправой через Альс-Зунд.

Начальник штаба короля, генерал Мольтке, служит уже с лишком 40 лет; с капитанского чина в генеральном штабе; во время турецко-египетской войны он состоял при турецкой главной квартире; во время датской войны — при Фридрихе-Карле.

Генерал Мольтке принадлежит к числу тех сильных и редких людей, которым глубокое теоретическое изучение военного дела почти заменило практику. Правда, изучение теории не дает изворотливости в преодолении неожиданных случайностей; но, по счастью, неподвижность австрийцев и исполнительность прусских военачальников, поведшие к тому, что ни один из его расчетов осечки не дал, избавили генерала Мольтке от тяжелого положения преодолевать подобные случайности мероприятиями почти мгновенными. Генерал Мольтке говорит мало, спокойно; но мысль облекается у него в слово соответственно, ясно и рельефно.

Скромность и простота обращения, изумительная способность легко отрываться от работы и теоретическая сила решимости составляют отличительные черты этого замечательного человека, по крайней мере насколько я мог видеть, благодаря тем редким и мимолетным случаям, которые доставили мне честь непосредственных сношений с ним.

Генерал Фогтс-Ретц, начальник штаба I армии. В прусском военном обществе его считают военным гением; этот генерал — вероятный наследник Мольтке по управлению генеральным штабом. Благодаря прусской системе, он имеет всестороннее знакомство с практикой военной организации, ибо прежде был директором общего департамента военного министерства; в настоящую же минуту назначен командиром одного из вновь сформированных корпусов. Это уже показывает мнение о его уме и твердости: корпусом нового формирования, и притом из материала, до того времени раздельного, представляющего свои провинциальные особенности, командовать труднее, нежели сплотившимся в одно целое рядом многих десятилетий.

Генерал Штейнмец, командир 5-го корпуса, 70 лет; сохранился так, как немногие сохраняются и до 50-летнего возраста. В полном цвете сил и здоровья, седой как лунь, генерал Штейнмец отличается невероятной деятельностью, исключительной энергией и настойчивостью характера. Он из тех характеров, которые предпочитают, чтобы их боялись больше, чем любили. Нельзя этого ни хулить, ни хвалить, ибо всякая натура только тогда и дает все, что может, когда остается верна самой себе. И должно отдать справедливость генералу Штейнмецу: он действительно всего себя положил в службу. В искусстве привести часть, что называется, в чувство, подтянуть ее, генерал Штейнмец не имеет себе равного, что ему и составило в мирное время репутацию человека строгого и резкого. Но это происходило не из личного каприза, а просто из того, что он не выносит мало-мальски вялого или небрежного отношения к службе. В военное время, как вскоре увидим, приписываемые ему в мирное время качества обратились в неодолимую настойчивость, способную на то, чтобы вызвать в войсках нечеловеческие усилия, способную не допускать даже и мысли о возможности неудачи в таких положениях, в которых, кроме гибели, ни на что, по-видимому, рассчитывать было нельзя.

Строгий к другим, генерал Штейнмец еще более строг к себе: весь его обоз — небольшая повозка; стол — общий со всем штабом, что Бог послал; весь поход не иначе, как верхом, и каждый переход не иначе, как с осмотром всего обоза.

Сноровка эта, и говорить нечего, великолепна, ибо после фуражировок ни от чего так части не тают, ничто так не способствует развитию мародерства, как обозы. Ежедневно проверялся чуть не каждый человек из строевых, попавшихся при обозе: зачем он там. До какой степени настойчивость в этом деле была верна, довольно сказать, что, несмотря на нее, не проходило дня, чтобы не пришлось выгнать из обоза человек 10, 15. Другие корпусные командиры смотрели на это как на капральство, зато у этих других на телегах громоздились чуть не целые батальоны; да бывали и такие случаи, что один-другой солдат оставался по дороге в деревне для работы на себя.

Военные воззрения генерала Штейнмеца соответствуют его характеру и опытности. На вопрос: «Каким образом удалась атака такой сильной позиции, как у Скалица?» он отвечал: «Эти вещи удаются очень просто; посылаешь в атаку; если не удалось, посылаешь еще, и так до тех пор, пока не удастся». — «Неужели не приходилось сменять частей?» Признаюсь, меня чрезвычайно занимал этот предмет потому в особенности, что хотелось проверить собственные взгляды, выработанные теоретическим путем. «Как сменять?» был ответ, сделанный таким тоном, как будто я сказал что-нибудь на неизвестном языке. «Заменять их новыми, в случае, если они расстроены?» — «Нет; часть, раз попавшая в огонь, должна оставаться там до конца дела». Это было высказано с таким убеждением, тоном неколебимым и спокойным, что перед вами вставал разом человек, который способен вытянуть у себе подобного все усилия ума, воли, физики, чтобы добиться успеха.

вернуться

12

См. «Лекции тактики» полковника Драгомирова, приложение II, приказ австрийцам. № VII.

18
{"b":"279678","o":1}