Вторая пара тоже бросила искромсанные щиты. Их движения отличались совсем другим стилем боя, скорее то была германская школа, не менее изощренная, — наемники-германцы были в войсках и Франции и Англии. Но тут противники дошли до вершины мастерства, не было у зрителей никакой уверенности, что кто-то из них уступает другому. Силы были настолько равными, что все поняли, что сэр Джон и де Бусикот давно пытают друг друга: кто может победить, без какой-либо надежды на успех спора. Но мастерство каждого растет в споре так, что гордость не покидает тех, кто перенимает их воинское искусство.
Маршал приказал трубить в рог! Рыцари подчинились звуковому приказу и остановили бой. Это громовым голосом уважаемый сэр Мортимер воззвал к поединщикам:
— Достопочтимые сэры-рыцари, ваше мастерство равное, вы давно являетесь противниками друг друга. Но я не прерываю турнира, а ради уважения к вам, предлагаю сменить противников и продолжить бой…!
Гром аплодисментов был ему одобрением. Рыцари поклонились и перешли снова на разные стороны поля. Бой начался с новой силой, и с новым изыском.
Противники сменили тактику, внимательно следя друг за другом, но не нападая… Догадываясь, что смена противников неизбежно приведет и к смене стиля боя, рыцари хотели понять, какова будет эта перемена. Вот более рисковый Де Сампи бросился на сэра Джона и тот парировал его атаку с таким искусством, что женщины ахнули… Джон был по звериному гибок и силен, француз — силен и быстр. Джон вошел с ним в ближний бой, навязанный самим французом, но… начало боя стало обнаруживать преимущества англичанина на этой дистанции и он не давал её изменить… Много, много больше раз Джону удавалось увертываться от разящих ударов, не меняя дистанции, но все увеличивая темп. Его же удары все чаще достигали цели… Шлем противника получил несколько вмятин, меч англичанина прошелся по наплечникам противника и покарежил их… Секунда за секундой де Сампи становился немного медленнее и… терял инициативу. Внезапно он сделал обманное движение, но… разорвал дистанцию и стал активно перемещаться, пробуя бой с противником на дальней дистанции, увеличивая и свою возможность чаще избегать разящего удара тяжелого турнирного меча. Но сэр Джон стал немного выигрывать и при этих размашистых перемещениях по полю. Он был выше своего противника, руки его были немного длиннее, и получилось, что и здесь его преимущество очевиднее. Удар, еще удар, еще один… и вместе с вмятинами на блестящем доспехе француза, такой же ущерб стал проскальзывать и в его защите… Вероятно один или несколько ударов сэра Джона потрясли де Сампи. Что же будет дальше? Оправится ли он от этих потрясений, или начнет терять еще и еще???
Вопрос, застывший в глазах всех зрителей, заставил всех замереть в молчании, напряжение схватки возросло невероятно, что чувствовали и сами рыцари… Дыхание сэра Джона было ровным, несмотря на все возрастающую быстроту его выпадов… Ловкость леопарда возросла в нем еще явнее…, это требовало немедленного разрешения, как требует грома и молнии гроза, нагнетая в людях уверенность, что вот-вот она разразится ветром и дождем… Джон снова сократил дистанцию, одновременно мастерски выполнив обманное движение, нанес сокрушительный удар в плечо противника и, мгновенно ушел от ответного удара, отодвинувшись на неуловимо недоступное противнику расстояние. Горячий де Сампи, не уловил длину дистанции, сделал выпад, в другом случае — смертельный, но… Джон на десятую часть дюйма увернулся от сокрушительной разящей молнии меча, и… нанес свой… роковой удар в голову. Шлем противника вмялся под тупым ударом широкого турнирного оружия… Вмятина была настолько значительна, что подшлемная защита не выдержала: из подшлемника хлынула кровь… Маршал поднял свой дубовый шест…, но прерывать бой ему не потребовалось — француз рухнул на песок… Сэр Джон остановился в нерешительности… Правила боя с зачинщиками требовала от него напасть на оставшегося в одиночестве давнего своего противника де Бусикота, бьющегося с великаном Линкольном.
Их поединок был не менее напряжен и приковывал внимание так же властно. Линкольн был силен, быстр, вновь и вновь преподносил сюрпризы мастерства… Но что творил француз, невозможно было описать словами. Де Бусикот не сбил дыхание, но увеличил свою скорость вдвое, что казалось невозможным после столь долгого боя, ведь он бился на конном турнире гораздо дольше своего противника. Видимо этот рыцарь был полон сюрпризов не менее англичанина. А сэр Джон справедливо полагал, что и… более. Его раздумья о чести принять участие в нападении Линкольна на француза или… избежать такого преимущества не сразу могли разрешиться. Маршал решил помочь принять рыцарское решение чести. Он снова остановил бой сигналом литавр — немедленной командой к остановке. Рыцари замерли. Маршал объявил, что честь сразиться вдвоем с одним противником даст тому шанс победить двоих, как это сделал вчера сэр Рочестер, и маршал просит сэра Джона вступить в схватку, не сомневаясь, что честь того не убудет от этого. Но тут к его голосу присоединился громкий и веселый голос самого де Бусикота:
— Досточтимые сэры, нападайте, я давно ждал чести победить вашу героическую дружную команду, и надежд на это у меня сейчас столько же, как и в начале поединка!
Все англичане зааплодировали этому высказыванию и тому, каким тоном оно высказано. Это было сказано весело и добродушно, без спеси, но мужественно. Многие благосклонно взглянули на храбреца. Французские рыцари забили навершиями мечей в щиты, поддерживая собрата. Этот бой в щиты не затихал, был поддержан всеми англичанами и… сэру Джону просто пришлось присоединиться к схватке!
На поле боя стояло трое противников — двое англичан против одного француза-зачинщика. Тот снова сделал приглашающий жест и поправил свой шлем. Многие вспомнили, что он легко ранен и преисполнились еще большим почтением к французу.
А тот вдруг начал стремительное движение по внешнему кругу, искусно оставляя перед собой одного противника, загораживаясь им от второго. Этим противником стал сэр Джон. Линкольну предстояло обойти ловкого соперника по еще большему кругу и напасть на него сзади. Но тот легко предвосхитил задумку хитроумного де Бусикота — заставить своих противников бегать вокруг по более длинным дистанциям, навязывание своей тактики. Линкольн имел свою… И не очевидно, что сразу хотел её выдавать. Он приблизился к сэру Джону и стал невидим для француза по многим причинам, главная из которых была именно в том, что и хотел стать невидимкой…
Битва же Джона и де Бусикота поражала зрителей своим продуманным мастерством, но всех интриговало загадочное поведение Линкольна. Он оставался невидим для француза… и рассчитывал этим заставить противника ошибаться… Другого француза, — поверженного де Сампи уносили на носилках под гром аплодисментов поддержки, потому что он уже пришел в себя и слабо махал рукой без перчатки…
Интрига боя закручивалась явно и неявно, потому что все видели, что де Бусикот не видит второго противника, видели те приемы, которые делал для этого Линкольн, бесшумно перемещаясь во время ударов противника так, чтобы его невидимость длилась и длилась… Но всех поражало спокойствие француза! А тот не оборачивался в поисках невидимки, не отрывал взгляда от опасного противника — сэра Джона и бился с ним ловко и быстро.
Но вот трибуны ахнули… Это Линкольн сделал свой первый выпад, как будто из под плаща невидимости самого Мерлина… Как летит стрела, стремительно и метко — он в одном коротком движении сделал выпад в бок от Джона, нанеся удар французу в плечо с той стороны, где тот только что раскрылся… Реакция француза была просто волшебством,— он был, казалось поглощен связкой для отражения удара Джона, целью которой было — нанести тому ответный удар… В неуловимое мгновенье мастер превратил одно движение в три, что привело к тому, что он успел увернуться от удара Линкольна, нанес удар самому невидимке, будто ждал его в этом месте, и толкнул Джона на него с такой силой, что все поняли, что из дичи он превратился в охотника…
