Немытые тела сброда воняли чем-то кислым… Но обходили они нашу деревню стороной, давно искал их наш дозор… Да лес — большой,… не скрещивались наши тропинки до сих пор, а пора бы, — из соседнего поселения донесла молва, что пропало в лесу трое девушек и несколько парней, пошедших искать их… Видимо сбились лесовики в крупный отряд мародеров, не было бы им подмоги поблизости…!

Второй из окруженных путников достал меч, под его плащом блеснула кольчуга, лицо его было юным и красивым, как у девушки…

— Ох, совсем молодой, неопытный ещё боец, лет девятнадцать еще не минуло — подумал я, втыкая девять стрел перед собой в мягкую землю для быстрой стрельбы — так мне и минуты хватит для десятерых-то…!

Бродяги вооружены были неплохо…, были у них и луки…, но держали их за спиной, довольные своим преимуществом…, не подозревали подмоги… Я подобрался к ним незамеченным пока, в лесу я хожу бесшумно, как медведь…, хоть и тяжел и грузен, как тот же косолапый…

Вояки размахивали топорами и копьями, прижали путников к четырем соснам, растущим из одного корня…, но этот бастион служил кое-какой защитой… Колоть копьем было не так сподручно… У бродяг, правда, были другие планы… О них они грязно и оповещали красотку… Один уж стянул ремень и закатал шоссы, спустил грязные порты и обнажил свою елду, поглаживая её нетерпеливо рукой…

Другой, ловко используя то, что молодой противник отвлекся на скабрезную выходку, выбил меч из рук молодого воина…

Ещё один удар, и… раскроит тот парня ударом боевого топора…!

Этому-то и помешала моя первая стрела, бесшумно пронзившая его затылок, и на дюйма два высунувшаяся из правого глаза…

Вторая стрела была не моей…, чертовка всадила её в восставший возбужденный член насильника, пробив его живот насквозь…

— Ух, — фонтан темной крови брызнул на толпу, — судорожно оглядывающихся вокруг оборванцев, гадающих — откуда из безмолвной темноты леса вылетят еще неизвестные стрелы…!

Одна за другой летели мои стрелы, без какой-либо задержки… Обалдуи сами освещали себя тройкой факелов, как в тире… Только после пятого выстрела двое из них отбросили факелы, — как раз — в мою сторону… и увидев всего одного человека, захрипели от злобы и бросились под мои выстрелы…

Им следовало больше уважать женщин…, тем более, что черноволосая красавица намекала именно об этом — метким и жестоким кровавым выстрелом… Лучница добавила к вышесказанному еще две стрелы, проткнувшие дуболомов со спины — насквозь…!

Дэв бросился без лая, как волк, на одного из двух нападавших, клацанье его клыков лучше слушать, когда он играет, а не рвет горло… Булькающий приглушенный звук оповестил последнего бойца о том, что он остался один… Но это был не робкий человек, скорее всего — главарь…

Привалившись спиной к толстой сосне, он ухмыльнулся улыбкой лесного душегуба и достал левой рукой кинжал из ножен… В правой у него был короткий и тяжелый пехотный рубящий меч — фальчион… В ближнем бою такой меч очень опасен…

Я был хорошо освящен факелами, но успел спустить две стрелы в ловкача… обе направлены были в его грудь, но… быстрый, как волк, тот увернулся от линии выстрела и отбил одну мечом, другую кинжалом… Меж нами не было и трех ярдов… Главарь бросился на меня, взявшегося за топор двумя руками.

Клинок скрестился с топорищем и… оно треснуло… Но хорошо знакомым рывком клюва боевого топорика я захватил лезвие, и привычным приемом выдернул меч из руки нападающего…, топор при этом окончательно развалился — удары фальшиона сокрушительны…! В руках у меня остался обломок метрового топорища… Им я успел парировать меткий удар кинжала…

— Пожалуй, это мой последний удар — успела мелькнуть мысль…, в бою минуты растягиваются надолго, а запоминаются — навсегда…

Мою мысль опередил страшный звериный крик… и нападающий упал… Кричал не зверь…, но и зверь кричал бы не так страшно… Мне даже смотреть стало больно: в свете брошенных факелов яростная пасть Дэва с окровавленной бородой, рвала и кромсала пах несчастного, скрючившегося от боли…, тот отбивался кровавой культей, оставшейся от оторванной страшными клыками волкодава кистью, мгновение назад сжимавшей кинжал.

Я поднял меч противника и добил его, завершив его муки… Не раздумывая ни минуты — бросился по пути нападавших… Еще два удара добивания пришлось нанести насильникам… Остальные уже даже не хрипели… Я поднял глаза на лучницу и её спутника и увидел в их лицах, освещенных последним факелом определенное сходство…

— Как вышло, что вы путешествуете в одиночестве, ночью… Это было неосторожно с вашей стороны… — голос мой выговаривал все это не с укоризной, а с восхищением…

— Пойдемте лучше в мой лагерь, это совсем близко от сюда…, и вы мне расскажете о целях вашего путешествия…, — предложил я почтительно.

— Мы согласны, — сказали путники, улыбнувшись…

Наша тройка проследовала к лагерю, подбирая оружие, разбросанное повсюду… Стрелы я решил вырезать из трупов врагов поутру, при ярком свете солнца… Этот обряд лучника понимают только они сами… Но если хотя бы раз выстоять против бешено мчащегося на тебя рыцарского конного строя с копьями наперевес, если только раз сразить врага из своего лука, то — эти самые стрелы станут тебе — словно сестры… И расстаться с каждой — тяжело…

Почти все хорошие лучники делают свои стрелы сами, колдуют с мелочами: спиралью завивают оперенье, куют на особый манер наконечники, прямизну древка стрел, достигают склейкой двух каленых половинок — с направлениями слоев древесины в противоположную друг другу сторону… Так достигается и особая прочность и гибкость стрелы… А в луке все подобрано очень тонко… Это только на первый взгляд — лонг похож на палку… Для крепости, в самом важном месте — на концах лука устраивают наконечники с пазами для тетивы. Режутся наконечники из воловьего рога. Их крепят на костном клее особой варки…

Да и сила лука — вещь индивидуальная… Чем сильнее лук, тем прямее полет стрелы и стойче стрела держит ветер… Но и тем жестче должно быть её древко… Проходят дни, прежде чем после сотен пробных тренировочных выстрелов из трех сотен стрел — только две-три дюжины займут место в колчане после жесточайшей отбраковки… Я знаю каждую стрелу в своем колчане… И ставлю разное количество зарубок на тех, что использую при сильном ветре…, при слабом — употребляю другие, немного более гибкие, — секреты… секреты… Потому ни один лучник не оставит стрелы в теле своего врага. если есть хоть малейшая возможность их извлечь, как бы жестоко это не было… А как бы обошлись десятеро оголодавших мужчин с женщиной в темном лесу…? Думаю, они бы не оставили бы её в живых, чтоб не опознала никого и никогда…, на всякий случай!!!

Подобравшись к лагерю… я спустился к реке омыть лицо и руки после лесного боя…

В ополчении я стою сержантом, у меня боевой опыт, это не проходит…, но все же…, если бы не верная псина — последний боец выпустил бы мне кишки своим кинжалом наверняка… Псина увязалась радостно за мной в воду… послушно подставляя свою кудлатую бороду и шею, чтобы я смыл кровь и… гадкий запах врагов.

Мы обнялись благодарно, как два верных друга, выживших только от того, что всегда — вместе! При этом ирландский волкодав встал на задние лапы и смотрел на меня откуда-то сверху, как ребенок, по случаю выросший в великана…

За этим занятиям и застала нас черноволосая женщина… Она спустилась к реке следом, стояла тихо и улыбалась… Когда мы отвлеклись от собачьих нежностей, я увидел её, оставившую свой плащ в лагере, и, с восхищением понял, что она — истинная красавица.

Густые черные волосы женщины были достаточно коротко подстрижены, волоокие глаза сверкали ясным голубым огнем. Высокая грудь видна была в прорезь кожаного колета… вместе с льняным бельем с красивой вышивкой… незнакомого орнамента. Стройная и длинноногая, она одета была по мужски, но с какой-то неуловимой прелестью… Её сапоги, очень высокие покоряли отличной выделкой и мягкостью кожи, но более всего — щегольством… Стан прикрывал ладный кожаный колет, лучше подчеркивающий, чем скрывающий её гибкую стройность, но более всего пленяли глаза: красивые, с редким в наших краях — скорее восточным — разрезом…, и того яркого цвета морской волны, какой увидишь только в отрытом море, где глубоко и опасно…