Подняв глаза, она встретилась взглядом с Харриет. И Харриет, которая в первую встречу решила, что она унылая и примитивная, сейчас осознала, что она незаурядная и даже, более того, замечательная, что вызывало зависть. Ей были интересны те принципы, на которых обосновывалась ее собственная оценка.
— Вы не хотите выйти замуж и иметь детей?
— Я так не думаю, — сдержанно ответила Элисон и в ответ не спросила об этом. Расскажите мне о Каспаре.
Харриет несколько секунд размышляла.
— Я надеялась, что смогу переделать его. Я думала, что смогу помочь ему покончить с пьянством. Любовь преданной женщины.
Она думала, что после награждения она могла бы потребовать этого от него. Наивный оптимизм этой мысли едва не вызвал у нее смех.
— Любая женщина, с которой он когда-либо имел дело, должна была верить в это. Каспар не хотел, чтобы ему помогли избавиться от пьянства. Каспар нравится себе таким, какой он есть. Представлять себе что-нибудь другое — это иллюзия.
Она вспомнила Малхолланд-драйв и девушку, погибшую в автомобиле. Гнев и досада, как занавес, закрыли от нее все. Она пристально разглядывала ворс бархатной подушки, чтобы сдержать неиссякающие слезы.
— Я любила его, а потом перестала любить. — Затем она добавила, что у него есть десятилетняя дочь. — Вы не знали этого? Ее зовут Линда.
Элисон слушала, а Харриет рассказывала ей о Линде Дженсен.
Когда она закончила, Элисон сказала:
— Вам бы хотелось иметь детей. — Это было утверждение, а не вопрос.
— Но только не без мужа.
Харриет вспомнила о Джейн и Имоджин. А потом о Дженни и Чарли.
— Я не уверена, что даже с мужем, с супругом. Если только я найду такого. Если я захочу такого.
Элисон медленно подняла свой наполовину пустой стакан. Они выпили друг за друга. Тост был ироничным, но они почувствовали связующие нити и начало настоящей дружбы.
— Я думаю, пора спать, — повторила Элисон.
Когда Харриет поднималась вверх по узким ступенькам, она знала, что есть многое, о чем ей стоит подумать. Она обложила себя подушками в простой спальне с белыми стенами, в которой кто-то когда-то, наверное, очень давно выкрасил всю деревянную мебель ярко-голубой, как колокольчики, краской. Харриет представила себе Элисон в школьные годы усердно красящей, прикусив язычок между зубами.
Она хотела подумать, однако вторую ночь подряд она засыпала, как только закрывала глаза.
Утром Элисон очень внимательно прочитала все воскресные газеты. Харриет выпила несколько чашек кофе и бродила по саду. Казалось, что воздух был мягким. Низкое серое небо потеплело, слышалось пение птиц на вязах, ограничивающих сад. Тонкое покрывало нежной зелени, казалось, за ночь спустилось на землю, пряча темные контуры окружающих участок Элисон кустов.
Харриет шла медленно, внимательно разглядывая мох, пятнами покрывающий камни, которыми была вымощена дорожка, клейкие узелки почек и появившиеся молодые побеги. Предчувствие дождя в спокойном воздухе, казалось, делало утро еще более благодатным.
Харриет слушала звуки с соседнего участка за живой изгородью из бука. Шум был похож на шум от катанья ребенка на трехколесном велосипеде по бетонной дорожке. Время от времени он кричал:
— Посмотри! — И женский голос издалека хвалил и подбадривал его.
Запахи готовящейся еды смешивались с запахами земли, дыма и растений.
— Ваш сад очень красив, — похвалила Харриет, вернувшись в дом, — обработанный, но естественный. Мне жалко, что я не знаю половины растений в нем.
— Он сейчас не в лучшем виде, — вздохнула Элисон, не поднимая глаз от газеты. Мой вам совет — не увлекайтесь садоводством. В этом деле тирании столько же, сколько и удовольствия. Посмотрите, тут немного о «Пикокс».
Харриет склонилась над ее плечом.
Она прочитала, что ее компания медленно восстанавливается под руководством Дэвида Давентри после ухода Божьей милостью предпринимателя Харриет Пикок и что доверие Сити к высокоэффективной работе предприятия, производящего «Мейзу», очевидно, было непоколебимо.
— Кто этот Давентри? — спросила Элисон.
— Человек Робина. Способный администратор, я думаю. Довольно мрачный, насколько я помню.
Харриет отвечала автоматически. Когда она поняла то, что было написано, у нее перехватило дыхание, как будто кто-то ударил ее. «Пикокс» — больше не ее компания. Это фирма Робина и Дэвида Давентри. Эта конечность больше не дергалась, ее кровь больше не текла через нее. Она была отрезана.
Через несколько секунд она уклонилась от любознательности Элисон. Она полагала, что время от времени она будет забывать о том, что случилось, а воспоминания будут сопровождаться такими же ударами. Она будет забывать все больше и больше, а удары будут слабее.
Она почувствовала, что в ее теле стучит адреналин. Она хотела бежать к телефону, броситься в атаку или в оборону, но было слишком поздно. Она стукнулась ногой об угол стола, от чего задребезжала стоявшая на нем посуда.
Элисон сказала:
— Нам нужно горчицы, если у нас будет холодное мясо на ланч. Вчера вечером закончилась банка. В магазине в деревне она есть, и он работает по утрам в воскресенье.
— Я мешаю?
Элисон развернула деловую часть газеты.
— Нет. Просто нам нужна горчица.
Харриет надела пальто. Она шла по дорожке очень быстро, при этом ее тело потребляло больше адреналина, что позволило сердцу успокоиться. Кольца дыма висели над крышами аккуратного двойного ряда домов. Женщины в коротких, зеленых, теплых куртках прогуливали собак вдоль садов, усыпанных ярко-красными тюльпанами с полосами гиацинтов. Одна из собак несла в пасти скрученную газету. Горчица в магазине была, и Харриет ждала в очереди с другими покупателями, которые здоровались друг с другом и болтали с продавщицей за прилавком. Продавщица обслуживала покупателей очень медленно, и Харриет стояла, переминаясь с ноги на ногу.
Когда, наконец, подошла очередь, ее не исключили из общего правила обмена шутками. Продавщица положила горчицу в бумажный пакет с аккуратно обрезанными зубчатыми краями и внимательно посмотрела в лицо Харриет, когда передавала ей пакет.
— О, дорогая. Это в дорожном происшествии?
— Да, на машине, — согласилась Харриет.
За покрытым нейлоном плечом женщины Харриет увидела маленький плакат, отпечатанный на мягкой розовой бумаге, прикрепленный к стене клейкой лентой между объявлениями окружного совета о предполагаемых строительных работах. На плакате была изображена рука ладонью вверх с написанным от руки текстом: ОСТАНОВИТЕ БОТТРИЛЛА. По какой-то причине фамилия вызвала слабую ассоциацию в голове Харриет.
Она кивнула в сторону розового плаката, в основном, для того, чтобы отвлечь внимание от своего лица.
— Что значит «Остановите Боттрилла»?
Женщина прищелкнула языком.
— Вы не местная?
— Нет. Приехала на несколько дней.
— Ну, он один из больших людей из Лондона. Скупил массу земли с одной стороны деревни. У него есть план построить спальный город или просто новый город, или как там они его называют. Множество небольших домов. Это плохо, так ведь? Не должно быть этого города около такой маленькой деревни, как наша.
Тогда Харриет поняла, откуда возникли у нее ассоциации. БОТТРИЛЛ — это, вероятно, Кит Боттрилл, строительный магнат и крупнейший землевладелец. По тому, что она читала о нем, она знала, что его методы не всегда заслуживали одобрения, но он всегда добивался хороших результатов.
— Кто организует оппозицию?
— Ассоциация жителей Эвердена. Местные.
— Понятно.
Очередь за Харриет пришла в движение. Она положила горчицу в карман и вышла на тихую улицу. По дороге через Уитшиф она заметила, что автомобильная стоянка заполнена до отказа.
В коттедже она застала Элисон накрывающей на стол. Если бы Харриет готовила быстрый холодный ланч, то она собрала бы его элементы совершенно случайно и ела его стоя или расхаживая вокруг стола, если ее вообще интересовала еда. Но для Элисон каждая еда была событием, даже если она сидела за столом одна. Она достала из буфета красивые тарелки и разложила на них еду, а в центре стола поставила стакан с мелкими нарциссами. Она взяла у Харриет горчицу, поблагодарила ее и бросила солидную порцию в маленькую солонку из голубого стекла.