— Я выйду и позвоню Кэт. Она тоже будет рада увидеть вас. Заодно я куплю угля и что-нибудь из продуктов. Вы меня впустите, когда я вернусь? Я только один раз стукну, очень тихо.

Саймон смотрел прямо на нее. Его слезы высохли.

— Только один раз, — повторил он. — Очень тихо.

Из телефонной будки в конце ряда магазинов в двух кварталах от дома Саймона Харриет первым делом набрала номер «Пикокс». Она не была уверена, что вернется сегодня в офис. Карен должна была оставаться на посту.

— «Пикокс», — ответил приятный голос Карен после двух гудков.

Мысли об офисе, объединяющие вместе доски «Мейзу», заказы и материалы для прессы, сильно контрастировали с тем, что Харриет только что испытала. Голос Карен звучал тревожно на том конце провода.

— Вы видели сегодняшний «Экспресс»? — спросила она.

— Прочти, — велела Харриет.

Это была та же история. Лейтенант Арчер — герой из реальной жизни. Жизнь и смерть, «Мейзу» и деньги. Было даже еще кое-что — фотография Харриет, очень симпатичный портрет, и новая коробка «Мейзу». И другое, о доме Саймона со всеми зашторенными окнами, то есть о том, что она покинула пять минут назад.

Значит здесь был фотограф, направлявший свой объектив на окна Саймона.

— Скрытый смысл всего этого в том, что мы обдираем его, Харриет, — сказала Карен. — Но ведь мы же этого не делаем?

— Единственные, кого мы сильно обдираем, — это «Лендуит Эссоушиэйтс», — резко ответила Харриет. — Но они могут постоять за себя. Если кто-нибудь будет звонить по этим делам, Карен, то я в отъезде, а у тебя нет никаких данных.

— Хорошо. Звонил Робин Лендуит, спрашивал ваш контактный телефон.

— Ладно. Я вернусь, когда смогу, Карен. — Харриет повесила трубку.

«Больше здесь ничего не сделаешь, — сказала она про себя, — лишь бы «Мейзу» выжила».

Она получила то, что хотела. Известность распространяет известность, и ее не волновало, что другие газеты могут, в свою очередь, дать свои собственные версии. Она понимала, что это не принесет вреда «Мейзу». Она могла даже слышать свой собственный голос, весело повторяющий трюизм на какой-то праздничной выпивке о том, что любая известность — это хорошая известность.

Все, что она сможет сделать сегодня — это попытаться защитить Саймона от «хорошей» известности. Но того, что уже было сделано, не изменишь.

Харриет снова взяла трубку и набрала номер своей матери.

1983 год

В теплом воздухе рождественская елка распространяла аромат предвкушения и торжества. Харриет остановилась, чтобы вдохнуть его, восхищаясь морозным сверканием украшений.

— Как из дома моделей, не хуже.

Огоньки были крошечными белыми точками, шары были сделаны из полупрозрачного стекла, а на посеребренные ветки были надеты банты из белых лент. Здесь не было красных и зеленых блесток, пластиковых фонариков и таких ватных шариков, какие Кэт каждый год покупала для елки, стоящей под неудобным углом к лестнице на Сандерленд-авеню. Харриет заказала рождественскую елку для «Пикокс» по телефону, и этот заказ материализовался сегодня утром из фургона с надписью «Оформление интерьеров на все случаи жизни». Харриет радовалась, когда видела, что хорошие люди хорошо делают работу. «Если бы я давала большой прием, — размышляла Харриет, — действительно большой праздник фирмы, то я пригласила бы «Оформление интерьеров на все случаи жизни» для его организации».

— Она такая красивая, — сказала Карен.

Ее стол располагался с противоположной стороны приемной. Она сидела под прямым углом к бледной светлой деревянной поверхности с гигантским изображением эмблемы «Пикокс», украшенной веером из перьев, которая висела на стене позади нее. С одного конца ее стола располагалась рождественская композиция из плюща, остролиста и рождественских роз, поставленная той же фирмой, что и елка. Харриет подошла проверить ее, прикоснулась к вощеным завиткам листьев остролиста и шишечкам тычинок, окруженных лепестками цвета слоновой кости и оставляющих следы на кончиках пальцев.

— Это так, — согласилась Харриет.

— Я люблю Рождество, — сказала Карен, — я говорю себе: ты уже взрослая, чтобы так радоваться, но все равно каждый год это бывает.

Она бросила быстрый взгляд на Харриет перед тем, как начать беседу. Обычно Харриет была слишком занята для непринужденных бесед, а когда это бывало, ей не нравилось, что у других есть свободное время. Карен не осуждала ее за это, она понимала, что Харриет работает, не жалея себя, и это заставляло Карен относится к ней с большой предупредительностью.

«В любом случае, она босс», — говорила Карен Саре, секретарю Харриет, когда они обсуждали эту тему.

Сейчас Харриет улыбнулась Карен.

— Я знаю, я тоже.

Она оглядела все вокруг — от острых линий веера из перьев на бледной стене до аккуратного рабочего места Карен возле коммутатора и дальше до поблескивающей елки. Она вздохнула:

— Этот офис — подарок мне к Рождеству. Я еще не верю, что мы здесь.

Они уже находились в новом офисе в течение месяца. Харриет была горда. Хотя помещение не было сверхроскошным, оно было заново отремонтировано и располагалось в Сохо. Весь пол закрывал подходящий по цвету новый ковер, тяжелые двери были плотно подогнаны, и, таким образом, разговоры, которые велись за дверью были не слышны, и еще тут было достаточно места для восьми сотрудников, работающих полный рабочий день. «Пикокс» все еще расширялась.

— Это был неплохой год, — тихо сказала Карен.

Она чувствовала себя иногда так, как будто ее омывает стремительный поток. В течение шестнадцати месяцев с момента запуска в производство «Мейзу» обогнала по количеству продаж все игры на рынке. О ней столько писали, столько говорили, их столько было куплено, подарено и принято в подарок, что, казалось, в каждой семье в стране должна быть такая игра. «Мейзу» стали производить и в Америке, а в это Рождество ее продают по лицензии в тринадцати других странах.

«Чтобы добиться этого, — думала Карен, — Харриет превратила себя в торговый автомат». Было время, прошлым летом, когда, казалось, она не отказывалась ни от чего ради создания известности, лишь бы только внимание концентрировалось на ней и ни на ком другом. Бульварные газеты назвали ее «Девушка Мейзу».

Карен бросила быстрый взгляд на коммутатор. Две линии были заняты. Грэм Чандлер все еще разговаривал о выполнении печатных работ в Италии. Никто такого не ожидал, и это было прекрасно. Нельзя было допустить, что бы тот, кто звонил, прождал более двух гудков, когда Харриет стояла рядом. Даже если казалось, что праздничное настроение смягчило ее.

— Неплохой год, — повторила Харриет, — но что вы ждете в следующем, Карен, мы ведь еще только начали.

«Прежде всего рождественский отпуск, — подумала Карен. — Мне нужно отдохнуть».

— А что вы делаете на Рождество? — спросила она Харриет.

— Какое-то время с родителями. Хочу встретиться с некоторыми друзьями, если они еще помнят, кто я такая. А вы?

— То же самое.

Они улыбнулись друг другу, признавая неразумность чувств, вызываемых такими планами. Однако запах рождественской елки, гирлянды плюща и остролиста действовали на них обеих. Харриет бросила последний взгляд на белое и серебристое мерцание елки, взяла дневную почту, которую Карен подготовила для нее, и с меньшим рвением, чем обычно, понесла ее в свой кабинет.

Комната была еще пуста. Не было времени собрать картины или предметы интерьера. Единственным украшением на фоне бледных стен были коробки с «Мейзу». На это Рождество для продажи вместе с первоначальным вариантом, принесшим в прошлом году быстрый успех, Харриет запустила в производство новый вариант оформления. Доска была черной с белыми воротцами, а шарики, фишки и коробки были яркого первоначального цвета.

Харриет улыбалась, глядя на коробки с радугой. Они были почти такими же, как первые коробки «Головоломки». Это будет очень приятное для нее подтверждение правильности первоначального решения, если вариант с радугой в этом году обгонит доску Шамшуйпо.