Другая лестница, узкая и изгибающаяся под неудобным углом под скатом крыши, привела их на самый верхний этаж в спальни горничных. Здесь, наверху, маленькие черные каминные решетки были узкие, словно щели, и, казалось, что в них могут одновременно гореть лишь два уголька.

Полы из расколовшихся досок были местами покрыты безобразными скользкими лишайниками и зеленоватым мхом, а когда они взглянули наверх, то на этот раз они могли увидеть белеющее вечернее небо через прогнившие балки и разбитые шиферные листы. Над головой кружились птицы, готовясь устраиваться на ночлег на высоких деревьях. Харриет думала об их предшественниках, которые несколько поколений тому назад дали дому имя «Бердвуд».

И наконец, в самом высоком углу дома они подошли к маленькой полукруглой комнате на самом верху башенки.

— Я хотела прийти сюда, — прошептала Харриет.

Крошечные окна с круглым верхом позволяли осмотреть близлежащую местность с углом охвата двести градусов. Харриет наклонилась, чтобы посмотреть в одно из этих окошек на дома, процветающие фермы и извилистые дороги, ограниченные двумя рядами изгороди из боярышника.

Комната в башенке была похожа на обсерваторию или на наблюдательный пункт, принадлежавший какому-нибудь более древнему зданию, крепости или замку.

— Замок мистера Фарроу, — произнесла она вслух. Почти прямо под ней в середине широкой аллеи виднелся коттедж мисс Боулли.

Элисон была сердита.

— Это преступление, — сказала она. — Допустить, чтобы все пришло в такой упадок.

— Вы не знали, что этот дом принадлежит Эвердену?

— Нет. Не знала до тех пор, пока вы мне не сказали. Я не удивляюсь, что никто не говорит об этом.

Предположение Чарли Тимбелла оказалось, конечно, правильным. Харриет во время своих осторожных визитов узнала, что Эверден отнюдь не гордится своим пренебрежительным отношением к «Бердвуду». Но, как вздыхая сказал ей священник, они оказались в почти безвыходном положении. Дом по завещанию навечно принадлежал деревне, но не было средств на его содержание. Хотя никто даже не намекнул, Харриет поняла, что они оставят дом постепенно разрушаться до тех пор, пока его будет даже невозможно спасти, и тогда они, опечаленные и полные раскаяния, тихо продадут его. Специальные рабочие, орудуя шаром на цепи, снесут этот дом, чтобы очистить место для новых доходных домов. Кит Боттрилл ждал.

— Можем ли мы теперь уйти? — спросила Элисон. — Все это угнетающе действует.

— И в равной степени бросает вызов, — ответила Харриет. — Да, давайте пойдем домой.

Они стали спускаться, и под звуки тяжелых шагов по старым доскам Харриет представила себе, что она слышит другие звуки: коварный шум падающих капель, треск балок, грохот падающей штукатурки — звуки разваливающегося «Бердвуда».

Она думала о своих деньгах, как о бетоне, который она могла бы влить, чтобы укрепить этот дом.

«Мой замок», — подумала она.

Расстался бы Эверден с этим домом в обмен на требующееся ему расширение деревни. Или они предпочли бы увидеть, как Кит Боттрилл его совершенно разрушит?

Харриет не верила в это. Тревога Элисон, вызванная всем тем, что она увидела, усиливала ее оптимизм. Снова заперев двойные двери, она подумала, что «Бердвуд» мог бы заинтересовать Дэвида Хоукинза.

Был мягкий пасмурный вечер, и скоро стемнело. Когда Элисон и Харриет возвращались по тропинке к коттеджу, им снова понадобился фонарь.

Когда Элисон распахнула парадную дверь, они увидели коричневый конверт, лежавший внутри дома на половике для ног. Элисон подняла его и стала рассматривать. Когда она увидела имя адресата, она передала его Харриет.

— Это вам.

Внутри конверта находился только один сложенный листок дешевой почтовой бумаги. Харриет прочитала короткое послание. Оно было написано старомодным почерком с аккуратно поставленными точками над буквами «i» и с черточками, перечеркивающими буквы «t».

Чтобы удостовериться, она перечитала его снова. Харриет понимала, что без земли мисс Боулли у нее совсем нет никаких средств, чтобы пойти в атаку против Кита Боттрилла. Все идеи и планы архитекторов, объявления, плакаты — все это будет пустой болтовней, если она не будет управлять этим участком земли, вклинивающимся в строительную площадку.

«Если бы я предложила мисс Боулли меньше денег, — подумала Харриет. — Или если бы предложила их иначе или вручила более деликатно». Харриет чуть не вскрикнула от разочарования и крушения своих планов.

Элисон пристально взглянула на нее:

— Что случилось?

— Мисс Боулли не продаст.

Элисон выдохнула:

— О, Боже! Значит, это конец всему?

На этот вопрос у Харриет был немедленно готов ясный ответ. Конечно, это был не конец. Рано или поздно она получит так или иначе то, что хочет.

— Нет. Конечно, нет. Мы должны как-то обойти эту проблему, завоевать деревню и общественное мнение.

Она сложила послание мисс Боулли и засунула его в карман.

— Элисон, у вас есть шампанское?

— Где-то должна быть бутылка.

— Тогда давайте откроем ее и выпьем за строительный участок «Бердвуда», за стадию номер один, и к черту все остальное!

Элисон покачала головой, но Харриет улыбалась.

— Ладно. Если вы так сказали. Стадия номер один, благодаря ловкости рук.

Деревенский зал в Эвердене располагался в квадратном шлакобетонном здании, которое стояло немного в стороне от главной улицы, позади «Снопа пшеницы», на своем собственном огороженном забором участке, заросшем травой. На доске объявлений у ворот подробно сообщалось о летней ярмарке и расписании игр местной крикетной команды, а в самом центре доски объявлений было помещено квадратное объявление — черные буквы на неярком зеленом фоне.

Там было написано: ДЕЙСТВИЯ В ЗАЩИТУ ЭВЕРДЕНА. Под заголовком стояла дата, затем шли время и приглашение на собрание общественности, которое состоится в зале деревни Эверден. Объявление Харриет было сделано на высоком профессиональном уровне. Как же сильно оно отличалось от нежно-розового объявления, которое она впервые увидела в деревенском магазине и которое напомнило ей детскую игру «принеси и покупай».

Она не посмотрела на зеленое объявление, когда проходила мимо. Оно было знакомо ей, так как на каждом углу или в каждом оживленном месте по всей деревне можно было увидеть это объявление. Она выбрала кратчайший путь по пригорку, поросшему травой, ее внимание было приковано к двери зала. Но как только она оказалась внутри, она подвергла критическому осмотру и зал, и все его оформление.

Нагроможденные в зале стулья теперь были расставлены на нужном расстоянии друг от друга свободным полукругом вокруг сцены, расположенной в противоположном конце зала. Прямые линии казались бы формальными и отпугивали. Она же хотела, чтобы жители и налогоплательщики Эвердена почувствовали, что это не ее, а их собрание.

Затем она прошла на несколько шагов вперед и переставила стулья в последнем ряду на большее расстояние друг от друга. На случай, если придет мало народу, зал должен хотя бы выглядеть как можно более заполненным, а если явится прямо толпа, то можно будет вынести стулья из склада за сценой. Стульев было меньше, чем тех людей, которых, как она надеялась, привлечет это собрание; необходимость увеличить количество мест была ей приятна.

На стенах было много зеленых объявлений, а между ними были большие крупнозернистые фотографии. Слева висели фотографии строительных участков Боттрилла, а справа — несколько законченных планов Дэвида Хоукинза и наполовину законченного строительного участка, который посетила сама Харриет. Ей нравился контраст между ними. Над сценой висело большое полотнище с написанным в одну строку призывом, которым она тоже была довольна; это придавало празднику что-то домашнее, что и требовалось, по мнению Харриет. Слова призыва: «ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ БОТТРИЛЛУ — ЭТО ДЕЙСТВИЕ ЗА ЭВЕРДЕН», были написаны от руки. Она сама придумала этот призыв и не хотела отказываться от него только потому, что Дэвид Хоукинз слегка подшучивал над ней по этому поводу.