— Можно узнать почему?

— Из-за танцев. А еще потому, что люди бывают жестокими.

К своим подчиненным Даймонд обратился, когда все были в сборе. Сотрудники отдела критически поглядывали на новичка и старательно держали дистанцию.

— С Фредом Докинзом кое-кто из вас уже знаком. Он у нас на стажировке. Прибыл в критический момент, когда нам предстоит новое расследование. Вчера вечером Кит и Инге побывали в театре.

— За кулисы мы прорвались, назвавшись представителями прессы, — пояснила Ингеборг.

— И нашли то, о чем я спрашивал? — уточнил Даймонд.

Холлиуэлл достал футляр от очков и открыл его.

— Вот что нашлось в гримерной, которую в день премьеры занимала Клэрион Калхаун, — объявил Даймонд. — Мертвая бабочка в театре «Ройял» считается дурным предзнаменованием, живая — хорошим. Почему — не спрашивайте.

— Клэрион видела ее? — спросил младший из констеблей отдела Пол Гилберт.

— Этого мы не знаем. Нам неизвестно даже, слышала ли она про примету, связанную с бабочками.

— Думаете, кто-то подложил бабочку в гримерную?

— Не будем исключать и такую версию. Несчастное насекомое могло залететь в гримерную случайно. Я только что звонил в больницу Френчи и узнал, что Клэрион по-прежнему в ожоговом отделении. Значит, вопрос о том, действительно ли повреждена ее кожа, снят.

— Умышленное нанесение повреждений? — предположил инспектор Джон Лимен.

— Может быть. Инге, рассказывайте.

Она кивнула.

— Обнаружив бабочку, мы прошли за кулисы и узнали, что Дениз Пирсолл позвонила и сообщила, что она не в состоянии выполнять служебные обязанности.

Словно услышав сигнал, Докинз многозначительно покашлял.

— Хотите что-то сказать, Фред? — внутренне холодея, спросил Даймонд.

— Если можно, инспектор.

— Обращение «шеф» меня вполне устроит.

— Не знаю даже, важно это или нет… шеф.

— Выкладывайте, а то и мы никогда не узнаем.

— Вчера я побеседовал с мисс Пирсолл. Само собой, допрос в качестве подозреваемой встревожил ее, и она решила не появляться в театре.

— Учтем, — кивнул Даймонд и добавил: — Сегодня утром Дениз не отвечает на телефонные звонки и звонки в дверь.

— Мы можем получить санкцию на обыск в ее доме? — спросил Лимен.

— Нет. Для обыска у нас нет никаких оснований, — напомнила Ингеборг.

— Будем пока считать ее пропавшей без вести, — решил Даймонд. — Для начала разберемся с ее перемещениями. Узнаем, водила ли она машину, и если да, отдадим приказ всем постам вести наблюдение. Это ваша задача, Кит. Кроме того, надо добиться у больничного начальства разрешения встретиться с Клэрион и допросить ее. Инге, мы поедем в больницу вместе. К тому же тамошней лаборатории давным-давно пора закончить анализ следов грима на полотенце. Если он до сих пор не готов, я им задам жару. И добьюсь, чтобы анализ провели наши эксперты.

Докинза прихватил очередной приступ судорожного кашля.

— Фред, вы хотите спросить у меня, чем заняться вам, — опередил его Даймонд. — Вы умеете пользоваться компьютером?

— Печатаю без ошибок, но не так чтобы очень быстро… — начал Докинз.

— Гражданский персонал вам в помощь. Перепечатайте показания Дениз и Шермана. Когда будут поступать новые сведения, следите за тем, чтобы в компьютер попадало все, что имеет отношение к расследованию. Это важное задание, так что не подведите меня.

Больше Докинз ни о чем не спрашивал.

Найти ожоговое отделение в больнице Френчи оказалось нетрудно, а отдельную палату Клэрион — еще проще, так как перед дверью дежурил охранник в форме.

— К ней пришли, — заявил охранник. — Сейчас узнаю, можно ли вам войти.

Даймонд уже собирался двинуться напролом, но Ингеборг удержала его за локоть.

— Возможно, у нее сейчас процедуры, шеф.

Ситуация быстро разрешилась: из палаты вышел посетитель Клэрион — точнее, посетительница лет сорока, в черном пиджаке, красных брюках в обтяжку и лакированных туфлях.

— Надеюсь, вы не пресса, — без предисловий начала она.

Даймонд показал свое удостоверение.

— А вы кто?

— Тильда Бокс, агент Клэрион. Она слишком расстроена, чтобы принимать посетителей.

— Мы не посетители, — возразил Даймонд. — По-видимому, в понедельник вечером произошло уголовно наказуемое правонарушение, и наш долг — расследовать его.

Тильда Бокс скрестила руки на груди.

— В таком случае можете расспросить меня. Мне известно все.

— В другой раз, — уклончиво ответил Даймонд. — Лучше мы сразу пройдем в палату. Инге, идите вперед.

Даймонд проследовал за Инге в просторную палату. Он был готов к тому, что увидит пациентку с головой в бинтах, лежащую на кровати. Но обманулся в ожиданиях: Клэрион сидела в кресле и смотрела телевизор. Ее лицо, шею и видимую часть груди покрывал слой какой-то желтоватой мази. Нанесенный коже ущерб был очевиден, она свисала клочьями. При виде гостей пациентка мгновенно перекинула вперед длинные светлые волосы, прикрывая лицо.

— Кто вы такие?

Даймонд показал удостоверение и представил Ингеборг.

— Итак, — продолжал он, — теперь я вижу, что это не ваших рук дело. Наша задача — выяснить, кто виноват.

По-видимому, Клэрион какое-то время прикидывала, не разыграть ли непонимание. Пауза затянулась. Наконец, не выдержав, пациентка выпалила:

— Виноват театр, и я намерена подать на них в суд.

— Возможно, все не так просто, — отозвался Даймонд. — Винить следует того человека, который хотел причинить вам вред.

Растерявшись, Клэрион повернулась к нему и откинула волосы; пострадавшее лицо оказалось на виду. Кожа Клэрион восстанавливалась с поразительной быстротой, и все-таки верилось с трудом, что эти страшные ожоги когда-нибудь исчезнут полностью.

— Бред! Мне испортили кожу некачественным гримом.

— Вряд ли найдется хоть одна косметическая фирма, выпускающая настолько некачественную и вредную продукцию.

— Здешние врачи — известные на весь мир специалисты, они лечат меня от ожогов.

— С этим я и не спорю. Просто хочу сказать, что мы не знаем, каким именно способом грим сделали настолько опасным. У вас есть враги, Клэрион?

— Нет. — Отрицание прозвучало категорически.

В разговор вступила Ингеборг:

— Вам кто-нибудь угрожал в последнее время или в прошлом?

— Конечно, нет!

— Может быть, чокнутые поклонники?

— Мои поклонники выросли вместе со мной. Ведь мне уже под тридцать. В моем возрасте люди обычно берутся за ум. А гормональные бури и безумства остаются позади.

— Как в театре относились к вам на репетициях? — спросил Даймонд. — Вы же там, можно сказать, чужая.

— Эти люди — профессионалы. Мое имя было приманкой, благодаря которой билеты быстро раскупили. В театре поняли, что к чему, и смирились.

— Не припоминаете никаких проявлений враждебности? — допытывался Даймонд.

— Если кто-то и недолюбливал меня, я этого не замечала.

— Вернемся к вечеру понедельника, — продолжал Даймонд. — Когда вы прибыли в театр?

— Еще не было пяти. Я прошла к себе в гримерную и села повторить реплики. Примерно за сорок пять минут до того, как дали занавес, пришла Дениз, чтобы помочь мне с костюмом.

— К генеральной репетиции вас гримировала она же?

— Да.

— Как отреагировало ваше лицо на грим в первый раз? Был какой-нибудь дискомфорт?

— Ни малейшего. И в день премьеры Дениз накладывала грим точно так же, как накануне. Грим и кисти она принесла с собой. Сначала сняла с моего лица дневной макияж, затем нанесла тонким слоем увлажняющее средство, после него — основу, тени, подводку для глаз, губ… Никакого дискомфорта я не чувствовала.

— Каким очищающим средством она пользовалась? — спросила Ингеборг.

— По ее словам — кольдкремом и вяжущим лосьоном.

— Значит, жжение вы почувствовали не сразу, — подытожил Даймонд. — Сколько времени прошло?

— Не меньше двадцати минут, но не больше получаса.