Эта кровь спасла Уайта, ее вид отрезвил Даймонда.

— Признайтесь, — тяжело дыша, потребовал Даймонд, — вы помните, что сделали со мной. Мне необходимо услышать это.

Уайт только покачал головой.

Даймонд сжал пальцы в кулак, но заставил себя разжать его. Держать себя в руках ему стоило огромных усилий. Он отступил на шаг.

— Вы должны сказать мне правду.

Уайт стер с подбородка кровь и выговорил отчетливо, разделяя слова паузами:

— Я никогда не совершал никаких предосудительных действий по отношению к вам. К мальчикам меня никогда не тянуло. Под суд я попал, когда работал в частной школе для девочек, «Академии Маннингэм». Я соблазнял девочек лет четырнадцати или пятнадцати.

Даймонд в два счета осмыслил услышанное: по словам Майка, его мать где-то прочитала, что Уайта обвинили в непристойных действиях по отношению к несовершеннолетним в частной школе в Гемпшире. Видимо, миссис Глейзбрук сама сделала вывод, что жертвами Уайта были мальчики.

Истина стала известна Даймонду, но ничего не изменила. Оставалось лишь одно: выяснить, что произошло после спектакля о Ричарде III, и в первую очередь — в эпизодах, связанных с театром.

— Я твердо убежден: в те выходные, когда прошел спектакль, случилось нечто глубоко потрясшее меня, — сказал он Уайту. — В театре не было никого, кто мог бы пристать к восьмилетнему мальчишке?

— Думаю, нет, — ответил Уайт. — А если бы и нашелся кто-нибудь, ему не представилось бы шанса. Спектакль давали в церковном помещении, там всегда многолюдно.

То же самое вспоминалось и Даймонду.

— Как вы намерены поступить? — спросил Уайт. — Если в округе обо всем узнают, среди местных жителей начнется паника. Такое уже случалось. И мне каждый раз приходилось переезжать.

— Почему же вы просто не поменяли имя?

— Потому что человек, поменявший имя, выглядит более зловещей фигурой, когда другие наконец узнают, что он не тот, за кого себя выдает. К извращенцам, притворяющимся нормальными, относятся еще хуже.

Объяснение убедило Даймонда.

— Мой приезд к вам не имеет никакого отношения к моей работе. Никто в полиции не спросит меня, где я был и с кем беседовал. Глейзбрук и близко к вам не подойдет.

На обратном пути в больницу Даймонд напряженно думал о своем фиаско. Он лопухнулся, причем по-крупному. Он мог бы даже пристукнуть старика из-за ошибочных выводов. Даймонда сжигал стыд. Но он по-прежнему не знал, как побороть свою фобию.

Лью Роджерс ждал его у дверей реанимации.

— Что нового? — спросил Даймонд.

— На всякий случай Кейт оставили в больнице до завтрашнего утра, но похоже, она легко отделалась. Ее перевели в другую палату, там мы можем с ней поговорить. Два местных инспектора дорожной службы тоже ждут возможности допросить Кейт, а тем временем пьют кофе.

— Значит, попробуем их опередить.

В отдельной палате они застали Кейт в кресле возле кровати. На лбу у бывшей костюмерши красовалась ссадина, рука была загипсована. Посетителей Кейт встретила улыбкой.

— Приветик, милые мои!

— Вам повезло, — заметил Даймонд. — Чего не скажешь о вашей машине — мы видели, что ремонту она не подлежит. Вы знаете, чем была вызвана авария?

— Меня резко занесло на повороте, и я врезалась в дерево.

— Вы пытались избежать столкновения с другой машиной?

Она хихикнула: расспросы не испортили ей странно-игривого настроения.

— Подсказываете мне алиби? Вот спасибо! Но нет, в аварии виновата только я: неслась слишком быстро, а думала своим крохотным умишком совсем о другом.

— Об увольнении из театра «Ройял»?

— Да нет, что вы, с тех пор столько воды утекло! Просто грезила наяву, мечтала о роскошных самцах, с которыми я была бы не прочь переспать.

— Ее проверяли на алкоголь? — вполголоса спросил Даймонд у Роджерса.

Тот кивнул.

— Еще на месте аварии. Результат отрицательный.

Легкомысленную болтливость Кейт оставалось приписать только шоку или побочному действию лекарств.

Кейт объяснила Даймонду:

— Я не сажусь за руль, когда выпью. Но вместе со мной спасли и мою сумочку, а я держу в ней безотказное тонизирующее на случай стресса. Да не смотрите вы так укоризненно, дорогуша! Это коньяк. Лечебный.

Хорошо было уже то, что спиртное развязало ей язык, но не повергло в сон. Кейт изъяснялась вполне связно.

— Значит, вы ехали домой?

— Да. Сегодня отработала в театре последний день. Собрала свои пожитки и ушла.

— В подавленном настроении?

— Наоборот — в кровожадном! Черта с два в наших краях найдешь вакансию костюмера.

— Почему же вы тогда пренебрегали своими обязанностями?

— Только в последнее время. Два года я вылизывала ее, как Букингемский дворец. Ни единой жалобы, зато море похвал, а я в то время одевала актеров, занятых в больших постановках, — да, мальчики, можете мне поверить. Представляете, сколько раз меняют костюмы в мюзикле? И не жалкая горстка актеров, а больше двадцати танцовщиков, по девять костюмов на каждого! Костюмерная должна работать, как центр управления полетом.

— Почему же потом все разладилось?

— Кое-кто из моих подчиненных устроил саботаж.

— Дениз?

Кейт закатила глаза.

— О мертвых не принято говорить плохое, но эта сучка из кожи вон лезла, чтобы выжить меня! Она, видите ли, работала в этом театре дольше всех и хотела царить за кулисами. А когда увидела, что у меня в костюмерной полный порядок, прямо взбесилась.

— Завидовала?

— И не только. Сразу начались неприятности: пропадали костюмы, стиральная машина устраивала потопы. Однажды я пришла, а моя коллекция пуговиц, тысячи штук, рассыпана по всему полу. Актеры прибегали с жалобами, и я видела, что у них на костюмах перешиты метки, а швы распороты. Поначалу я старалась поскорее все исправить. А потом подумала: да какого черта! И перестала напрягаться. Вы себе представить не можете, сколько ехидных шуточек и прочих гадостей я от нее наслушалась!

— Она претендовала на ту же должность?

— Нет. Дениз была из тех людей, которые ни за что не возьмут на себя ответственность, зато первые раскритикуют каждого, кто отважится ее на себя взять.

— Мне казалось, до приезда в Бат Дениз занимала довольно высокую должность.

— Я не назвала бы высокой должность гримера в похоронной конторе.

— Разве не вы рассказывали мне, что она руководила театральной студией в Манчестере?

— В манчестерской тюрьме. Скорее, это была не работа, а волонтерская деятельность. — Кейт изо всех сил старалась развенчать жизненные достижения Дениз.

— Известно, что Дениз ездила с каким-то театром на гастроли в Боснию. Он-то наверняка был профессиональным.

— Дорогуша, какое там — просто гастрольная труппа. Все они вмещались в микроавтобус. Так что это был не театр, а балаган.

— Вы когда-нибудь пытались обвинить Дениз в том, что она подрывает ваш авторитет?

— Да, много раз, но у нее были связи в совете попечителей. Всякий раз, когда в костюмерной возникали проблемы, об этом докладывали Мелмоту. Мерзавка Дениз развернула целую кампанию, чтобы меня уволили, и наконец добилась своего.

— Она с ним спала?

— Вряд ли. Крючок-то она закидывала, но такую рыбку так просто не подцепишь. — Она усмехнулась. — Наверное, Мелмоту она и про нас с Хедли напела.

— Давно вы с Хедли Шерманом?..

— Близки? Не очень. Да, он меняет подружек как перчатки, я знаю, но он милый и сражался за меня, сколько мог. — Она вздохнула. — Только от него мало что зависит. Он же говорил: Клэрион в главной роли — это катастрофа, а его и слушать не стали.

— В тот вечер, когда убили Клэрион, вы с Хедли заперлись вдвоем в костюмерной.

— Секс был — просто улет! Ну-ну, не смущайтесь. Хед пришел в восторг, когда узнал, что театр спасен. И я была в отличном настроении и надеялась, что теперь-то мне снова дадут работу.

— Тогда Хедли Шерман и сообщил вам о приезде Клэрион?