— Орудия ремесла у нее в машине, — предположил Даймонд. — Надо найти ее. Компьютер в доме есть?

— Я его проверила, — отозвалась Инге. — Дениз, видимо, стирала полученные письма сразу после того, как прочитывала их, так что смотреть там почти нечего.

— В ванную заглядывали?

— Там почти пусто, только зубная паста да гель для душа, — сообщила Ингеборг. — Макияж она накладывала в спальне.

— Я имел в виду бытовую химию. Вроде каустической соды.

— Нашелся только флакон чистящего средства для сантехники. Это не одно и то же.

Даймонд заглянул во все шкафы на нижнем этаже, размышляя о том, что отсутствие в доме каустической соды еще не означает, что Дениз ни в чем не виновата. Соду она могла хранить в театре.

Наконец Даймонд решил, что они увидели достаточно.

Вернувшись на Мэнверс-стрит, Даймонд вызвал Докинза.

— Я слышал, вы отвлекаете разговорами гражданский персонал. Вам никто не давал распоряжения рассуждать о производственной дисциплине.

— О дисциплине? — Докинз не сразу понял, о чем речь. — А-а-а, вот вы о чем. Я цитировал Форда.

— Генри Форда? — Даймонду почему-то вспомнился владелец автомобильных предприятий.

— Джона. «Как жаль, что она шлюха».

— Сержант, в нашем отделе оскорбления под запретом.

— Это название пьесы эпохи короля Якова.

Ясно было, что никто не подготовил сотрудников уголовного отдела на Мэнверс-стрит к восприятию трагедий эпохи короля Якова.

— И часто вы цитируете пьесы?

— Я охарактеризовал бы данный случай как редкое потакание своим слабостям.

— Со слабостями завязывайте.

— Я обуздаю свою привычку, — пообещал Докинз и с жаром добавил: — Надеюсь, я не лишил себя перспективы… шеф.

«Ты лишился ее в ту же секунду, как вошел сюда в этом клоунском наряде», — мысленно отозвался Даймонд.

— Так вы театрал?

— Это еще одна моя слабость, — признался Докинз.

— Вам знакома пьеса, в которой играла Клэрион?

— К моему великому сожалению, я ее не видел. И потому не имел никаких преимуществ в беседе с мистером Шерманом.

— С Дениз Пирсолл вы тоже побеседовали. Проявления агрессии по отношению к Клэрион были?

— Лично я не заметил. Зато беспокойства было более чем достаточно.

— Вам не показалось, что оно вызвано чувством вины?

— Трудно судить. Угрызениями совести — может быть. Дениз Пирсолл, видимо, смирилась с мыслью, что ее грим — самая вероятная причина инцидента.

— Вы не спрашивали об этом напрямую?

— Она сказала, что открыла новые упаковки грима. Той же марки, которой она пользовалась раньше.

— Значит, она никого не пыталась винить?

— Вопрос о виновниках даже не возникал. Если хотите, можете убедиться сами: расшифрованная стенограмма этой беседы уже в компьютере.

— Отлично. — Докинз все-таки сумел заслужить похвалу в конце разговора, который начался критикой в его адрес. — Посмотрим, как вы покажете себя в дальнейшем.

Докинз кивнул и вышел из кабинета.

Рецензии наконец были опубликованы, и Хедли Шерман вздохнул с облегчением. Критики хвалили игру Гизеллы Уотлинг и не поднимали особого шума вокруг инцидента с Клэрион — сенсации, о которой раструбили в выпусках новостей накануне днем. Сегодня же заголовки гласили: «Успех дублерши», «Звездный вечер Гизеллы».

Шерман вырезал рецензии, чтобы приколоть на доску объявлений в коридоре возле гримерных. Но прежде он решил под предлогом обсуждения рецензий попытать удачи с Гизеллой.

— Видели? — спросил он, дождавшись, когда Гизелла явится в театр к утреннему спектаклю.

Рецензий она еще не читала. Но чувствовала себя на вершине блаженства, хоть и старалась держаться как ни в чем не бывало.

— Режиссеры, проводящие кастинги, не пропускают такие рецензии. — На актрис помоложе подобные отеческие знаки внимания и поощрения обычно действовали безотказно. — Беда Клэрион — ваш шанс. Кто знает, что он принесет.

— Я стараюсь не думать об этом, — отозвалась Гизелла. — Поверьте, мне совсем не хотелось заполучить роль таким образом. Мне так неприятно вспоминать о том, что случилось с Клэрион!

— Почему? Вы же ни в чем не виноваты, — выдержав паузу, Шерман добавил: — Если хотите, можете занять гримерную номер один.

— Спасибо, меня устраивает и теперешняя гримерная.

— Какую вы занимаете сейчас?

— Восьмую. Мне, пожалуй, уже пора наверх.

— Надеюсь, зал сегодня будет полон, и мы увидим хотя бы одну бабочку. Знаете примету театра «Ройял», связанную с бабочками?

— Да, мне рассказывали.

— Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу. Это по пути в гримерную.

В том же коридоре, что и дверь ее гримерной, находился выход к колосникам.

Шерман шагал следом за Гизеллой, любуясь ее плавно покачивающимися бедрами.

— В сороковые годы, когда началась вся эта история с бабочками, — рассказывал он, — Редж Мэддокс поставил для одного спектакля танец вокруг большой бабочки с крыльями, затянутыми кисеей. Одну из специально изготовленных бабочек подвесили на колосниках в качестве талисмана. Но увидеть ее может лишь тот, кому покажут, куда надо смотреть.

К этому моменту они уже были непосредственно за сценой. Прямо над ними метров на восемь возвышалось колосниковое пространство, отгороженное от сцены.

— Если запрокинуть голову, на самом верху можно увидеть бабочку, которая приносит удачу. — Шерман указал левой рукой вверх, а правой приобнял Гизеллу за плечи.

Она будто не заметила прикосновения. Шерман придвинулся так близко, кто ее волосы защекотали ему щеку.

Внезапно Гизелла напряглась, по ее телу пробежала дрожь.

Шерман поспешно убрал руку с ее плеч.

— Все хорошо, — заверил он.

— Нет, — сдавленным голосом произнесла она. — Плохо.

Перед входом в театр стояли полицейская машина и «скорая помощь», поодаль бурлила толпа зрителей.

— К служебному входу, — бросил Даймонд Киту Холлиуэллу, направляясь через тускло освещенное фойе. О том, что в театре ему всегда становится не по себе, Даймонду пришлось на время забыть. Когда выезжаешь на экстренный вызов, о личных антипатиях лучше не вспоминать. Даймонд с Холлиуэллом прошли за сцену и очутились под колосниками, где горстка актеров и рабочих сцены уже стояла, устремив взгляды вверх, на двух санитаров. Те направлялись по узкому рабочему мостику туда, где с прутьев фермы под решеткой колосников свисало, сложившись пополам, неподвижное тело с вытянутой рукой.

Некоторое время Даймонд стоял молча. Представлять себе падение на стальные прутья, падение, которое почти наверняка привело к перелому позвоночника, было жутко.

К нему подошел незнакомец, одетый в полосатый костюм.

— Я директор театра Хедли Шерман. Это я вызвал полицию.

— Вы не могли перепутать погибшую с кем-нибудь?

— Это Дениз, костюмерша Клэрион, — видите рыжие волосы? Вчера она позвонила и сказала, что к началу спектакля прийти в театр не сможет. Да простит меня Господь, мне и в голову не приходило, что она задумала самоубийство.

— Когда вы ее заметили? — спросил Даймонд.

— Двадцать минут назад. Гизелла, которая теперь играет Салли Боулз, как раз начинала готовиться к дневному спектаклю, а я решил кое-что показать ей здесь. Она подняла голову и увидела руку. И пережила страшный шок, как и я. Но попросила не отменять спектакль.

— Придется. Отправьте зрителей по домам.

Шерман ужаснулся:

— То есть как?.. Отменить спектакль перед самым началом? Это невозможно! Дениз была бы против.

— Ее мнения никто не спрашивает. Решение принимаю я.

— Но что я скажу публике?

— Сошлитесь на непредвиденные обстоятельства. Рекомендую вам сделать объявление прямо сейчас, если вы хотите, чтобы мы управились до вечернего спектакля. Проследите, чтобы никто из работающих в театре не покидал его. Возможно, нам понадобится провести допросы.

Багровый и разъяренный Шерман отдал распоряжения по своему мобильнику.